– Перестань, милая, – приобнял ее Герман. – Я тебе, если хочешь знать, напротив, благодарен за сегодняшний вечер. И знаешь почему?
– Догадываюсь…
– Вот именно, солнце ты мое! Следующей жертвой объявляю Хучрая! – провозгласил Герман.
– Жертвой культа личности, – хихикнула Галина.
– Ты просто читаешь мои мысли! – с восторгом заорал Герман. – Кто на культ личности замахнется, тот от культа личности и погибнет! Я лично так считаю.
– И правильно считаешь, – заранее одобрила Галина, хотя еще не совсем понимала, к чему клонит ее любовник.
16
Этот разговор они продолжили уже дома.
– А вот как ты думаешь, – спросил у Галины Герман, – Хучрай всерьез снял эту свою гадость? Ну то есть он действительно верит в то, что снимает, или нарочно, так сказать, конъюнктурствует?
– Второе, – убежденно сказала Галина.
– А вот и ошибаешься, – улыбнулся Герман. – Я этого Хучрая немного знаю. Он не из тех, кто кривит душой…
– Ну, ты его еще хвалить начни… – поморщилась Галина.
– Хвалить я не собираюсь, – покачал головой Герман, – но и зря наговаривать на человека не стану. Штука в том, что Хучрай всерьез считает, что именно так все и было при Сталине, как он про это снял. Я в этом убежден.
– Да что он тогда – безглазый, что ли? – возмутилась Галина. – Где он видел, чтобы такое происходило? Чтобы человека, во время войны попавшего в плен, потом на родине притесняли и жизни ему не давали?! Герман, ты сам посчитай, сколько у нас знакомых, побывавших в плену! И они ведь ни на что подобное не жаловались…
– Знаю, – согласился Герман. – Мне-то можешь не говорить об этом, а вот попробуй Хучраю!.. А, он тебя и слушать не станет, – тут же отмахнулся Графов.
– Но как это объяснить в таком случае? – искренне недоумевала Галина. – Если не конъюнктура, то что здесь тогда? Обыкновенная глупость разве что?..
– Не без этого, – вздохнул Герман. – А главное, понимаешь, есть такие люди, которые вечно чем-нибудь недовольны. Вот выиграли мы величайшую войну в истории, а они все равно брюзжат: культ личности, культ личности… Вот и мерещатся им на почве этого недовольства всякие байки про притеснения и злоупотребления…
– Как это – мерещатся? – опять не поняла Галина. – Как можно увидеть то, чего нет? Спьяну только или, может, мираж какой-нибудь… Но миражи вроде бы только в пустыне…
Герман усмехнулся:
– «У страха глаза велики» – слышала такое? Если человек хочет напугаться, он чего угодно испугается. Сам придумает что-то страшное и через секунду сам же в это и поверит. Психология гомо сапиенса – она, знаешь, избыточно заковыристая вещица…
– Хочешь сказать, – все еще недоверчиво уточнила Галина, – Хучрай сел писать сценарий, напридумывал там всяких страстей, а потом сам в них и поверил?!
– Именно, моя радость, – подтвердил Герман. – И я как раз подумал, что если уж он такой боязливый, то на этом мы и сыграем.
– Ты собрался напугать его до смерти? – усмехнулась Галина.
– Угу, – кивнул Герман.
– Ну, что-то это как-то… – засомневалась Галина. – Разве такое возможно?
– Еще как! – воскликнул Герман и даже вскочил на ноги. – Более того, я считаю, что абсолютно каждого человека можно напугать до смерти!
– Так-таки и каждого? – все еще не верила Галина.
– Конечно! – взмахнул руками Герман. – И каждый может легко себе представить собственную смерть такого рода… Вот, например, ты, Галочка, чего боишься?
– Сразу так и не скажу, – задумалась та. – Мышей, например.
– Нет, мышей – это мелко, – поморщился Герман. – Я тебе сам сейчас назову. Привидений, например, боишься?
– Привидений не существует, – хмыкнула Галина.
– Разумеется, но если бы ты вдруг увидела призрак, что бы тогда подумала?
– Не знаю, – пожала актриса плечами. – Что это неправда все. Что меня хотят напугать.
– Как бы не так, – замотал головой Герман. – В этот момент тебе будет не до анализа ситуации. Ты просто увидишь призрак и мгновенно на него отреагируешь. То бишь завизжишь, хлопнешься в обморок, не знаю еще что… Но уж поверь, ни при каком раскладе не станешь в такую минуту логически рассуждать: мол, привидений не существует и тому подобное…
– Допустим, – сказала Галина. – Но напугать человека до смерти привидением, думаю, все же нереально.
– Это смотря как напугать, – парировал Герман. – Если издалека показать, на горизонте, то, конечно, смертельного испуга это не вызовет. Но если, например, такое привидение выскочит на человека из-за угла да еще и зловеще завоет при этом…
– Ой, ужас какой, – поежилась Галина. – Но тогда и подложное привидение ни к чему. Просто выскакивай, и дело в шляпе.
– Суть не в привидении, – уточнил Герман, – а в том, кто чего боится… Универсальные способы до ужаса напугать кого угодно, пожалуй, все-таки есть. Можно, скажем, незаметно проникнуть к человеку в квартиру. Он думает, что находится дома один, а ты ночью внезапно выпрыгиваешь из шкафа, скажем, и как-нибудь так кошмарно рявкаешь…
– Жуть, – согласилась Галина. – Так действительно кого угодно можно убить… Так ты что, хочешь незаметно оказаться у Хучрая в квартире? Как тебе это удастся?
– Да нет же, – терпеливо сказал Герман. – Я вот о чем толкую: его надо напугать тем, чего он сам боится. А боится он, судя по его нелепой картине, ГУЛАГа.
– И как ты его в ГУЛАГ упрячешь? – пожала плечами Галина.
– Не упрячу, а только сделаю вид, что его собираются упрятать! И, разумеется, делать вид я буду не сам, поскольку меня-то он знает…
– А кто же тогда будет делать… этот вид? – захлопала ресницами Галина.
– Студенты, – пояснил Герман. – Вгиковцы. План такой: от имени Хучрая я пообещаю им роль в его новом фильме. Но только скажу: вы должны убедить глубокоуважаемого нашего мэтра в своих способностях. Изобразите-ка, мол, перед ним суровых энкавэдэшников, и, если он посчитает ваше исполнение правдоподобным, роли вам обеспечены.
– Гениально, – одобрила Галина. – А для полного правдоподобия дело, видимо, должно происходить на Лубянке?
– Да нет, Галочка, кто меня туда пустит…
– Где же тогда?
Герман сделал страшное лицо и призрачным голосом изрек:
– В черном воронке.
– Это что такое? – не поняла Галина.