О личной жизни забыть

– Так ведь это почти криминал. Кстати, а криминал можно назвать видом производственной деятельности?

– Еще какой! – развеселилась она. – Знаешь у братков от пистолетов какие мозоли? Вот такие! – Зоя показала какие.

– И если бы ты узнала, что и я в таком криминале замешан, то что?

– На это есть тюрьма. Ты в ней отсидишь свое и выйдешь совершенно чистым, невиновным человеком.

Такая простая логика его сразила.

– Ты, правда, так думаешь?

– Я пойду поставлю чайник, – сказала она и пошла на кухню.

4

Встреча с Терехиным на следующий день вышла совсем не такая, какой Петр ожидал. Виталий Борисович пришел в условленное место один и не соблюдал никаких видимых мер предосторожности. Словно это была случайная встреча старых знакомых, скажем, прежде живших где-то по соседству. Как казахи, едущие по степи, они долго говорили о том, что попадалось им на глаза: кооперативном кафе, киоске с мягким мороженым, платном туалете.

Потом Терехин просто сказал:

– Пока никаких особых заданий вам не будет. Больших финансовых вливаний у нас нет, поэтому мы платим обычно борзыми щенками.

Зацепин, воздерживаясь конкретно спрашивать, просто скосил на собеседника вопросительный взгляд, и тот тут же ему ответил:

– Через несколько дней вы получите заграничную командировку на два-три месяца. Это и будут наши борзые щенки. Надо же вам доказать, что мы на что-то умеем влиять.

– Получив такой аванс, мне, наверное, будет потом трудно вам отказать?

– Ни в коей мере. Мы шантажом не занимаемся, нам нужны сугубо добровольцы. Будем считать это небольшим вам подарком. Пока нам достаточно, что о нашей предыдущей встрече вы никому не сообщили.

– Почему вы так уверены? – запротестовал капитан. – Разве вы не знаете, что помимо письменных отчетов, существуют еще устные доклады, которые нигде не фиксируются.

– Езжайте в командировку, а после, если сочтете нужным, мне снова позвоните, – Виталий Борисович был само невозмутимое добродушие.

Его возможности Зацепин оценил уже через неделю по той злости и досаде, с которой Береговой отдал ему распоряжение готовиться к заграничному выезду.

В свою любимую Латинскую Америку Петр отбыл в качестве вербовщика. Формально в этом не было ничего удивительного. Профессиональных кадров в их конторе становилось все меньше, поэтому был резон проверить по этой самой трудной заграничной специализации и другие кадры бывалых разведчиков-нелегалов.

Командировка вышла пятьдесят на пятьдесят: в двух местах Зацепину сопутствовала удача, в двух – проигрыш. Но начальство в особой претензии не было. После развала Союза и уменьшения общего финансирования желающих сотрудничать с российской военной разведкой становилось все меньше.

5

Имеется кошка. Нет кошки. Даю кошке. Вижу кошку. Интересуюсь кошкой. Думаю о кошке. Уф! С ума сойти! Шесть падежей на одну бедную кошку. Как они только со всем этим разбираются? А буква «ы», которую не выговоришь, в собственной фамилии чего стоит! Еще и кошмарный свободный порядок слов в придачу.

«Мама мыла раму. Мама раму мыла. Мыла мама раму. Мыла раму мама. Раму мыла мама. Раму мама мыла». Три слова – шесть сочетаний. Если слов четыре, то фраз будет двадцать четыре. А от пяти слов и вовсе сто двадцать сочетаний. И все будет абсолютно грамотно. Как они в этой мешанине ухитряются находить что-то особо точное?

К концу восьмого класса Алекс не просто занимался русским языком, он впитывал его в себя килограммами и литрами. Даже по ночам ему снились совершенное и несовершенное время, синонимы и антонимы, печатные ругательства и непечатный мат. Он мог уже прочитать вслух любой текст, хоть и понимал из него едва ли четвертую часть. Самое удивительное, что он уже мог и писать со слуха достаточно правильно, порой только догадываясь о смысле написанного.

Одна из методик его обучения состояла в том, что одну и ту же книгу его заставляли читать и переписывать по несколько раз, чтобы сначала он понимал хотя бы общий смысл, потом мог усваивать часть текста, дальше еще больше и наконец процентов девяносто изучаемой книги.

Сегодня это был «Тарас Бульба», по которому он наедине с учительницей писал диктант.

– «…Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями…» Успеваешь? – спрашивала учительница, немолодая уже женщина с красиво уложенными на затылке волосами.

– Ольга Александровна, а почему эти тексты только из девятнадцатый век? – составив сначала эту фразу в голове, с сильным акцентом поинтересовался Алекс. – Разве в наше время в Россия совсем нет хорошие тексты?

– Да как бы тебе сказать? Сейчас все так перевернуто с ног на голову, что лучше опираться на старую проверенную временем русскую классику.

– А казаки, паны, светлицы, хаты это тоже очень нужно?

Она ответила не сразу.

– Ты хочешь потом бегать в библиотеку и непонятные слова по толковому словарю проверять?..

В класс не вошла, а ворвалась Даниловна.

– Ольга Александровна, а можно я у вас посижу.

Учительница строго посмотрела на нее.

– Только тебя тут и не хватало!

– Вы хотите, чтобы я обиделась и пошла хулиганить? Вот я не хочу хулиганить, а вы заставляете.

Ольга Александровна слегка встала в тупик от такой логики.

– Ты же Копылову мешать будешь?

– Он справится! – уверенно заявила староста.

– Ну что с тобой делать? Сиди.

Даниловна села на приличном расстоянии, знаками показывая, что она ниже травы, тише воды.

Алекс с трудом подавил улыбку. Учительница покачала головой и вернулась к диктанту.

«…оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников, когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек…» Написал?

– Сейчас. «…отважен человек»… – Копылов старательно писал.

– А он, правда, делает на странице уже не тридцать ошибок, а двадцать пять?.. – терпения Даниловне хватило ненадолго.

Ольга Александровна гневно замерла. Потом подошла к Алексу и протянула руку. Он послушно отдал ей то, что успел написать. И не глядя на гостью, учительница вышла из класса.

Алекс с укором посмотрел на старосту.

– Ну что я такого сказала?! – искренне недоумевала великовозрастная шалунья.

– У тебя кожа наверно как у слон.