Не принес ожидаемой радости и самострел. У него не оказалось никаких прицельных приспособлений, стрелять приходилось по наитию, которое дается только очень долгими тренировками. Мишка лишь с четвертого раза сумел попасть в толстенную сосну, а попав, тут же об этом пожалел – извлечь глубоко засевший в древесину болт, не повредив его, так и не удалось. Болтов было всего три штуки, и так глупо потерять один из них было чертовски обидно.
Сделав выводы из собственной ошибки, Мишка приспособился стрелять в глинистый береговой откос, прикрепляя к нему, в качестве мишеней, опавшие листья. Дело пошло на лад, но тут он потерял второй болт, еще глупее, чем первый. Просто-напросто случайно нажал на спуск, когда самострел был направлен в сторону реки.
В общем, настроение было под стать погоде.
С Нинеей, вроде бы такой ласковой и внимательной, тоже никак не удавалось поговорить на интересующие темы. Она либо вообще уходила от ответа, либо разговор начинал принимать весьма рискованный для Мишки оборот.
– Баба Нинея, а куда вся скотина из села подевалась? И поля все сжаты, и огороды убраны.
– Так вон же: ледник мясом забит, амбар зерном полон, и другого всего запасено – не на один год хватит.
– Но ты же одна не могла все это сделать?
– Свет не без добрых людей.
– Ты меня единственного крестильным именем называешь, а не родовым. Почему?
– А нет его у тебя… Вернее есть, но не такое, как у всех. Я попробовала узнать, да не разобрала.
– Ну что ты, баба Нинея, у моего отца сначала две девочки родились, а он все сына ждал, поэтому, когда я родился, он меня Жданом и назвал.
– Нет, не чувствуешь ты себя Жданом. Ты сам для себя Михайла, а когда в глубь себя заглядываешь, где и есть место родовому имени, ты себя опять Михайлой ощущаешь, только каким-то другим. Не понимаешь?
– Не понимаю, – честно признался Мишка. – Как это? Михайла, но не такой.
– Тебя в честь кого Михаилом крестили?
– В честь Святителя Михаила Митрополита Киевского.
– Он кем был?
– Первым Митрополитом на Руси.
– Да нет, – Нинея досадливо поморщилась, – из какого племени?
– Болгарином был.
– Вот смотри: болгарин – человек чужого племени…
– Но болгары – тоже славяне!
– Не перебивай! Во-первых, болгары – ближние родственники не нам, а булгарам, что далеко отсюда, на реке Каме живут. Они только язык и обычаи переняли, а кровь другая, хоть со славянской и перемешанная. Во-вторых, у них давно уже царство, наподобие греческого, то есть и обычаи они покорежили. В-третьих, у них вера греческая, то есть они и веру пращуров отринули, что славянских, что булгарских. Что там от истинных славян осталось?
– Но язык-то один?
– Язык у нас и с чехами, и с ляхами один, а ты их своими считаешь?
– Так они латинскую веру приняли! Ну ладно, не только в этом дело. Нет, не считаю.
– А чем болгары лучше? Перебил ты меня… Что ж я хотела-то?.. Да! Михаил! Чужой нам человек принес нам чужую веру. А про то, что у христиан большая часть не своя, а ворованная, я тебе уже говорила. Так вот: сам чужой, веру принес чужую, а мы должны от всей своей прежней жизни отказаться и жить так, как он нам укажет. Да еще не своим умом укажет, а так, как ему из Царьграда велят. А кто не согласен, тех – огнем и мечом. Ты себя таким Михаилом видишь?
– Н-нет, пожалуй, – подобные мысли никогда не приходили Мишке в голову. ТАМ он о таких вещах вообще не задумывался, а ЗДЕСЬ окружавшие его христиане никого огнем-мечом в свою веру не обращали. – Как-то у тебя, баба Нинея, все выходит… Полтора века уже прошло, неужели за это время не погнали бы христиан, если бы их вера в народе не прижилась?
– Да не о том я! Ты себя ощущаешь тем, кто пришел диким людям указывать, как надо жить, а как нет? Славян дикарями считаешь? Ну не всех, так хоть тех, кто крест не принял. Считаешь дикарями?
– Нет, конечно!
– А он считал! По его наущению княжий родич Добрыня приказал Новгород поджечь, когда туда попов не захотели пускать. Так со своими поступают? Вот ты бы мою деревню велел поджечь из-за того, что мы попов к себе не пустили?
– Да что ты говоришь! Нет, конечно!
– Но ты же святому, в честь которого назван, во всем подражать должен?
– Ну уж нет! Никого я жечь не собираюсь…
– Значит, первый Михаил, который на поверхности – не ты. Но есть в тебе еще и другой Михаил, который к вере христианской относится… даже не знаю, как сказать… Проще говоря, не христианин ты, но и в славянских богов тоже не веруешь. Так посторонний человек на чужую брань смотрит, которая его не касается.
– Вот и нет! У меня душа болит и за тех, и за других, потому что и те и другие – свои. И брань эта их только ослабляет!
– Вот этого Михаила я и люблю, его по имени и зову. Понял теперь?
– Понял.
– А я – нет! Откуда ты такой взялся? – выпад Нинеи был неожиданным и стремительным, как бросок змеи. – Не бывает таких детей!
– А ты, Нинея? Ты где училась? – парировал Мишка. – Библию на память знаешь, историю народов и государств ведаешь, дискутируешь, как богослов! Таких образованных княгинь или боярынь днем с огнем не сыщешь, а ты в деревеньке глухой сидишь… Ты-то откуда взялась? Не бывает таких деревенских старух!
– Вот и поговорили, Мишаня. Не бывает таких, как мы. Так, может, нас и нет?
– Ну, если ты сейчас еще и древнегреческих философов помянешь, то я точно поверю, что нас нет и все это мне только кажется.
– А сам-то кого из философов помнишь?
– Ну… Аристотеля, Геродота, Платона… погоди! Ты меня опять проверяешь?
– И много ты деревенских мальчишек видел, которые эти имена в разговорах поминают?
«Господи, не может быть! А почему не может? Максим Леонидович же не говорил, что мой предшественник мужчина!»
– Нинея Всеславна, а вы Максима Леонидовича не забыли еще?
– Кого?
– Ученого из Петербурга.
– Нашел все-таки, чем бабку уесть! – Нинея вовсе не обиделась, а поощрительно улыбнулась. – Не знаю я ученого Максима, не слыхала даже. Из греков, что ли?
«Блин, обидно! А как было бы здорово!»