Сотник. Позиционные игры

– Это у тебя против бабьего племени никакой защиты нет. Вот попомни мое слово – уведет тебя какая-нибудь девка, как телка на веревочке, и даже замычать не успеешь!

У поручика Василия от возмущения аж уши вспыхнули. Он смерил Артюху полным сожаления взглядом и провозгласил наставительно:

– Это тебя, как телка, блудницы на веревочке к греху тянут. Ибо ты на них с вожделением смотришь, а значит – уже согрешил. А блудники и прелюбодеи Царства Божия не наследуют. На жен взирать бесстрастно надобно – тогда они власти над нами иметь небудут…

«Ох, как тут все запущено, спасибо покойному отцу Михаилу, прости Господи…В их-то годы, да чтоб на девок бесстрастно смотреть? Этак и до импотенции недалеко. Нет, точно, как в том анекдоте – замуж, дура! Срочно замуж! В смысле – женить… И жену подобрать горячую, чтоб мозги на место встали».

На остальных отроков Роськина проповедь впечатления не произвела, и хотя спорить с ним о Святом Писании никто не решился, однако и поддержки его слова не встретили. Артюха только отмахнулся:

– Кто о чем, а ты о вожделении. Говорю тебе – наши песни девкам понравились. Да и сами они голосистые оказались. Кабы подольше там побыли, я бы такой хор затеял – не хуже, чем в крепости на посиделках! Вон дочери плотников едут – уж на что им нынче не до песен, а я вчера вечером слышал – две тихонько напевали что-то. Узнать бы чьи, голоса чистые, будто ангельские. Может, и ещё есть.

– Девки? – заржал Кузька. – Есть, как же… Даже и ничего очень. Какие у них голоса, не знаю, а вот это самое, – он изобразил руками в воздухе нечто волнообразное, должное обозначать очертания девичьих прелестей, и закончил под общие смешки, – все на своих местах!

* * *

Нет, не напрасно Ратников в своей прошлой жизни не любил всякие непредвиденные сюрпризы, внезапно сваливающиеся на голову поперек хорошо продуманным планам. Вот как-то не сложились у него с ними отношения – и все тут. Даже и приятные сами по себе вещи, функционируя в пожарном режиме, могут создать массу неприятностей, а уж неожиданные неприятности – и подавно… В последние годы жизни ТАМ так получалось, что «везло» именно не на нежданные праздники и подарки, а на катастрофы, включая вдовство, арест и следствие, когда жизнь резко и стремительно ломала свое течение, обрушиваясь, как река на порогах – и только щепки во все стороны.

Да, собственно, и здешний его опыт это только подтверждал – тот же князь на переправе, свалившийся у них на дороге, будь он неладен. Поэтому, когда на Княжьем Погосте навстречу передовому отряду из ворот выехали трое отроков с самострелами, Мишка напрягся в нехорошем предчувствии: его северный тезка – в просторечии большой пушистый песец – в очередной раз норовил подкрасться с тыла и вцепиться в загривок. Причем чувство это только усилилось, когда в самом мелком из всадников он узнал младшего брата.

Сенька пыжился изо всех сил, стараясь выглядеть как можно солиднее. Казалось, он и задумал этот выезд из ворот Княжьего Погоста навстречу возвращавшемуся из похода воинству, чтобы произвести впечатление на старшего брата. Затея, надо сказать, удалась, хотя и не совсем так, как рассчитывал самый младший Лисовин: уж очень потешно выглядела Сенькина мордаха в попытке соответствовать торжественности момента. И даже тревога, с которой молодой сотник встретил неожиданное появление братца, не умалила его стараний.

Мишка, скрыв улыбку, оценил и выправку, и лихой доклад по всей форме, но, отвечая на приветствие, совсем забыл про свою сотничью гривну, что не вовремя сверкнула из-под распахнувшегося тулупа. Она-то все и испортила. Сенькины глаза распахнулись, увеличившись чуть ли не вдвое, резко поменяли фокус, словно приклеившись к шее брата, а строго официальное выражение сползло с ребячьей физиономии и сменилось настолько восторженным обалдением, что стало понятно: весь остальной мир для Сеньки с этого мгновения перестал существовать. Он ничего не слышал и не видел, кроме золотой сотничьей гривны. Точно такой же, как у деда.

– Минь… – наконец, сглотнув, растерянно выдал мальчишка, окончательно разбивая вдребезги всю им же задуманную торжественность обстановки, и захлопал глазищами. – Это… это что?.. Гривна?.. Сотничья? Настоящая?.. А как?..

Лица его старших спутников – Леньки с Гринькой – выражали не меньшее обалдение, но парни сумели удержать себя в руках и промолчали, не поддавшись порыву, простительному младшему. То, что сопровождали Сеньку именно они, Мишка сразу отметил про себя, как дополнительный звоночек, подтвердивший его опасения: появление отроков в полутора переходах от Ратного, да ещё в таком составе, ничего хорошего не сулило, что не отменяло искренней радости при виде живых и здоровых купчат. Хоть и слышал он, что курсанты коммерческого отделения Академии благополучно добрались до крепости, но одно дело знать и совсем другое – убедиться в этом собственными глазами. Правда, слегка подпортило эту радость не к месту всплывшее воспоминание о том, что Ленька с Гринькой – родичи той самой вдовицы Арины, о судьбе которой отчего-то так неожиданно и подозрительно беспокоились самые разные люди в Турове – от дядюшки Никеши до мутного типа, приставшего к Мишке на пиру.

Благодаря тому, что Арина, кстати сказать, весьма привлекательная молодая женщина, неожиданно свалившись им всем на голову, умудрилась совершенно непонятным образом с ходу, можно сказать, изгоном взять такую неприступную крепость, как сердце Немого, и, с дедова благословения, была признана членом семьи, делало и этих мальчишек почти родичами. Во всяком случае, не чужими. Мишка ничего против такого родства не имел, тем более что где-то в обозе маячил отнюдь не бедный купчина Григорий, отец Леньки и дядька Гриньки. На глаза сотнику и бояричу он особо не лез, но, тем не менее, выдал пару весьма прозрачных намеков, позволявших строить некие, пока ещё смутные планы о создании противовеса ушлому дядюшке.

То, что Сенька прибыл на Княжий Погост в сопровождении исключительно лисовиновской родни, заставляло думать, что сделано это не просто так. Особенно если учесть, что дед и вся сотня должны уже находиться на месте, в Ратном.

Мишкины наихудшие ожидания оправдались, когда после приветствий Сенька, переварив новости про гривну и княжью милость, вспомнил, наконец, о своих обязанностях гонца и принялся докладывать о том, что произошло дома в их отсутствие. Новости оказались такими, что доклад пришлось прервать, и продолжил его Сенька уже в горнице боярина Федора, где собрались ближники, включая Илью, Егоров десяток и самого боярина. Герр Теодор желал знать подробности последних событий во вверенном ему территориальном округе.

А рассказывать было что! В Ратном случился самый настоящий холопский бунт, да такой, что едва-едва отбились. Корней чуть-чуть не успел – парой бы дней раньше, и сотня как раз подгадала бы к самому побоищу. Но и так не сплоховали: с Божьей помощью, бунтовщиков побили, а немногих сумевших уйти от расправы сотня до сих пор упорно и аккуратно вылавливала по лесу. Правда, и среди ратнинцев потерь хватало.

Холопы убили Беляну, жену Аристарха, а его самого тяжело ранили воины из-за болота, торопившиеся на подмогу бунтовщикам. Староста каким-то образом загодя узнал об их подходе и с теми ратнинцами, которые хоть как-то могли держать в руках оружие, включая немногочисленных новиков и даже воинских учеников, из засады перебил чужаков, но при этом попал под удар сам, да так, что Настена за его жизнь не ручалась.

Сеньку же в сопровождении старших отроков послала в погостную церковь боярыня Анна, заказать молебен о возвращении Михайлы и Младшей стражи. Вполне понятный порыв обеспокоенной матери, после всех событий переживавшей за судьбу старшего сына.

Боярин Федор не на шутку встревожился, как бы его дружок не закусил удила и от ярости не наломал дров вместе с головами. Егор тоже рвался домой: его жена, хоть телесно и не пострадала, но после всего случившегося слегла в горячке. Посему единогласно решили дневку не устраивать, а переночевать и с раннего утра трогаться в путь.

Но на этом сюрпризы судьбы не закончились. Поздно вечером Сенька, уже без свидетелей, тайно передал старшему брату послание от матери, предназначенное только для него. Оно-то и заставило Мишку сразу выкинуть из головы все предыдущие неприятности.

Глава 2

Ноябрь 1125 года Михайловская крепость и окрестности

Жадность фраера сгубила. В верности этого изречения Ратников не раз убеждался в ТОЙ жизни и сейчас лишний раз удостоверился, что судьба непременно найдет средство укоротить губы любителям их раскатывать, а за неожиданное везение всегда так или иначе приходится платить. Как правило, в прямой пропорции.

Обрадовавшись невиданной удаче, которая буквально сваливалась на них несколько раз за неполные полгода, ратнинцы нахапали себе холопов сверх всякой меры и несколько расслабились. Кое-кто и вовсе решил, что уж коли даже строптивых обитателей Куньева городища удалось прижать к ногтю, то жизнь удалась окончательно и бесповоротно. Вот только у многих новоявленных холопов на этот счет имелось свое мнение, которое естественным образом нашло отклик в умах полоняников из-за болота, пригнанных в конце лета.

Что в ту толпу некоторое время спустя затесался не один «засланный казачок», Мишка не сомневался: обалдевшим от такого столпотворения хозяевам своих бы холопов в лицо запомнить – где уж там чужих перебирать. Понятно, что все равно противнику приходилось проявлять осторожность «в тылу врага», и для «подрывной работы» им понадобилось какое-то время, но длительное отсутствие сотни эту работу значительно облегчило. Полыхнуть должно было непременно – и полыхнуло!

С какого перепугу в бунт ввязались семьи мальчишек из Младшей стражи, никто так и не понял – возможно, они и сами не смогли бы это объяснить. Скорее всего, вечное «все побежали, и я побежал», но судьбы бунтовщиков это ни в коей мере не облегчало. И, что гораздо хуже, Мишкиных отроков – тоже.

Корней от случившегося в буквальном смысле озверел, а поскольку сдерживать его некому – Аристарх лежал чуть не при смерти – воевода обильно залил кровью берега Пивени. Сенька сказал, что снег и лед до сих пор юшкой мечены, а дед щадить никого не намерен. В том числе и мальчишек.

Но даже если бы боярина удалось убедить, то помиловать бунтовщиков не позволила бы сотня. Равно как не намеревалась – не имела права! – оставлять в живых мстителей за казнь родных. Будущие кровники никому не нужны – этот подзабытый было урок ратники вспомнили мгновенно, затвердили намертво и повторять прошлые ошибки не собирались.

Какими соображениями руководствовался сотник, неизвестно. То ли хотел на глазах у всего села схватить ни о чем не подозревавших родичей осужденных бунтовщиков и попутно продемонстрировать Ратному свою верность заветам предков, а заодно и лишний раз напомнить остальным холопам, что «поднявший руку на хозяина повинен смерти», да не один, а со всей семьей. То ли, зная строптивость своего старшего внука, не желал давать тому ни малейшего шанса защитить своих людей, устраивая ещё один бунт, теперь уже Младшей стражи против власти сотника и воеводы… То ли вообще не думал о таких деталях, ибо привык к тому, что его приказы выполняются беспрекословно.

При всей убежденности ратнинцев в своей правоте и в своем праве, давать им это сомнительное поручение воевода не стал, а сговорился с Алексеем, который привел из похода собственную дружину. Вот его-то воям, чужакам в Ратном, и поручили сразу же, чтоб никто глазом не успел моргнуть, выхватить из строя указанных отроков, разоружить их и отдать на суд. Если же по каким-то причинам это не удастся, тогда просто пристрелить их из луков, чтобы не устраивать долгие разборки, чреватые ещё одной замятней.

Как Анна узнала про эти планы свекра – неведомо, но узнала, потому и отправила Сеньку навстречу Младшей страже, придумав вполне годный предлог с молебном и доверив младшему сыну передать Мишке на словах, какая встреча ожидает их в селе.

Именно эти новости и стали причиной того бардака, что устроил на въезде в ворота Илья, и поспешного, без заезда в Ратное, форсирования отроками Пивени. Никак нельзя было допускать, чтобы дед отдал приказ Младшей страже – неважно какой, ибо прилюдное неподчинение молодого сотника воеводе приравнялось бы к бунту, и тогда назад пути уже не осталось бы – только через кровь, и кровь немалую. А вот то, что отроки, не заходя в Ратное, самовольно ушли в крепость, давало шанс потом договориться почти без потери лица и этой крови избежать. Небольшой шанс, но, тем не менее, пренебрегать им не следовало. К тому же Мишка сильно надеялся, что новости, привезенные боярином Федором и Никифором из Турова, немного охладят голову и деду, и прочим горячим парням.

К счастью, мост оказался не разобранным, так как по льду на рысях идти было ещё опасно, а долго возиться с переправой на виду у всего Ратного не хотелось. В общем, после всего произошедшего Мишке для полного счастья не хватало как раз этого самого змея, в лучших креативных традициях приветствовавшего усталое войско при возвращении домой. Хотя, надо признать, что православная тематика изображения вполне соответствовала моменту.

Впрочем, в отличие от отроков, Ратников не мог себе позволить впасть в ступор, а посему оглянулся на младшего братца и нарочито весело поинтересовался, демонстрируя подчиненным свою невозмутимость:

– Сенька! Не знаешь, кто это у нас в крепости такой рукодельный нашелся? Додумались, тоже мне…

– Так это Кузнечик! – Сенька, как Мишка и ожидал, удивления не выказал, а глядя на эффект, произведенный на старших, лыбился, словно он сам этого чертового змея сделал и запустил. Впрочем, как тут же выяснилось, это предположение недалеко ушло от истины:

– Мы все ему делать помогали! Даже девки полотнище шили… Переживали только, чтоб когда вы приедете, ветер был, какой надо, а то бы не вышло так. А я сразу и сказал, что коли это книжная наука, так ты про нее знать должен. А они ещё спорили! А Кузнечик, он такой, он умеет…

Наличие в крепости какого-то Кузнечика, который «умеет», Мишке мало что прояснило, но разбираться с этим прямо сейчас было некогда – впереди ждала ещё одна переправа. Паром, в силу конструктивных недоработок не снабженный функцией ледокола, через реку уже не курсировал, а лед, недавно сковавший Пивень, был опасен, поэтому переход по нему на тот берег полусотни всадников оказался не самым простым занятием: пришлось спешиться, вести коней в поводу, да ещё и слеги перед собой накидывать. Едва управились до темноты. То, что из Ратного вслед за ними никто так и не пожаловал, конечно, утешало и вселяло надежду, что его расчет оказался верным, но окончательно Мишка успокоился, когда все отроки оказались в крепости, а ворота заперты.

Что бы там ни случилось, а мать от ритуала, заведенного при прошлом возвращении, из-за болота, отказываться не собиралась и приготовилась, как положено. Все атрибуты этого действа, включая построенных в торжественном карауле отроков и девок в лучших нарядах, а также остальных обитателей крепости, присутствовали в полном объеме. После обязательного доклада и прочих официальных мероприятий Мишка ненадолго уединился с матерью, чтобы узнать от нее детали замысла деда.

Только войдя в горницу, Мишка понял, насколько он соскучился по Анне. Лисовин в нем не забыл, что она – самый родной человек, а Ратникова резануло сочувствие при виде новых жестких складок возле губ и на лбу, и темных кругов под глазами. Новый статус боярыни и хозяйки в крепости давался ей явно не просто, но она держалась: вернувшееся из похода войско встречала Боярыня. Здесь же, с глазу на глаз, его ждала Мать.

– Ну, здрав будь… сотник? – Только глухой не расслышал бы в этом вопросе гордости за сына.

– Сотник, матушка!

– И… – полушепотом, – княжий зять?

– Откуда ты?.. – за вырвавшийся идиотский вопрос Мишка чуть себе язык не откусил.

«Ну конечно, ей уже обо всем доложили, и наверняка не один раз. Для всей Младшей стражи поголовно, что гривна, что Дунька – одинаково. Княжья награда».

– Оттуда! Птички на хвостах принесли!

Соглашаясь с невысказанными мыслями сына, Анна фыркнула самым неподобающим для боярыни образом и, не удержавшись, повторила вопрос:

– Так все-таки, сынок, правду они мне начирикали, а?