Шестая попытка

Глаза Кирилла пытались выхватить в сгустившейся темноте очертания комнаты, но не смогли. Он медленно опустил руку рядом с собой и нащупал теплое, нежное тело Вари.

Она спала тихо и только тогда, когда почувствовала сквозь сон его прикосновение, пошевелилась с довольным урчанием, но опять провалилась в безмолвный сон.

Волна облегчения обдала Кирилла с головы до ног. Словно с него сняли тяжелый груз и тут же вылили ушат ледяной колодезной воды.

Улыбнувшись самому себе и неласково обозвав себя, используя при этом несколько неприличных слов, Кирилл закрыл глаза, но тут же открыл их вновь. Он понял, что разбудило его – ноющая тяжесть внизу живота.

Туалет находился на первом этаже, в холле, у входной двери. Однако добраться до него было непросто. Свет упрямо не хотел включаться. Кирилл шел на ощупь в поисках очередного выключателя, а когда находил его, то просто бесполезно щелкал им – видимо, электричества не было во всем доме.

Кирилл спустился по лестнице, рискуя свалиться с нее в любой момент, и в такой же кромешной тьме, как и наверху, нащупал ручку туалетной двери.

К великому изумлению Кирилла, она была заперта.

Кирилл скривился от резкой, не сильной, но очень неприятной боли и постучался в дверь.

– Даша… ты тут? Почему ты закрылась? Мы же просили… – Кирилл не стал договаривать, потому что в ответ из-за двери не раздалось ни звука.

И вновь холодный пот струйкой потек по спине Кирилла. Он еще раз, скорее для собственного успокоения, постучался в дверь.

Боль резко усилилась, и Кирилл понял, что терпеть больше не может. Он нащупал ручку входной двери, щелкнул замком и вышел наружу.

За дверью, казалось, не было ничего: ни прохлады ночного воздуха, ни источников света, ни безмятежной тишины. Но Кирилл ничего вокруг не замечал. Не задерживаясь ни на минуту, он быстрым шагом пошел за дом, к небольшому саду, где располагался запасной, летний туалет.

Пройдя несколько шагов, Кирилл внезапно всем телом ударился обо что-то твердое и большое. Удар оказался сильным и очень чувствительным. Кирилл вскрикнул и упал на землю. Из носа потекла теплая струйка крови, судя по соленому привкусу.

Немного неуверенно Кирилл поднялся на ноги. Он вытянул руку вперед и сделал шаг. Потом еще один. Кончики его пальцев задели нечто мягкое и влажное.

– Нет… – прошептал Кирилл. – Не может быть!

Излучая холодный голубой свет, перед ним появилась стена. Как и в прошлую ночь, ее покрывал мох, а сама она неторопливо деформировалась, образуя такие же ленивые волны, бегущие по часовой стрелке к другим стенам.

Кирилл шагнул назад и вновь уселся на пол, в изумлении озираясь по сторонам. Он вдруг осознал, что боль прошла, и низ живота теперь не беспокоил.

Испугавшись собственной мысли, Кирилл потрогал штаны. Пижама оказалась сухой, и это успокоило его.

– Что за дела? – вырвалось вслух.

– Ничего нового… – Кирилл, услышав из-за спины голос Незнакомца, вздрогнул от неожиданности.

– Бред продолжается… – резюмировал Кирилл и тяжело вздохнул.

– Зачем же? Разбитый нос – это тоже бред?

Кирилл дотронулся до распухшего носа и болезненно вскрикнул.

– Советую, как проснешься, – Незнакомец выделил интонацией последнее слово, – приложи что-нибудь холодное.

Видимо, не дождавшись, пока Кирилл соизволит повернуться, Незнакомец обошел его и присел на корточки.

– Мы в прошлую встречу закончили на самом интересном месте, создав волнительную интригу. Правда, раскрывать ее ты так и не стал, как я понимаю. Ты и этот шанс растворил в своей же глупости, но тут уж… – Незнакомец пожал плечами. – Поэтому я просто завершу начатое дело.

Он вытянул руку с фотографией одноклассника Кирилла, которую он выбрал в прошлую ночь, подержал ее у глаз Кирилла некоторое время, а потом тихо произнес:

– Не угадал!

Фотография вспыхнула ярким пламенем и почти мгновенно сгорела, оставив от себя только неторопливо упавшую на пол щепотку пепла. Незнакомец встал и вернулся за спину Кирилла.

Когда Кирилл поднялся и осмотрелся, Незнакомец уже сидел на своем месте в углу.

Беглый взгляд по стенам не принес ничего нового. Все те же стены с огромным количеством фотографий внутри них. Но все же что-то изменилось. Кирилл никак не мог понять, что именно.

– Вам не надоело? – спросил Кирилл, рассматривая фотографии, узнавая в них приятелей и близких людей разной степени родства.

– Что именно? Ждать, пока ты, наконец, воспримешь происходящее всерьез? По правде сказать – да, начинает надоедать! – Незнакомец говорил медленно, с легкой леностью в голосе.

– Разыгрывать меня, – упрямство, с которым Кирилл продолжал настаивать на розыгрыше, удивляло даже его самого.

Незнакомец промолчал, хотя Кирилл и не ждал ответа. Он медленно шел вдоль стен, всматриваясь в фотографии, и не мог понять, что изменилось в комнате. Кирилл точно помнил, что в последней книге описывал именно это место, но детали комнаты, ее свойства и предназначение, стоило ему попасть сюда, не помнил. Странное ощущение.

– Сон… Если это не розыгрыш, то сон, иначе никак! – Кирилл пытался зацепиться в своем сознании за самую логичную причину происходящего.

Его взгляд привлекли фотографии дяди, тети и трех племянников. Он помнил их слабо, но точно знал, что в раннем детстве они все были не разлей вода. Их называли бандой.

Кирилл грустно взглянул на свое отражение между фотографиями племянников.

«Да, я теперь уже не тот отчаянный храбрец. Да и бандит из меня…», – подумал Кирилл, автоматически проведя рукой по уже чернеющему от щетины подбородку.

В сознание просочилась мысль о необходимости скорого бритья, но ее спугнул голос Незнакомца, и она тут же исчезла.

– Пусть будет сон. Переубеждать нет времени. Причем у тебя! Так что позволь помочь, дабы не затягивать. Объясню, что тут изменилось. Иначе ты себе голову сломаешь… – Незнакомец встал и подошел к Кириллу. Опять он словно читал мысли, и от этого мороз пробирал по коже. – Ты уже осмотрел все стены. Теперь пришла пора взглянуть себе под ноги. Видишь?

Кирилл посмотрел под ноги. Пол светился изнутри, как и остальные стены, и ничего подозрительного в нем Кирилл не заметил. Хотя…

– Он без фотографий! – осенило Кирилла.

– В точку! Для спящего ты очень шустро мыслишь, тебе не кажется? Именно так! В прошлый раз ты сделал свой выбор. Вслед за ним все фотографии с одной из стен исчезли. Да, не удивляйся, пол – это тоже стена. Комната – куб из шести стен, как и попыток. Математика простая, не сложная. Это облегчает тебе выбор – увеличивает шанс. В следующий раз при неправильном выборе исчезнет еще одна стена…

– И что все это значит?

Кирилл уже не пытался спорить со сном. Он решил играть по его правилам. Вот проснется, там и подумает, что происходит и как с этим бороться. А пока – надо просто досмотреть его до конца.

Незнакомец, как показалось Кириллу, «услышал» и эти мысли. Он криво улыбнулся, но от комментариев воздержался.

Кирилл услышал объяснения Незнакомца. Они были странными, но почему-то очень ему знакомыми, словно он и так это знал, но по непонятным причинам забыл.

Незнакомец же рассказал, что в эту комнату попадают люди, которые должны покинуть этот мир, в основном скоропостижно. Таким «везунчикам» дается шанс продлить свою жизнь. На это им отводится шесть дней, вернее ночей, потому что они попадают сюда во снах.

«Да, ты прав, это всего лишь сон, но не спеши с выводами! Он может оказаться большей реальностью, чем вся твоя жизнь!»

Дело в том, что в отдельных случаях, когда человек не получает искреннего прощения от того, кто вскоре умрет, он становится «якорем». Единственное предназначение такого «якоря» – уйти на дно вслед за своим «кораблем». Поэтому они умирают вскоре за теми, кто не смог их отпустить, привязав к себе сильнейшей обидой. Такие потенциальные «якоря» попадают в эту комнату, где им дается шанс разрубить невидимую цепь и остаться жить…

Все стены и пол с потолком в этой комнате в фотографиях. Это люди, с кем пересекалась линия жизни «якоря». Для удобства и помощи в выборе люди тут разделены на группы. На одной стене те, кто был для попавшего в комнату ориентиром, кто вел вперед и помогал развиваться. На противоположной ей стене – те, кто тянул назад, тормозил, вселял сомнения. Другая пара стен – с фотографиями тех, кто лукавил, был неискренен, хитрил и сбивал с намеченного пути, и тех, кто упрямо помогал на нем остаться. На потолке собраны те, кого сам человек поднял на небеса, создав из них кумиров, святых, ангелов, а под ногами те, кого он сам же и спустил в преисподнюю, растоптал, посчитал их вычеркнутыми из жизни. Как ни странно, но все стены обычно заполнены равномерно. Количество людей всех типов в жизни каждого человека обычно стремится к вселенскому равенству, поддерживая некий незримый баланс.

За шесть попыток надо было угадать, кто из них обижен так сильно, что не может простить. После сделанного выбора человек возвращается в реальность. У него будет время до следующего сна, чтобы попытаться получить прощение у своего выбора. Если он угадает и сможет добиться прощения – жизнь пойдет по прежним рельсам, сны этой комнаты станут короткими ночными кошмарами, благополучно оставленными в прошлом.

Если выбор оказывается неправильным, то человек вновь попадает в комнату для следующего выбора. Одна из стен при этом является уже без фотографий («не обязательно та, на которой ты сделаешь выбор, – в твоем случае это совпадение»), тем самым увеличивая шансы на удачу. Если за шесть раз он не узнает правды – не угадает, – то умрет. Такая же участь уготована тому, кто сделает правильный выбор, но добиться прощения не сможет.

– Если резюмировать, то тебе стоит запомнить одно: ты сможешь жить долго и счастливо, если найдешь того, кто не хочет прощать, и добьешься его милости. Если одно из этих двух условий не будет выполнено… – Незнакомец многозначительно замолчал.

Кирилл слабо улыбнулся. Речь Незнакомца сама по себе тянула на достойную психиатрической клиники фантазию, особенно если прибавить к ней описание этой комнаты и обстоятельства появления тут Кирилла. Но вот что странно: он мог думать об этом здраво и логично. Не это ли – явное доказательство того, что с рассудком все в полном порядке?

Кирилл уселся на пол, прямо у одной из стен.

– Значит, потолок – это мой первый выбор?

– Да! – Незнакомец выглядел очень довольным. – Вернее, выбор был сделан на другой стене. Потолок же просто исчез, чтобы помочь тебе в следующем выборе.

– Почему же я не помню его?

– Как бы тебе помягче объяснить… Ты вел себя немного странно, и комната заблокировала твою память, дабы сохранить возможность здраво мыслить.

– Странно? Это как? – неприятное предчувствие защекотало внутри живота, стремительно поднялось выше и затаилось комом в горле Кирилла.

– Думаю, теперь ты это можешь вспомнить. Не все, конечно, отрывки, но этого будет вполне достаточно, – Незнакомец улыбнулся, – чтобы понять, что произошло в первое посещение этой комнаты.

Некоторое время ничего не происходило. Незнакомец просто стоял и с уже раздражающей полуулыбкой смотрел на Кирилла.

Ничего вокруг не менялось. Кирилл на секунду подумал, что должен был выйти другой похожий незнакомец, открыть перед ним ноутбук и показать запись его неблагопристойного поведения. Либо зачитать это приключение в форме эссе. Возможно, и сам Незнакомец мог бы это сделать. Но тот продолжал стоять на месте, затормаживая реальность.

– И? – Кирилл вложил в этот короткий вопрос всю свою вежливость, все недоверие и иронию. Он не хотел ограничивать его одним словом, но изменения в комнате решили за него.

Кирилл увидел себя. В пижаме с темными полосками на белом фоне. Она словно светилась в окружающем полумраке.

Секундой позже Кирилл увидел и Незнакомца, прямо за спиной своего двойника. В немом изумлении, с нотками познавательного любопытства Кирилл смотрел на то, что происходило вокруг. Их двойники, похожие на две искусно сделанные голограммы, передвигались в рапиде, словно на ускоренной перемотке.

Кирилл видел разговор, в котором, вероятно, Незнакомец пытался объяснить ему, что к чему. За разговором шли бессмысленные хождения, суета и много слов. Что говорила его копия, слышно не было. «Кино» показывали без звука. Но тут и думать особо не надо было. Кирилл и так понял – говорил он практически то же самое, что и вчера.

А потом его копия запаниковала. Кирилл увидел, как тот, другой он, кричал что-то, шлепал по стенам дрожащими ладонями и даже, как показалось, угрожал Незнакомцу. Последнее, что сделала его копия, – указала на какую-то стену, прямо на одну из многочисленных фотографий, после чего все закончилось. Их копии растворились в полумраке, словно неокрепшие видения в момент возвращения сознания.

– И? – с явным удовольствием, с точностью повторив интонацию Кирилла, поинтересовался Незнакомец.

Кирилл вздохнул.

– Прошу извинить за меня того… первого. У меня тогда был трудный день, и я…

– Не надо извиняться и тем более что-то объяснять. Поверь, мне неинтересно, что у тебя там было. Этим пусть другие занимаются, это их работа.

– Другие? А есть и другие?

– Советую сделать выбор, – Незнакомец проигнорировал вопрос Кирилла.

Кирилл пропустил ремарку Незнакомца мимо ушей. Он еще раз прошел по периметру стен и в результате устало уселся у одной из них, прислонившись спиной к прохладной светящейся поверхности.

– Что ты делаешь? – голос Незнакомца впервые выдавал в нем искреннее удивление.

– А ничего особенного! Просто сижу! Мне надоели эти игры. Я не собираюсь им потакать. Посижу тут спокойно, дождусь пробуждения или пока этот затянувшийся розыгрыш закончится и вернусь к жене, дочке и нормальной жизни.

– Твоя жизнь, по крайней мере пока, тебе и решать! – Незнакомец развел руками и вернулся в свой полюбившийся угол.

Кирилл сидел у стены и молчал. Одна минута тянулась за другой. Тишина в комнате достигла своего совершенства. Вначале еще были слышны шорохи, дыхание, глухой, тяжелый звук перекатывающейся по пальцам Незнакомца монетки, но вскоре и эти раздражающие тишину звуковые волны затихли.

Кирилл не выносил тишину. Вернее, он часто окунался в ее прохладные объятия, но та тишина не была абсолютной, полной. В любом случае звуки, близкие и далекие, проникали под завесу тишины и разбавляли ее, делали не такой густой и тягучей. Но теперь она давила на него всей тяжестью, словно пытаясь удушить под своим весом.

Не в силах больше терпеть это оглушающее молчание, Кирилл встал и сделал несколько шагов. Едва слышный шорох пижамы успокоил его и приободрил.

По внутреннему ощущению, прошло уже очень много времени. Кирилл даже попытался представить это количество, вернее, ощутить его. Он решил, что утро уже должно было стучаться в окна спальни несмелым, теплым лучиком. Еще немного, и он проснется: от запаха свежезаваренного кофе или сладкого поцелуя. Хотя может статься и так, что сейчас откроется потайная дверь и его друзья возвратят ему былую жизнь, без розыгрышей и ночных бдений.

– А ты упрям!

Голос Незнакомца разорвал тишину, словно реактивный снаряд. Уши Кирилла заложило, а боль в них заставила даже вскрикнуть. Длилось это секунду, после чего и боль, и неприятные звуки исчезли.

– Что? – только и смог вымолвить ошарашенный Кирилл.

– Своим бездействием ты убиваешь себя. Время – вот кто сейчас твой самый страшный враг. Ты его недооцениваешь.

Кирилл застонал, но теперь не от боли. Ему все это надоело, он устал, хотелось жутко спать, а ведь сегодня намечено много дел.

Гневно сверля глазами Незнакомца, Кирилл наугад ткнул пальцем в стену.

– Вот мой выбор, кто бы это ни оказался! Довольны?

Незнакомец удрученно покачал головой и медленно подошел ближе. В его глазах Кирилл успел заметить участие. Или ему показалось? В любом случае это было последнее, что он запомнил.

Свет потух, и темнота поглотила его.

Темнота. Не тяжелая и непроглядная, а рыхлая и проницаемая. Сквозь нее, как через толстый слой марли, просачивались всполохи света, постепенно разрушая структуру и саму сущность тьмы. Вместе со светом сквозь рваную материю проникали неразборчивые полифонические звуки, словно где-то недалеко оркестр одновременно настраивал свои инструменты, рождая при этом бесформенную какофонию.

Кирилл воспринял свет и звуки разом, одновременно. Они казались тесно связанными, неразлучными друг от друга. Хотя в этом шумном, аморфном неблагозвучии выделялся громкий и противный сигнал: ритмичный, похожий на недовольный скрип плохо смазанной двери.

Этот звук раздражал, но именно он помог преодолеть остатки тьмы и вынырнуть в свет.

Первое, что увидел Кирилл, открыв глаза, – белый потолок, от которого веяло казенностью. Обычно его утро начиналось со взгляда на голубое небо с белыми облаками, умело нарисованными на потолке спальни его другом, художником. Сейчас же либо небо исчезло, либо его заволокло плотным слоем серых облаков.

Звук продолжал настойчиво раздражать своим идеальным ритмом. Кирилл повернул голову набок. Источником раздражения оказался небольшой аппарат, который предоставлял информацию о пульсе, давлении и прочих параметрах жизнедеятельности.

Кирилл не сразу понял, что видит на дисплее свои данные, но провода на груди и руках быстро его в этом убедили. Со все возрастающим удивлением Кирилл осмотрелся и понял, что находится в больничной палате, по всей видимости в отдельной, так как, кроме него, тут никого больше не было.

Пошарив глазами по не отличающимся разнообразием белым стенам палаты, Кирилл нашел настенные часы. Стрелки утверждали, что идет второй час дня. Свет за окном это подтверждал.

– Ого… – неопределенно прошептал себе под нос Кирилл.

– Кирилл!

Возглас раздался с другой стороны кровати, куда голова Кирилла еще не удосужилась повернуться.

Хозяйка голоса обняла Кирилла и поспешно, суетливо поцеловала его не только в губы, но и во все, до чего смогла дотянуться. Это была Варя. Растрепанные волосы, заплаканное, встревоженное, даже сквозь улыбку, лицо с усталыми глазами. Немного дрожащие от волнения руки.

– Милый… Ты проснулся! – Варя села рядом и положила голову на грудь Кириллу. – Как же ты нас испугал!

– Я ничего не понимаю! Что случилось?

– Не знаю… Никто не знает. Врачи говорят, что ты просто спал.

Голос Вари дрожал, то ли от нахлынувшего избавления от напряжения, то ли от волнения.

– Эка беда! – усмехнулся Кирилл. – Я, знаешь ли, периодически поддаюсь искушению хорошо поспать.

– Но… – Варя подбирала слова. – Ты спал долго, понимаешь?

Кирилл еще раз кинул взгляд на часы.

– Соглашусь, продрыхнуть до часа дня – это свинство, но не тащить же меня сразу в больницу?! – голос Кирилла, нарочито веселый, все же дрогнул от несмелого предчувствия беды.

– Да, до часа. Вот только… – Варя замялась на секунду. – Ты ничего не помнишь?

– Как ни странно, я помню все. Сон. Тот же, что и вчера. Почти тот же. И все. Никаких себе эксцессов.

Кирилл пытался говорить уверенно, но голос предательски дрожал.

– Кирилл, милый, ты проспал трое с половиной суток! Восемьдесят четыре часа… Мы не могли тебя разбудить. Испугались. Я не знала, что делать, позвонила Джереми, а тот, приехав, вызвал «Скорую».

Варя гладила Кирилла по голове, а он внимательно слушал, и самое странное, что испытывал от этого рассказа, – отсутствие удивления. С каждым словом реальность того, что происходило с ним две ночи кряду, проникала в каждую клетку его тела, охватывала сознание, подчиняя неумолимой действительности.

– Врачи так и не смогли поставить диагноз. Ты был абсолютно здоров, только спал крепко. И вот – проснулся. Милый!

Варя встала и подошла к двери.

– Я за доктором. Не засыпай больше, хорошо? – она слабо улыбнулась и скрылась за дверью.

Что бы сейчас ни происходило, Кирилл знал одно совершенно точно – теперь жизнь его не будет прежней, а возможно, она окажется намного короче, чем он предполагал и смел надеяться.

Джереми казался не на шутку встревоженным. Он сидел в гостиной в одном из уютных кресел. Рядом с ним на раскидистом и величавом диване, утопая в его многочисленных подушках, полулежал Кирилл. Между диваном и креслом примостился журнальный столик абстрактной формы, напоминающей кляксу. На черной лаковой поверхности столешницы одиноко скучал бокал с коньяком. Второй, хрустальный, сверкающий на солнце, бокал удобно устроился в руках Джереми.

– В это почти невозможно поверить, дружище! Не знай я тебя так хорошо… – Джереми рассеяно перекатывал янтарное содержимое стакана по стенкам.

– Согласен! Звучит как плохо придуманный бред, – Кирилл вздохнул, – а выглядит и того хуже.

– Послушай, может, все-таки сон?

– Что? – лениво переспросил Кирилл.

– Я имею в виду, может, все, что ты рассказал, действительно приснилось. Ну, понимаешь меня, да? Незнакомец этот, комната, стены…

– Я тоже на это надеялся, до того как очутился в больнице.

– Да… – Джереми сделал большой глоток, – твой странный, можно сказать, мертвый сон длиною в трое с половиной суток. Невероятно! Что сказали врачи?

– Они промолчали и развели руками. Впрочем, как обычно!

– А сам что думаешь? – Джереми встал с кресла и удобно устроился рядом с Кириллом на диване.

– Я сначала ничего не мог предположить, а сейчас… – Кирилл посмотрел на Джереми усталым взглядом. – Мне кажется, что Незнакомец предупреждал меня или хотел это сделать. Он ведь говорил, что время – мой самый страшный враг.

– Так и сказал?

– Да… Знаешь, я думаю, что время там течет по-иному. У меня в книге время в комнате просто останавливалось, замирало, но тут, в этой, чтоб ее, реальности, все наоборот – оно мчится вперед. Я прикинул: должно быть, каждая минута там – это час в нашем мире. Я пробыл во сне или где-то там, в комнате, около полутора часов, как мне показалось. Вот и набежало трое с половиной суток.

– Да, похоже на то… – Джереми одним глотком допил коньяк и встал с дивана. – Но ты все равно лечись. Пей таблетки. Мне Варя сказала, тебе антидепрессанты выписали. Думаю, скоро твой мозг научится опять расслабляться и все вернется на круги своя.

Кирилл печально улыбнулся.

– Ты мне не веришь, так ведь?

– Да не то чтобы… Но… Извини меня. Я хочу верить. Честно – хочу! Я тебя давно знаю, такие розыгрыши не в твоем стиле. Но как-то все не укладывается у меня в голове. Понимаешь?

– Понимаю! – Кирилл встал с дивана, подхватив свой стакан с коньяком. – Не бери в голову. Ты прав, скоро все наладится.

Джереми ловко, молниеносным движением перехватил стакан, который Кирилл поднес к губам, и залпом осушил до дна.

– Ты таблетки пьешь! Забыл? – объяснил Джереми удивленному Кириллу и кинул взгляд в окно, где из припаркованной машины выходили Варя и Даша. – Ладно! Мне в издательство надо! Держись, друг!

Внезапно засуетившийся Джереми похлопал Кирилла по плечу и быстро вышел из гостиной. Кирилл посмотрел на пустой стакан у себя в руках, хмыкнул, подошел к бару и налил себе ровно столько, сколько там было до отчаянного спасения Джереми.

– Ваше здоровье! – Кирилл поднял стакан в направлении ушедшего друга и в несколько глотков выпил янтарную жидкость.

Он подошел к окну. Сквозь полупрозрачную занавеску Кирилл видел, как Джереми помог вытащить из машины пакеты с продуктами и торт, затем поцеловал Варю в щеку и ушел. Даша в предвкушении встречи с папой бегала с веселым смехом вокруг машины. Варя счастливо улыбалась.

Она проводила взглядом Джереми, а затем, поудобней перехватив пакеты и торт, зашла с дочкой в дом.

– Милый! Мы дома! Смотри, кто приехал! – голос Вари разливался по комнатам, заполняя собой все их пространство.

Кирилл вышел навстречу жене и дочке. Даша, едва увидев отца, быстро подбежала к нему и через секунду уже была в нежных объятиях Кирилла.

– Соскучились по тебе, – шепнула Варя, на ходу целуя его в губы. – Пойдемте пить чай! Надо счастливое возвращение мужа и отца отпраздновать.

Анна поднялась на площадку квартиры Артема. Она еще раз, впрочем не особо надеясь на успех, позвонила ему в дверь. Все тот же залихватский соловей, и больше ничего. Зато дверь соседки приоткрылась, и оттуда осторожно, стараясь не шуметь, вышел Лестрейд.

Анна удивленно приподняла брови. Если бы кто-то ей описал картину, которую она могла сейчас наблюдать, то никогда бы не поверила. А тут… Сложно не верить собственным глазам.

Лестрейд в расстегнутой рубашке и белых плавках, как заправский шпион, медленно выходил из квартиры соседки и пристально, видимо опасаясь преследования, вглядывался в ее коридор. При этом под мышкой он зажимал брюки, а в руке нес за шнурки ботинки.

Двигаясь осторожно, стараясь не издавать ни звука, Лестрейд пытался застегнуть пуговицы на рубашке. Этому мешали ботинки, крепко зажатые белыми то ли от напряжения, то ли от страха пальцами. Оказавшись на лестничной площадке, Лестрейд медленно и очень осторожно прикрыл за собой дверь.