Сквозь время в вечность

Никогда не придавала значения появляющимся на теле родинкам. Оказывается, их у меня образовалось довольно много. Не помню, но уверена, в детстве у меня не было столько. А еще этот горький привкус во рту, ставший постоянным спутником моей жизни.

У меня рак. Разве можно подготовиться к такому ответу. Даже понимая, что с тобой не все хорошо, ожидая любого возможного сурового заключения врача. Слезы хлынули из глаз, моментально выпуская все накопившееся за последние недели напряжение. Я не могла остановиться. Врач бесчувственно пытался рассказать про мои дальнейшие действия, про ожидающее меня лечение. Миша был шокирован не меньше меня, но вовремя взял себя в руки. Обнимал, шептал какую-то чушь о том, что мы все переживем, все преодолеем, все победим. Знаю, что это не так. Но я не хочу умирать. Потому и ревела, сидя в кресле у доктора.

Слезы смывают тяжесть с души. Как следует выплакавшись, на какое-то мгновенье начинаешь чувствовать себя неплохо, будто ничего и не было, а уж если и есть какая беда, то обязательно все пройдет. Обманчивое чувство. Хорошо, что довольно быстро проходит. Реальность отрезвляет.

Что нам делать? Сухость врача и ни намека на возможность выздоровления. Таких как я у него было тысяча. Все со слезами и отказом верить. Наверное, он просто устал врать, что проведут лечение, тысячу химиотерапий, и все обязательно пройдет. Только Мишины заверения. Как же яростно он атаковал меня своими мыслями в успехе борьбы, подарил мне надежду. Его глаза горели. Смесь отчаяния, бешенства и решимости. Такой нежный, чуткий, мягкий, он преобразился. Что-то незнакомое в его чертах заражало меня уверенностью. Я поверила ему.

А что мне еще оставалось делать? Пережить боль, преодолеть страх, победить смерть. С ним мне все удастся сделать. Он моя единственная опора, мой единственный стимул к жизни. Ведь ради него я пожертвовала свою прежнюю. Сегодня был ровно год как я начала новую жизнь с ним. Можно ли было построить счастье на грехах прошлого? У меня не получилось. Мне не дал этого сделать Бог. Я сама виновата.

За все нужно платить. Эта мысль всегда невольно присутствовала во мне. Невозможно вынырнуть из воды сухими. Возникшую на пороке любовь нельзя сделать чистой.

***

Солнечные лучи, проскакивающие в комнату сквозь неплотно закрытые шторы, пробуждают меня своей яркостью. Сон еще не ушел, но начало нового дня постепенно прокрадывается в сознание. Действительно нового дня. Теперь все не будет как прежде. Все изменилось, нас ждет другая жизнь.

На удивление мне не снились ни ужасные, похожие на правду, реальности недалекого будущего, ни ласкающие своей неправдоподобностью сладкие мечты из прошлого. Ночь была без сна. Надеялась, что утро принесет перемены, откорректирует мои мысли, повернет мое сознание в оптимистическое направление. Понимаю, что сейчас это невозможно. Отключившись под действием снотворного и уйдя в сон вчера, я утром не изменилась, оставаясь в той же невыносимой печали, которую на меня обрушила реальность пришедшей беды.

– Доброе утро, родная.

– Ты давно не спишь?

– Ровно столько, что успел сделать тебе завтрак и собраться на работу.

– Можешь побыть сегодня дома?

– Сделаю все, чтобы освободиться раньше.

– Не оставляй меня одну.

– Ты же знаешь, что с того момента как мы встретились, ты больше никогда не будешь одна. Постараюсь освободиться как можно раньше.

– Так не хочется оставаться одной, мне становится тяжело быть в тишине. Моя голова наполняется всякими мыслями, плохими мыслями. Я не хочу быть одна.

– Это тяжесть общая для нас обоих. Я всегда буду тебя поддерживать, просто от того как ты сможешь побороть свое отчаяние и будет зависеть наш общий успех.

– Какая общая тяжесть, это ведь мне…

– Я люблю тебя.

Он наклонился ко мне и поцеловал, не дав закончить фразу, которую я не хотела говорить. Все это эмоции, не всегда подвластные воле хозяина. Как же он хорошо познал меня. И вовремя убегает, не дав буре негатива, такого лишнего и ненужного сейчас, обрушится на себя.

– Сам закрою, буду скоро.

Страх неминуемой смерти бросает в жар, от которого все тело горит огненной болью, внутренние органы сокращаются, сжимая организм в агонии, мозг отказывается соображать, превращаясь в подвластную инстинкту бесполезную серую жижу. Нет людей, которые не боятся смерти. Есть только те, кто еще не задумывался и те, кто уже умер, оставаясь еще живым.

Я никогда не думала, что мне будет так дико и безвыходно страшно. Почему так рано? Вчерашний день. Доктор подвел итог под небольшим кусочком моего существования, обозначив впереди новую границу, границу, которую переместить хоть немного дальше, продлевая себе жизнь, будет невероятным усилием, вызовом, борьбой с судьбой. Готова ли я к этой борьбе? Возможно ли побороть предначертанное?

У меня рак. Я обречена. Разве смогу жить дальше? Сколько мне осталось и что я успею сделать за это время? Как мне продолжать жить, зная, что я умираю? Никогда не вникала и даже не думала о том, что есть люди, живущие со своей болезнью, ежедневно сражающиеся с болью своего тела, с ужасом положения. Была уверена, что рак – это приговор. А разве это не так? И вообще, что же такое смерть? Всего лишь еще одна форма жизни, когда душа попадает в другой, лучший мир. Или же обычное быстрое и простое исчезновение одного из миллионов организмов, живущих на земле. Вот как получается: есть, был, жил, а потом все. Все, просто нет, исчезает, пропадает и забывается со временем. Но как же те, кто рядом со мной. А кто у меня остался? Муж. Только он будет страдать и помнить. Только в его памяти останусь.

Миша, Миша. Как же сильно он должен был сдерживать себя, свои мысли, эмоции и страхи, чтобы дать возможность мне опустошить свое сознание, обреченное мыслями о безвыходности. Я не могла успокоиться, весь вечер проведя в слезах. Рыдая. Уткнувшись в его мягкое плечо. Выливая на него всю свою обреченность. Он не утихомиривал мою истерику, не пытался меня утешать. Делал так, как нужно. Дал мне выпустить из себя всю злость, горечь, жалость и беспомощность. Что же чувствовал он?

Встаю с постели, тишина комнаты отдается звоном в ушах. Приятный аромат манит на кухню. Кофе и свежая выпечка. Банальная классика, но как же чертовски приятно попробовать еще теплый, пару часов назад появившейся на свет, легкий воздушный круассан. Романтика завтрака, покорившая миллионы. Даже горечь во рту не может противостоять заботе любящего меня. На пару минут все отошло в сторону, оставляя лишь приятное ощущение тающей во рту ванили.

Жизнь так устроена, что приходится находиться в постоянной борьбе. Но для того чтобы были силы противостоять всем напастям попадающимся на пути, чтобы преодолеть все препятствия, нужен источник этих самых сил. Нужна цель. Что-то, что будет манить тебя осознанием возможности достичь высшей точки, того самого момента, которое и будет значиться для тебя счастьем. Стремиться к ней, к этой заветной мечте. А когда достигнешь ее, обязательно появится новая, начнешь понимать, что это не самый пик, который ты можешь покорить, появляется желание большего.

А какая цель у меня сейчас? Постараться выжить? Но как, если теперь все не в моих руках. Теперь моя жизнь полностью зависит от того, смогут ли врачи договориться с моим телом, понять болезнь и победить ее. А что могу сделать я?

Так глупо, мы ведь действительно только начали жить. Разделавшись со своим прошлым, пытаясь создать наше будущее. Парадоксы судьбы? Очередное испытание? Запутанное и непонятное веяние жизни, которая так хочет лишить нас возможности быть вдвоем, возможности жить, даря себя нашей любви.

Что делать дальше? Бороться. Больше ничего не остается. Бороться ради него. Он будет несчастлив, если я не поддержу и брошу его стремление победить. Я же чувствую настрой сражаться, он полон сил и уверенности. Разве я могу подвести?

Подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Молодая симпатичная женщина, отдающие приятным отблеском солнечных лучей белоснежные волосы, яркие пронзающие озорством глаза, нежная кожа, красивое тело. Мы будем бороться с ним вместе. Наша любовь обязательно победит.

***

– Миша, я боюсь.

– Не переживай, я все время буду рядом с тобой.

Мы шли по небольшому парку, который вплотную примыкает к больнице. Я держалась за его руку, правда скорее это он обхватил меня и вёл по выложенной из бетонных квадратов дороге. Не слышу ничего вокруг, кажется, нас окружила тишина. Я слабо видела что впереди, опустив голову, разглядывала под ногами дорогу, которая в моих глазах отдавалась размытым светло-серым пятном, уходящим в туманную даль. Ничего не чувствую, ни жары, ни холода, ни боли, ни радости. Я не чувствую себя.

Моментально лечить обнаруженный во мне рак сразу не удалось. Для операции по удалению больного куска печени было уже поздно, опухоль выросла из тех возможных для удаления двадцати пяти процентов. Необходимые препараты для начала химиотерапии тоже пришлось ждать почти месяц. Покупку новых, за свой счет, я Мише сделать не разрешила. Для этого пришлось бы лишиться нашей квартиры.

Как я проводила все это время ожидания? Продолжала существовать. Каждый день терзая себя мыслями о грядущей смерти, о бесцельно прожитой жизни, о том, сколько всего я могла бы еще сделать и почему все это произошло со мной. О том, что я натворила. Миша ежедневно внушал, что болезнь излечима и что не стоит глушить себя, нужно думать только о хорошем. Жизнь не кончена.

Пыталась. Не получалось. Разве можно заставить себя думать о хорошем, когда ты умираешь? Испытывая ежедневную физическую боль? Внутренние самотерзания.

Последние несколько дней у меня полностью пропал аппетит. Я не хотела есть. Не хотела ничего. Только страх приближающейся терапии мучительно оставался комком в моем горле. «Тебе нужно нормально питаться», – Миша с силой заставлял меня есть. Как ему объяснить, что я потеряла вкус не только к еде? Ничего не хочу, я боюсь.

Нужно ли бороться? Наверное, да. Я ведь не успела еще столько сделать. Не успела показать Мише, как сильно его люблю. Дети, конечно же, я должна родить ему их. Он так этого хочет.

Он был сосредоточен. Остался сидеть в коридоре, в палату его не пустили. Эти воспоминания, они никогда не покинут меня. Лежу на больничной койке, и девушка в белом халате медленно вводит мне иглу в вену. Чувствую эту тянущуюся неприятную боль, словно при медленном нажатии на больной зуб, отдающуюся глубоко в моей голове. Лейкопластырь закрепляет в неподвижном положении иглу. Врач посмотрел на меня и, кивнув головой, начинает вводить мне в вену химикаты. Они должны отравить опухоль, попутно убивая все живое во мне. Как мне хочется почувствовать Мишину ладонь, сжать ее. Как же страшно.

Язвенно-жгучая, выжигающая все вокруг себя жидкость неторопливо начала втекать мне в вену. Кровь моментально подхватила ее и понесла, поглощая в себе, прямо к сердцу. Медленно, капля за каплей, химия растворяется в моей крови, полностью накрывая колющим онемением сначала руку, разрезая ее выемкой вен, постепенно чернеющих от яда, бегущего по ним. С ужасом жду, когда леденящее онемение затронет сердце. Оно замирает и, проводя через себя яд, отправляет его дальше по организму. Я словно дерево, корни которого обжигают огнем, продолжаю быть неподвижной, но с каждой влитой каплей все больше и больше ответвлений моих кровеносных вен и артерий болью прорисовываются у меня в голове. Паутина боли перед глазами, каждый затронутый участок.

– Постарайтесь подумать о чем-нибудь хорошем.

Совет доктора, который видит не в первый раз эти мучения. Как можно подумать о чем-нибудь другом? Как отвлечься от медленно распространяющейся боли по каждой клетке организма? Стараюсь выловить из памяти хоть какие-то воспоминания, попробовать отстраниться и очутиться в каком-нибудь ясном и добром дне своей жизни. Ничего не приходит. Перед глазами так же стоит чувственная карта моего исполосованного черными потоками яда тела. И жгучая пронизывающая боль. Дьявольская пытка.

Сколько прошло времени? Первая химиотерапия не самая длинная. По астрономическому времени. Только вот в сознании она протекает будто бы вечность. Я не могла встать. Меня не могли долго держать в больнице. Миша помог мне выйти из палаты. Он всегда был моей опорой. Медленно передвигаясь по бесконечным коридорам, мы шли к выходу. Я хотела вдохнуть воздух, чистый от химических запахов больницы. Смешно, а ведь он действительно отличался по ощущению от того, который окружал нас несколько часов назад. Видимо, так всегда, после перенесенных мучений, мозг перестраивается таким образом, чтобы в минимальное время вернуть человека к нормальной жизни, вытащив душу из окружившей болевой ямы, возвратить силы в ослабевшее, выбитое муками тело, вырывав из окружающего мира все то прекрасное, что не замечалось прежде.

Мы не успели выйти, меня начало тошнить. Боль сковала пустой желудок, меня рвало черной жидкостью, смесью желчи, крови и яда. Опустилась на колени, Миша придерживал меня, чтобы я полностью не рухнула на пол. Вокруг начали бегать и суетиться какие-то люди. Кто-то сказал: «После химии это нормально». В ушах шум, постепенно сменяющийся звоном, оглушительным, раскалывающим меня. Глаза медленно затекли черной пеленой яда. Я потеряла сознание.

***

Как же прекрасен этот непорочный, свободный, нетронутый болью воздух. Вдыхая его, начинаешь захлебываться идеальной, ни с чем не смешанной чистотой. Едва ощутимый солнечный свет ласково накрывал меня, разбиваясь на тысячи разноцветных лучей в моих полных слез глазах. Я не умела ценить свою жизнь, какая бы она ни была.

Мы прошли вглубь парка, и я попросила недолго посидеть на лавочке. Он обнимал меня, безостановочно говоря о том, какая я сильная, смелая и решительная, о том, что все смогу, справлюсь и буду всегда победительницей, и, конечно же, о том, как он меня отчаянно любит. А я смотрела высохшими от слез глазами на бредущую недалеко от нас рыжую кошку. Она лениво передвигалась между дикорастущими веточками невысоких кустов, настолько ловко и умело изгибая свое тело, завораживая своей гибкостью. Заметила нас и, недолго посмотрев, так же неохотно направилась к нам, всем своим видом показывая полное отсутствие в потребности к чему-либо. Кошка сама по себе, сильная в своей независимости, хозяйка своих чувств и инстинктов. Довольная свободой жизни.