Спартак, футбол и другие. Третье издание

Понятно, что команду вели. Но откуда информация, что спартачи везут во Францию и что хотят привезти обратно?! Это позже мы узнали, что в моисеевском ансамбле чуть не каждый третий был чекистом.

* * *

Похожая история случилась в конце 75-го. Мы летели в Италию на матч с «Миланом» в Кубке УЕФА. Известно, что Шереметьево все телефоны-автоматы прослушивалась. Наш нападающий Валера Андреев забыл валюту дома и по телефону попросил жену подвезти деньги в аэропорт. Валера подходит к Старостину уже после звонка домой:

– Я деньги забыл.

– Какие?

– Ну – те, – говорит Валера о валюте, – но жена обещала подвезти.

– Ну, дай бог, – отвечает Старостин. – Дай бог…

Команду тут же, после звонка, начали шерстить. Смотрю, а Чапай ходит по кругу, как будто ничего не происходит. Я волнуюсь – что делать-то, команде играть, сейчас не выпустят. А Старостин продолжает ходить по кругу, держа руки за спиной.

Но помог, как мы их называли, Дядя Ваня – один из работников КГБ, которые всегда сопровождали советские команды. Он под свое поручительство договорился, чтобы всех отпустили, а по возвращении несколько игроков стали невыездными. Но вообще-то, это было больше по незнанию, надо было просто декларировать деньги на таможне – я много играл в сборной и никогда проблем с этим не имел.

В команде, конечно, был разбор того самого «дела о мохере» – устроили собрание. Старостин обычно перед ними проводил инструктаж, готовил нас к выступлению, кому и что говорить: мохер, мол, купили детям, родственникам в подарок, но ни в коем случае не на продажу.

И вот команда отвечает на вопрос: тот купил 100 кусков мохера дедушке, тот бабушке, детям. И только Вася Калинов не врет: «Ну как зачем купил? Отпуск же скоро, деньги нужны! Этого мохера, если продать, на машину хватит!»

* * *

Вася Калинов – это трагическая судьба: поиграл на высшем уровне совсем немного (но как поиграл!), а затем просто пропал.

Как-то, когда я уже руководил мини-футбольным «Спартаком», а офис был в ДК «МЭЛЗ» на Семеновской, Вася приехал и попросил денег. По его словам, нужно было дать взятку, чтобы его устроили на работу охранником на автостоянку. Я понимал, что пропьет, но он приехал с сыном. Сергей, сын, сказал мне, что несколько дней не ел. Я повел парня в буфет, накормил, сказал, что дорогу он ко мне теперь знает и в любой момент может приехать. Как-то, много лет спустя, Сергей позвонил мне в эфир радиопрограммы – очень рад, что парень вырос. Да в кого! Года два назад в Якутске, куда я был зван послом футбола на детские олимпийские игры Азии, мне секретарь федерации шашек России сказал, что Сергей Калинов стал одним из лучших гроссмейстеров страны. И я очень этому порадовался.

* * *

В конце 72-го Симоняна все достало. Мало того, что год закончили неудачно – 11-е место (несколько игроков после той истории с мохером стали невыездными и команду покинули). Чувствовалось, что тренера обложили с разных сторон – как волка на охоте флажками, и этот образ Палыч как-то привел в интервью.

В конце 72-го он приехал ко мне домой. Сели на кухне, Никита Палыч и моя жена Татьяна выпили чуть-чуть коньячку, и тренер сказал страшные для меня слова: «Женя, я хочу уйти из «Спартака».

Все время думаю, почему он приехал ко мне. Возможно, потому, что к тому моменту я уже был признан лучшим футболистом страны, стал лидером «Спартака». Но он понимал, что мне – как второй отец, и первым обо всем должен узнать сын. Вскоре об этом узнали уже все, и той же зимой Симонян, с которым мы продолжали общаться, предложил съездить в гости к своему другу, режиссеру Эдмонду Кеосаяну. Тому самому, снявшему суперпопулярных «Неуловимых мстителей».

Пока ехали на Мосфильмовскую улицу, Палыч придумал розыгрыш: «Эдмонд болельщик «Спартака» и «Арарата», давай пошутим, что и ты со мной уходишь в Ереван».

Приезжаем, Симонян говорит:

– Эдмонд, надо принять решение – Ловчев просится в «Арарат», но я-то не могу ослаблять «Спартак». Что делать, подскажи.

Кеосаян задумался.

– Таак, ты сам, значит, уходишь, а ему запрещаешь? – наконец, заговорил. – Это почему так? В чем проблема?

Мы не выдержали, начали хохотать. Эдмонд понял шутку и не обиделся. Симонян позволял режиссеру, бывавшему на матчах «Арарата», сидеть рядом с собой на лавочке. Известна история, когда левый нападающий «Арарата» Николай Казарян помчался по бровке в атаку, а импульсивный Эдмонд вскочил и параллельно с ним по беговой дорожке тоже рванул к чужим воротам. Все равно как в биатлоне тренер гонит спортсмена! Народ на «Раздане» аплодировал стоя.

* * *

Как-то Эдмонд Кеосаян пригласил меня с женой на премьеру фильма в Дом кино, что недалеко от Маяковки, где жил Бесков. Кеосаян снял фильм «Мужчины»: об Армении, культуре, нравах республики. Я пришел туда с Володей Федотовым, с которым был дружен. Был зван и Бесков.

Нас узнали, за столик подсел артист, исполнявший главную роль. Когда банкет закончился, Константин Иванович говорит: «Все в машину». А нас, пассажиров, шестеро. Бесков сказал, что довезет до Маяковки, а дальше всех развезет Володя. В этот момент актер, главный герой фильма, подходит, стучит в окошко… Я думал, он хочет с нами попрощаться. Бесков же посчитал, что актер, узнав тренера, хочет поздороваться и попросить автограф.

Константин Иванович открыл окно, но вместо ручки и блокнота увидел протянутый червонец и услышал: «Шеф, довези ребят, куда попросят».

Бесков был в ярости. Нас знают, а его нет!

* * *

В тот год мы играли с «Араратом» принципиальный матч в Ереване. В какой-то момент команды сошлись врукопашную. Симоняну, наверное, было непросто сдержаться. Я поглядывал в его сторону, но Никита Палыч ни разу не встал с лавки.

Симонян в первый же свой год в «Арарате» стал чемпионом и выиграл Кубок, всем и все доказав. Тот финал – «Арарат» – «Динамо» (Киев) в Лужниках – это что-то особенное. С одной стороны, это трагедия Сан Саныча Севидова, тренера киевлян. «Динамо» вело в счете, и за пару минут до конца человечный, любивший футболистов как своих детей Севидов решил сделать приятное двум игрокам.

Почему двум? Потому что те, кто появлялся в финале на поле, вне зависимости от игрового времени, получали звание мастеров спорта. Севидов поменял двух форвардов – сначала Онищенко, а за минуту до конца основного времени – и Блохина. Меняли, по сути, тех, кто был рядом с бровкой. И вот трагедия – уже в компенсированное время игрок «Арарата» Левон Иштоян сравнял счет.

Я комментировал матч для телевидения и в самом конце спустился к полю, слышал, как ругался Олег Блохин: «Меня поменяли, Онищенко, кто забивать в дополнительное время будет?» В овертайме Иштоян забивает второй, победный, гол, а Севидова вскоре снимают с работы…

* * *

На следующий день в Ереване был праздник: на центральной площади города на спине памятнику Ленину нарисовали восьмерку, номер Иштояна. Симонян как-то рассказал анекдот:

– В Ленинакан на рынок пришел Пеле. Ходит по рынку, а его никто не узнает. Подходит к торговке: «Почему не узнаете?» Та спрашивает, что за человек. Пеле отвечает, что он самый знаменитый футболист. Торговка умиляется: «Левоник, как же ты, милый, загорел-то!»

Глава третья. Николай Старостин

Чапай. Все время на работе

Проезжая мимо метро «Красносельская», всегда притормаживал у здания на углу – там был офис московского городского совета общества «Спартак». В одном из окон я всегда различал силуэт Старостина. Он всегда был на работе.

Вот как проходило мое зачисление в «Спартак». Думаю, в других клубах все было более формально, а в «Спартаке» как будто в члены общественной организации принимали.

Ни накачек, ни «торжественно клянусь». Николай Петрович, когда я приехал на Красносельскую и зашел к нему в кабинет, что-то писал в блокноте. Дописал, снял очки и начал меня рассматривать. А у него был жест такой характерный: что-то говорил, протирая очки платком.

– Мы за тобой смотрели, хотели, чтобы ты играл у нас. Знаем, за кого ты болеешь, – сказал Старостин.

То есть нет напряга абсолютно, он со мной как дед с внуком говорил! Не как руководитель с футболистом, а как родственника воспринимал.

* * *

Он был вхож во все инстанции. Когда что-то выигрывали, команду принимали в Моссовете, а Старостин перед походом туда собирал с игроков просьбы, все записывал: этому мебельный гарнитур, тому телефон, третьему – машина, детский садик ребенку.

И Старостин, все подготовив, после приема оставался один на один с руководителем Моссовета и подавал списки. Однажды у меня вышел конфуз. Попросил провести телефон в квартиру, потому что сам получил отказ – и как раз в тот день, когда пошли в Моссовет. Я отдал эту бумагу Старостину, после чего вопрос быстро решили, сняв какой-то номер на телефонной станции.

Как сейчас помню, номер – 281-05-61. Телефон звонил без конца, часто – ночью. Звонили часа в три и говорили: «Что-то случилось с телефоном, проверьте – называли номер и клали трубку». Оказалось, то был номер справочной на телефонном узле, и я для звонивших был кем-то вроде мастера по ремонту телефонов. Рассказал о ситуации Старостину, и вскоре мне поменяли номер.

* * *

Или вот еще история. Отчима, в Алабушево, разбил инсульт. Старостин так спокойно после моей просьбы говорит (а я-то взволнован, человеку плохо, что делать?):