При переходе городов к повстанцам там, по казацкому обычаю, избирался круг для управления всеми делами, освобождались все колодники из тюрем, а ненавистных воевод, офицеров и других начальных людей «сажали в воду». Казна и имущество казненных «водяной смертью» делились между всеми повстанцами.
Атаман Хохлач призвал в булавинское войско много жителей Борисоглебска. С Волги к восставшим пришло человек пятьсот бурлаков, и среди них оказалось немало подвергавшихся гонению раскольников. Главарями у них были расстрига Филимон Иванов сын Поспелов, что жил в Симбирске чернецом, да еще расстрига, бывший в миру Тимофеем Игнатьевым сыном Добриным, а во иноках ему имя было Тарасий, да еще черный поп Мелентий. Были среди булавинцев русские, украинцы, башкиры, черемисы, чуваши, мордва, татары, ротяки, выступавшие не только против царя Петра, но и против своих богатеев.
В Пристанском городке ко времени выступления булавинцев в поход на Черкасск было двадцать тысяч повстанцев. Булавин создал из них большие отряды, назначив командирами надежных и бывалых людей. Для всадников имелись кони, захваченные на государевых заводах и в помещичьих имениях, а пехота продвигалась по реке на судах, отобранных у торговых людей. Не хватало только для всех оружия и мало было продовольствия.
В Черкасске прихода Булавина ждали многие его сторонники; вся подневольная беднота была на его стороне, и слух о том, что казаки-повстанцы двинулись к Черкасску, взбудоражил поселенцев на землях Северского Донца. Волнения захватили Палатовский, Усердский и Валуйский уезды. Из их жителей атаман Старо-айдарского городка Семен Драный собрал отряд в тысячу человек и без боя захватил Луганский городок, многие жители которого наряду с поселенцами Ямполя и ближних хуторов пополнили собой отряд Семена Драного. По землям Слободской Украины к Булавину сотнями тянулись запорожцы и украинцы с днепровского левобережья. На своем пути они разоряли богатеев, захватывали плывущие по рекам купеческие будары и лодки. По всему Придонью, почти до Тамбова и Козлова, отважно действовали все новые и новые отряды непокорных, в которых были и калмыки, отказавшиеся выступать на стороне правительственных войск. Откочевавшие из своих степей к Дону, эти калмыцкие племена находились в дружеских отношениях с донскими казаками и вместе с ними подходили на Орловщине к стенам города Мценска.
VIII
Добравшись по непогодным дорогам до Петербурга, нарочный гонец донес царю Петру весть об убийстве князя Юрия Долгорукого и о разгроме его отряда. Обеспокоенный Петр обратился к Меншикову, под началом которого было много конных казаков, призывая его «иметь осторожность от тех казаков, которые у вас есть в армии; и не худо, чтоб у них у всех лошадей отобрать до времени, чтобы не ушли туда ж».
А киевскому воеводе князю Димитрию Голицыну было приказано снарядить казаков харьковского и других полков для подавления восставших, «разбить и переловить и до расширения сего их воровства не допустить».
Стольник Бахметев, отличившийся при подавлении башкирского бунтовства, получил от Петра назначение возглавить отряд карателей, подобранных из царедворцев-помещиков: такие люди примут все меры для устранения и усмирения непокорных, не считаясь ни с чем.
Но, прибыв глубокой осенью в город Острогожск, бахметевский отряд до потеплевших апрельских дней отсиживался там, накаляя против восставших свою ярость. И Петр понял сделанную им промашку: нет, не сможет быть в должной мере Бахметев решительным и беспощадным. Брат убитого князя Долгорукого гвардии майор князь Василий будет надежным мстителем и за убитого единокровного родича и за преступное самовольство донских казаков. И Василию Долгорукому с приданными ему полками из семи тысяч человек предписано было незамедлительно направиться к Воронежу и Козлову, «чтобы огонь сей потушить, ходить по городкам и станицам, какие пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить».
Размах восстания убеждал Петра, что нельзя ограничиваться оборонительными мерами и следовало воспользоваться тем, что в войне со шведами наступила передышка: Карл XII двинулся в Саксонию, – следовательно, можно было использовать дополнительно некоторые воинские части для разгрома донских повстанцев.
А известие о движении Булавина к Черкасску еще более встревожило царя. Азовский воевода стольник Иван Толстой сообщил ему о разгроме старшинского войска атамана Максимова и успешном продвижении мятежников. Петр опасался, что они захватят Азов и Таганрог, где согнанные из разных мест для возведения укреплении крестьяне и сосланные в эти города стрельцы таили давнюю ненависть к установленным царем новым порядкам и могли в любой день и час примкнуть к восставшим.
В дополнение к отряду Бахметева и полкам Василия Долгорукого Петр приказал Меншикову срочно послать еще и драгунские полки – «иттить степью прямо на Таганрог.» Царь сам хотел отправиться на Дон и лично руководить подавлением булавинского мятежа, но его от этого похода удерживала внезапно обострившаяся простудная болезнь.
«Нам до черни дела нет; нам дело до бояр и которые неправду делают, а вы голутьба все идите со всех городов, конные и пешие, нагие и босые! Идите! Не опасайтесь! Будут вам кони и ружья, и платье, и денежное довольствие», – щедро обещал Булавин, продолжая рассылать свои «прелестные письма» по русским городам. И предупреждал, грозил: «А вы, стольники и воеводы и всякие приказные люди! Не держите чернь и по городам не хватайте и пропускайте всех к нам в донские городки, а кто будет держать чернь и не отпускать, и тем людям смертная казнь!»
Из Пристанского городка пришел в Тамбов церковный дьячок села Княжова и рассказывал: «Воры говорят, чтоб им достать козловского воеводу князя Волконского. А в Тамбов придет сам Булавин и при нем семнадцать тысяч войска, да еще с ним же каракалпаки, и намерение всех, воровски собравшись, идти по городам, чтоб всех старшин побить».
По признанию воронежского воеводы, «воровские казаки неволею никого к себе не брали». Бежали солдаты и драгуны из правительственных полков, но не было беглецов из повстанческих отрядов, и когда булавинцы захватывали в плен противников, то расправлялись с начальными людьми, солдатам же предоставляли выбор: присоединиться к повстанцам или уходить, куда хотят. А куда тем было уходить? Домой? Там их снова заберут да еще заставят отведать батогов, – лучше идти с булавинцами, обещающими вольную жизнь. Не знакомых с военным делом солдаты и драгуны обучали простейшим приемам обращения с оружием, и всегда они были желанными людьми в повстанческих отрядах.
Атаманы станиц, находившихся на пути Булавина к Черкасску, писали ему: «Хотя ты и пойдешь мимо нашей станицы и мы по тебе будем бить пыжами из мелкого ружья. А ты також вели своему войску бить по нас пыжами. И буде ты скоро управишься, и ты скорей приступай к Черкасскому».
А и привыкать нам, донским казакам, к бою-подвигу,
Ой да привыкать нам нападать на царевы полчища, —
Да мы царю же не сдадим своей вольной вольницы,
Ой да за Булавина отдадим свои буйны головы.
Да не убить-то царю славный род людской,
Ой да постоим же за правду грудью-кровью мы, —
пели по Придонью.
Из песни слова не выкинешь, и, как сказано в ней, отдавали казаки за Булавина свои буйны головы.
Стольник Бахметев, отстоявшись до весны в Острогожске, пошел со своим войском на Битюг, соединился близ селенья Чиглы с войсками полковника Тевяшева и воронежским отрядом Рыкмана, да недалеко от переправы через Битюг дали они бой тысячному отряду повстанцев, командиром которых был Лукьян Хохлач. Бой длился три часа, и исход его решило численное превосходство правительственных войск, сломивших ожесточенное сопротивление повстанцев. Лишь небольшая часть их спаслась, укрывшись в прибрежных лесах.
Зато в походе на Черкасск булавинцы не понесли никаких потерь, хотя город был хорошо укреплен. Более полусотни орудий стояло на бастионах его крепости, и они могли в любую минуту открыть стрельбу. Гарнизон Черкасска состоял из четырех тысяч человек, но быстрому захвату города как раз и способствовали сами его защитники.
Чтобы расположить к себе Булавина, черкасские домовитые казаки выдали ему войскового атамана Лукьяна Максимова с несколькими старшинами, и Булавин не замедлил расправиться с ними, предав их смертной казни. После этого следовало решить, кого выбрать новым атаманом Войска Донского, и домовитые казаки, все воины-повстанцы и казацкая голытьба в один голос назвали Кондрата Булавина.
Огляделась после овладения Черкасском повстанческая беднота и уже намерилась было побить местных «природных» казаков, – сам Булавин говорил об этом как об одной из главных целей своего похода сюда. Все помыслы голытьбы сводились к тому, как бы поскорей раздуванить имущество домовитых, но атаман все еще не давал знака к этому.
Улавливая на себе косые взгляды неимущих, зажиточные казаки поняли грозившую им опасность оказаться не только разоренными, но и лишенными живота. Это куда страшнее, нежели держать ответ за свои вольнодумные намерения перед кем-либо из царских правителей, и начался отход домовитых, еще так недавно охотно сопутствовавших восстанию. Имея у себя большие запасы хлеба, они припрятали его, надеясь вынудить голодающую бедноту уйти из городка. Своих голутвенных казаков можно было бы окоротить, а российскую голытьбу не так-то просто утихомирить и лучше поскорее избавиться от нее, наказав здешней бескормицей.
– У гольтепы атаманы Драный, Голый, Лоскут, – по самим этим кличкам видно, что нищеброды, – презрительно отзывались о них домовитые казаки.
– Чего нам об ихних вольностях беспокоиться, нам только бы хлеба добыть, зипунов да хоть малого жалованья, – заявляли гультяи. – Нечего тут прохлаждаться боле, пойдем Азов добывать.
так, что, оставаясь в Черкасске, Булавин раздробил свои силы; сборы войска для похода на Азов были поспешны, и действия их непродуманы. С уходом же из Черкасска главных повстанческих войск стали поднимать голову заговорщики из числа домовитых. Не верили они, что хорошо укрепленный Азов будет повстанцами взят, и некоторые домовитые сами бежали туда под укрытие. Азов действительно был сильной крепостью со множеством пушек и хорошо вооруженными полками солдат. А Булавин надеялся, что и Азов будет захвачен также без боя, как это произошло с Черкасском. Там ведь тоже немало людей, недовольных установленными царем порядками. Непривычна да и непристойна коренным казакам солдатская гарнизонная служба, а в Азове и во вновь поставленном Троицком городке их заставляют солдатскую службу нести. Обязали казаков принять на себя тяжелую и тоже постыдную для них «почтовую гоньбу» от Азова до Валуек и Острогожска. Ямщиками, в услужении у проезжающих, сделал царь казаков, – это ли не позор?! И для того на новые шляхи переселено с Дона около тысячи казацких семейств. Да и насильно согнанных работных людей много стало в Азове. Обрадуются они случаю воспротивиться своему подневолью и откроют повстанцам городские ворота.
Но не сбылась примстившаяся Булавину такая удача.
Ринулась пехота и конница на штурм Азова, но сильный пушечный и ружейный огонь с крепостных раскатов заставил повстанцев отступить и засесть у Делового двора под прикрытием штабелей из лесных припасов. Сидели там, ждали удобного часа, чтобы проникнуть в Матросскую слободу и постараться с той стороны овладеть укреплениями. Случилось же так, что первыми сделали вылазку правительственные войска под командой полковника Николая Васильева, не так давно побитого при сражении у реки Лисковатки. Теперь Васильев оправился от того поражения, и у Делового двора произошел бой. С обеих сторон было много убитых и раненых, но на помощь Васильеву подошли четыре роты солдат, и перевес оказался на его стороне. Штурм Азова повстанцам не удался, и пришлось им отступить к реке Каланче.
Не удалось и задержать наступавшего на них карательного войска князя Василия Долгорукова. Не посчастливилось взять Азов, но у повстанцев появилась надежда осадить и захватить городок Тор. Приступ к нему осуществлялся по плану самого отважного булавинского атамана Семена Драного. «Прелестными письмами» и другими словесными обещаниями он переманивал на свою сторону жителей Тора, и те, возможно, переметнулись бы к осаждавшим, если бы к тому времени не подошли к Тору же правительственные войска Василия Долгорукого.,
Несколько отойдя от городка, в урочище Кривая Лука Семен Драный завел в лес обоз, и лицом к полю выставил жерла своих пушек и приготовился встречать неприятеля.
– А ну, подходи, князь!
И Долгорукий со своим войском и приданными к нему тремя полками бригадира Шидловского подошел к месту сражения.
Оно началось в вечернюю пору. Драгунским полкам Долгорукого и коннице Шидловского удалось разметать выдвинутые вперед отряды повстанцев, для которых верными друзьями и защитниками оставались лишь темная ночь да густой лес. В этом бою было убито полторы тысячи булавинцев и погиб сам атаман Семен Драный. Уцелевшим людям ничего больше не оставалось, как бежать к Черкасску, и на пути к нему многие потонули в Дону.
Известие о поражении на Кривой Луке доставил в Черкасск сын Драного, и это вызвало большое замешательство среди находившихся там. Прибежавшие из-под Тора другие беглецы стали гневно упрекать Булавина в том, что он посылал людей под Азов и был виновником их гибели.
Начавшиеся среди повстанцев раздоры помогли домовитым казакам подготовить мятеж, чтобы схватить Булавина с его приверженцами, выдать их князю Долгорукову и тем самым постараться искупить свою вину за причастность к восстанию. Этот заговор начинал созревать еще до событий в урочище Кривая Лука, и Булавину пришлось усилить свою охрану. Заговорщики намеревались схватить его, когда он шел в баню, но в тот раз охрана вовремя их заметила, и они были схвачены. Следовало Кондрату остерегаться теперь на каждом шагу и доверять лишь немногим верным единомышленникам и сподвижникам в делах, таким, как давний испытанный друг Илья Зершиков. И не знал, не догадывался Кондрат Булавин, что именно этот Зершиков являлся тайным вдохновителем готовящегося на него покушения.
Сетовал Булавин на кубанских и запорожских казаков, что они не прислали ему в подмогу своих людей и оказалась совсем не подготовленной почва для переселения к ним донских казаков в случае неудачи восстания. А вот она, неудача, и произошла.
В чем же крылась причина поражения? От самого себя правды не скроешь: плохо были организованы его повстанцы и оказались раздробленными их силы, потому и были нанесены им столь непоправимые поражения, и невосполнимы потери, понесенные под Азовом и у Кривой Луки. Конечно, много значило и превосходство хорошо оснащенных сил противника.
Опоздало донское казачество со своим восстанием, провело в бездействии и упустило время, когда бунтовала Астрахань или ширилось возмущение по Башкирии. Следовало тогда же и присоединиться к тем боевым сотоварищам. Да и много праздного времени провел он, войсковой атаман, находясь безвыходно в этом Черкасске. Плохо было еще и то, что развитию восстания на Дону мешала привязанность здешних людей к своим обжитым местам. Не говоря уже о самих коренных казаках, а и многие из новопришлых крестьян, уйдя от прежних ненавистных господ и начальных людей, радовались тут полегчанию своей горемычной жизни и не очень-то стремились к продолжению борьбы. Ошибки, ошибки, оплошности, и за них теперь неминуемая расплата…
И она наступила в жаркий день 7 июля 1708 года. К своему гневному изумлению увидел в оконце Булавин, что к его куреню, возглавляя вооруженных домовитых казаков, подошел сам Илья Зершиков, громко и злобно требуя, чтобы атаман немедля сдавался им. В завязавшейся перестрелке Булавин убил двух казаков. Ну, убил бы еще одного или тоже двух, а исход схватки все равно был уже предрешен. Кто-то из домовитых крикнул, что надо курень соломой обложить да поджечь и Булавина огнем наружу выпихнуть либо живьем спалить.
Так и сделали бы предатели вероломные, и ничего больше Кондрату не оставалось, как самому порешить себя мужественной честной смертью.
– Прощай, Дон!.. Прощай, воля!..
Пуля поставила последнюю точку всему неудавшемуся булавинскому делу.
Глава четвертая
I
Что делать, как быть, куда горе-горькую головушку преклонить ей, царице Прасковье?
– Охти-и…