Чушь собачья

– Хор-роший пёс, хор-роший… Так его, падлу старую… Ишь! Гранату ему…

И Ратмир чуть не описался от счастья – как щенок.

* * *

Убедившись, что зверь настроен теперь вполне миролюбиво, молодой человек, вопреки недавнему зароку, расположился рядом с ним на заднем сиденье – даже рискнул осторожно почесать за ухом. Ратмир позволил, но особой радости не выказал. Не принадлежа к так называемым собакам волчьих пород, он тем не менее свято чтил иерархию, ставя выше себя лишь хозяина – вожака стаи. Ко всем прочим пёс в лучшем случае относился как к ровне, а кое-кого (старушку уборщицу, например) просто третировал.

– Совсем народ одичал, – молвил со вздохом молодой. – На собак бросается…

Автомобиль катил по бетонной набережной Сусла-реки мимо недостроенной высотной гостиницы – в данный момент тихой, но вообще имевшей обыкновение при малейшем ветерке устрашающе грохотать листовым железом.

– Ну а как ты хочешь? – не оборачиваясь, задумчиво откликнулся хозяин. – На владельцев-то бросаться боязно… А собака – тварь безответная. Она ведь по нашим временам – как ни крути, а признак социального статуса. Предмет роскоши… – Он всё-таки слегка наклонил торс влево и одарил Ратмира благосклонным взглядом через плечо. – Знаешь, в какую копеечку мне этот красавец влетает?

– Да уж, – деревянно поддакнул молодой, на всякий случай отодвинувшись подальше от мигом навострившего уши пса. Умная бестия этот Ратмир. Всё понимает – с полуслова. – Собака – удовольствие дорогое…

За горизонтом ухнуло особенно гулко. По слюдяной глади Сусла-реки клином пробежала серо-синяя рябь. Сзади отозвалась, грохнула железом недостроенная гостиница, чуткая, как камертон.

– А куда податься? – Хозяин всхохотнул не без сарказма. – Ради престижа, Гарик, на всё пойдешь… – Он снова простёр длань и потрепал пса за брылья. – Ну, ничего, Ратмир, ничего… Кончились чёрные деньки. Последний раз ты у столба на привязи сидел. Скоро вас, сукиных детей, даже в Капитолий пускать будут. Уже законопроект подготовили…

– Как? – поразился молодой.

– А вот так! Иначе ущемление в правах получается…

– Чьих?

Хозяин запнулся.

– Н-ну… наших… Да и его тоже… – кивнул он на своего четвероногого друга.

* * *

Сотрудники фирмы давно приметили одну странную черту в характере пса: стоило освободить Ратмира от намордника, как он напрочь терял агрессивность. Впрочем, недоумение сотрудников свидетельствовало лишь об их дремучем невежестве в области науки этологии. Попадись им брошюрка на данную тему, они бы, тёмные люди, с удивлением открыли, что поведение животных сплошь и рядом связано с понятием барьера безопасности.

Да и поведение людей тоже. Бывает, рвётся мужик в драку – еле вчетвером удержишь. Пена у рта, смотреть страшно. «Пусти! – кричит. – Убью!» А вот взять из любопытства да и отпустить. Думаете, убьёт? Даже мордобоя не учинит.

За барьером-то мы все храбрые…

С вываленным от счастья языком и болтающимся на груди намордником спущенный с поводка Ратмир крупными прыжками промчался на второй этаж, огласив лестницу шумной и частой собачьей одышкой. Ворвавшись в приёмную, неистово завилял задом и, подпрыгнув, попытался лобызнуть секретаршу Лялю прямо в свеженакрашенные губы.

– Фу, Ратмир! – закричала она, смеясь, и шлёпнула его по выпуклому лбу сложенной газеткой, которую пёс немедля пробил клыками и поволок на себя.

– Не смей! – завопила Ляля. – Порвёшь! Там про тебя статья, дуралей! С двумя фотками!

Полиграфическое изделие всё же пришлось выпустить из рук, иначе бы оно просто разошлось на лоскуты. К счастью, Ратмир не стал терзать газету; мотнув брылами, отшвырнул трофей и снова заскакал вокруг своей любимицы секретарши.

В приёмную вошёл хозяин. Усмехнулся.

– Разыгрались… – проворчал он, направляясь к дверям своего кабинета. – Ну-ка прекращайте эту зоофилию! Между прочим, уже две минуты как обеденный перерыв…

Зардевшаяся Ляля подобрала с пола газету. Ратмир вскинул лобастую голову и горделивой поступью прошествовал в коридор. Толкнул носом дверь раздевалки и, войдя внутрь, с болезненным наслаждением поднялся с четверенек. Будя! Отработал! Хрустнув суставами, выпрямился во весь рост, расстегнул ошейник и, избавившись от пыльных налапников, переступил в пластиковые банные шлёпанцы.

Нахмурился, озабоченно взялся за поясницу. Нет, терпимо. А может, к дождю…

– Тьфу! Бесстыдник! – послышался из коридора мерзкий голос уборщицы – и Ратмир, спохватившись, прикрыл дверь. Ну вот! Теперь побежит ябедничать, язва старая: дескать, домогался, мужские достоинства демонстрировал… А впрочем – пёс с ней! Соврем, что был ещё в ошейнике. И пусть докажет, что не был!

Спустя малое время, приняв душ и переодевшись (рубашка, джинсы, кроссовки), он вновь появился в приёмной, небрежными жестами смахивая влагу с суперкороткой стрижки. Секретарша Ляля, наморщив прикрытый чёлкой лобик, с сосредоточенным видом разглаживала пробитую клыками газету.

– Насквозь прокусил! – упрекнула она, сердито подставляя щёчку для приветственного поцелуя. – Неужели нельзя было…

– Нельзя, – не дослушав, бодро ответил он. – Чего нельзя, Лялечка, того нельзя. Работа есть работа… Ну-с, и что там о нас пишут?

Глава 2.

Собачья радость

Погребок «Собачья радость» располагался всего в полутора кварталах от фирмы «Киник», где служили Ратмир и Ляля. Оформлен он был живописно: дубовые столы, стены и своды из тёсаного камня, на железных крюках развешаны почтенного возраста арапники, намордники, ржавые цепи – чуть ли не из скифского кургана. В городе насчитывалось три подобных заведения, и все они принадлежали легендарному Петру Макарычу Караулову, по старой памяти охотно отзывавшемуся и на кличку Адмирал. Прекрасная обслуга, приличные повара, приемлемые цены. Единственная сложность – без бляхи вас туда не пустят.

Существовал в Суслове ещё и ресторан «Муму», но это уже не по нашим сусалам. Элита! Собаковладельцы! Ратмир бывал там несколько раз – в рабочее, естественно, время. Иными словами, в ошейнике и на поводке… Ну, что сказать? Нам так, конечно, не жить никогда.

– Доброго здоровьичка, Ратмир Петрович! – радушно приветствовал их коренастый кривоногий швейцар. Морда у него была морщинистая, складчатая – как у автомобиля после лобового столкновения. Старая гвардия, один из пригретых Адмиралом отставников. – С вами? – Одобрительно осклабясь, страж врат покосился на Лялю.

– Со мной, Азорыч, со мной…

А то он, старый пёс, сам не видит! Но так уж здесь заведено. Иначе – не ровён час – возомнят о себе людишки.

Ляля сердито сдвинула бровки, Ратмир усмехнулся – и оба сошли по деревянным ступеням в колодезную прохладу погребка.

Обеденный перерыв в большинстве других фирм начинался часом позже – в сводчатом каменном зальчике было просторно. За ближним от входа массивным столом, смешно задрав лохматые чёрные брови, сидел и читал газету маленький тщедушный Боб из «Сусловского сусла». Услышав, что с ним здороваются, вскинул испуганные похожие на вишенки глаза.

– Америка-то, – произнёс он упавшим голосом. – Вконец оборзела! Совсем с цепи сорвалась!

– Опять с Лыцком лаются? – лениво осведомился Ратмир.

– Бомбят… – горестно отозвался Боб.

За погружённой в полумрак стойкой таинственно, как в пещере, мерцали хромированные рукоятки и крантики каких-то хитрых агрегатов. Негромко звучал «Собачий вальс».

– А про него, между прочим, – не без кокетства ввернула Ляля, кивнув на спутника, – целая статья вышла.

Лохматые брови упали на глаза и тут же взлетели вновь.

– Лизнули? Где?

– В «Вечернем Суслове». Не читали ещё?

Чёрная неухоженная бородка недовольно заворочалась под чёрными и столь же неухоженными усами. Тримминговать пора.

– Нет! – угрюмо сказал Боб. – «Суслика» я не читаю. Они там все Западу продались. Вот что читать надо! – Он потряс своей газетой. – Правда и только правда…