Линии Леи

Погоня, в которой один полуживой преследует другого, тоже от души избитого, выглядит забавно только в кино. Нам, например, прохожие, попадавшиеся на дороге, не улыбались, а в большинстве своём отскакивали в сторону с испугом.

Мне бежать, скрипя зубами от боли в животе, было совсем не смешно. Буньипу, надо полагать, тоже. Он тяжело дышал, держась за бок, а через полсотни шагов прекратил все попытки спрятаться от меня в невидимости. Ещё бы, два удара резиновой палкой даром не проходят даже такому здоровяку.

Бежал «хвостатый» технично, умело, не сбиваясь с шага. Оглянулся всего дважды: в самом начале, когда я громыхнул воротами, выбегая за ним вдогонку, и под конец, когда нырнул в тоннель под платформами, ведущий ко входу в метро.

У турникетов он едва не оторвался от меня, в последний раз сумев ненадолго стать невидимым и проскочить мимо контролёров. Я же, наоборот, чуть не застрял на этом этапе. Вовремя сообразил показать дежурному эмблему дружинника. Билет я вынул из кармана ещё раньше, понимая, что створки турникета не распахнутся передо мной сами.

Настиг я невидимку, потерявшего от боли способность становиться невидимым, почти в середине платформы. Вернее, он сам там остановился, согнувшись и тяжело дыша. С дальнего конца станции навстречу нам двигались двое полицейских, бодрым целенаправленным шагом. Видимо, контролёры от турникета сообщили о странном моём поведении. И Буньип, заметив их, разумно счёл, что иметь дело лучше со мной, раненым и запыхавшимся. А я в тот момент совершенно зря решил, что развязка близка. Ибо этот человек (или кем бы ни было это существо) оказался полон сюрпризов. Да таких, рядом с которыми невидимость выглядела малопримечательным фокусом.

На краю станции показался прибывающий поезд. Полицейские находились пока ещё далеко, к их подходу вполне могли открыться двери. Тогда Буньип получит возможность прыгнуть в вагон. Что ему это даст, кроме нескольких дополнительных секунд свободы? Не думает же он, что мы просто так отвяжемся, прекратив преследование? Если только…

Заложник! Я вспомнил о ноже, след которого ощутимо щипал мою шею. Вроде бы невидимка выронил нож, когда грохнулся в кучу хлама? Но уверен ли я на сто процентов? Не мог ли "хвостатый" подобрать оружие, выбегая со двора, пока я был занят его напарником?

Поезд приближался, гадать дальше становилось попросту опасно. Я бывал в ситуациях, связанных с заложниками, всего один раз в жизни, да и то… Мой школьный приятель после скандала с родителями сбежал из дома, залез на крышу и угрожал прыгнуть, если его не отпустят летом в лагерь. В общем, так себе аналогия. Схемы поведения, ведущие к такой же благополучной развязке, как и в моём детстве, сейчас были не применимы.

Поезд уже поравнялся с нами, замедляя ход. За накатывающим всё сильнее гулом электромоторов Буньипу стало сложно контролировать обе стороны платформы. Он озирался то на меня, то на полицейских, и в конце концов я рискнул этим воспользоваться. Использовал простейший приём: сперва подошёл ближе, а потом посмотрел ему за спину. Стоило глупцу отвернуться, я прыгнул.

Вообще-то план был – обхватить за плечи, чтобы блокировать любые движения руками. Уже повиснув на нём, я с удивлением обнаружил, что левая рука не может держать бандита достаточно крепко, потому что занята резиновой дубинкой. Хоть убей, не помню, когда успел её подобрать.

Буньип, тем не менее, позволил себя схватить. Своего он уже дождался, а такие мелочи, как повисший на руках человек, были не существенны. Как только поезд поравнялся с нами, Буньип прыгнул с платформы.

Я попрощался с белым светом. Скорости поезда было ещё достаточно, чтобы поотрывать нам обоим головы, а оставшееся растереть о мрамор по всей длине перрона. Как в замедленной записи я видел приближающуюся стену вагона, видел ухмыляющуюся физиономию Буньипа, его голову, которая на миг раньше моей коснулась стекла.

А потом мы повалились на пол. Мягкий упругий пол неизвестного помещения, шириной и длиной примерно с вагон метро, только без кресел и поручней. Пол спружинил, Буньип полуударил-полуоттолкнул меня, расцепляя объятия. Я отлетел, ткнулся затылком о мягкое и обернулся.

Позади меня стояло существо. Необычное, мягко выражаясь, существо. Совершенно лысое, с бугристой голубоватой кожей, выпученными рыбьими глазами, едва поместившимися под короткие веки. Плечи почти отсутствовали, тонкие и длинные верхние конечности росли под острым углом к шее. За счёт этого туловище казалось каплевидным, и эффект ещё более усиливала обтягивающая одежда лилового оттенка.

Я отшатнулся. Вернее, как был, отполз на корячках. Одним скачком – на полметра разом. А существо, испугавшись не меньше, отпрыгнуло от меня.

Буньип довольно засмеялся. Он уже стоял на ногах возле самой стены. Стена вагона была округлая, отделанная занятным материалом, похожим на бугристую кожу рыбоглазого существа, с которым мы друг друга напугали. И сквозь эту стену проглядывала другая, полупрозрачная, едва различимая стена обычного железного вагона московского метрополитена.

Буньип махнул мне рукой на прощанье и вышел. Шагнул прямо сквозь стену. И исчез из этого помещения. А там, за полупрозрачной стеной вагона, я спустя секунду разглядел его призрачную ухмыляющуюся физиономию.

Надо ли мне было объяснять, что произойдёт дальше? Нет, я всё понял мгновенно. Но мне требовалась секунда, чтобы подняться на ноги. Потом я в панике кинулся грудью на стену – и снова рухнул на пол. Голова, и без того болевшая после драки, едва не раскалывалась из-за нового удара. Пупырчатый материал оказался на диво жёстким, а призрак вагона метро исчез, будто снился мне в кошмаре.

Я зажмурился. Этого не может быть. Это нереально.

Пол равномерно покачивался под ногами. Ну конечно, я по-прежнему в метро. В обычном вагоне. Буньип навёл на меня виденье, применил гипноз. Существует ли гипноз на самом деле? Не знаю, не сталкивался, но кто освоил возможность стать невидимым, тому гипноз – плёвое дело. Сейчас я открою глаза и окажусь в обычном вагоне метро.

Кто-то легонько дёрнул меня за рукав. Я открыл глаза и заорал благим матом. Голубое рыбоглазое существо тоже взвизгнуло, закатило глаза к потолку и повалилось навзничь. А те, что стояли позади него, просто отпрыгнули.

Их было десятка два. Они уверенно стояли, не держась, в этом овальном зале. Мне было очевидно, что мы находимся в вагоне незнакомого мне транспорта, который с лёгким свистом несётся по… По чему? Где? Куда?

Упавшее существо не подавало признаков жизни. Поняв это, его сородичи заволновалась ещё больше прежнего. Одно застрекотало высоким свистящим голосом, и тогда несколько существ поменьше с визгом побежали в конец вагона. А другие, самые крупные, загородили остальных своими телами.

Обменявшись серией коротких звуков и жестов, рыбоглазые громилы шагнули в мою сторону. Я отступал, пока было место. Потом упёрся спиной в стену и поздравил себя: дело дрянь. На помойке не зарезали, так в другом измерении удавят.

С большим сожалением я заметил под ногами у надвигающихся монстров свою дубинку. Теперь к ней, пожалуй, не подобраться. Как они собираются нападать, интересно? Ножки коротки, ручки тоненьки. Возможно, я сумею подороже продать свою шкуру, но ведь это только до тех пор, пока наш, с позволения сказать, вагон не причалит к станции. А потом?

Я заорал на самого смелого из рыбоглазых. Ну а что, в прошлый раз сработало же? С этим, кажется, фокус не прокатит. Он лишь немного замешкался, а потом заорал мне в ответ. Во рту его я разглядел три ряда тонких острых зубов. Вот теперь холодный пот к месту, теперь – самое время.

Рыжая девушка появилась в вагоне, когда я уже поднял кулаки к подбородку, чтобы по-боксёрски принять последний бой. Я увидел её за спинами громил не сразу, но узнал мгновенно. Та самая. Спутница Оболтуса, исчезновения которой я всё никак не мог себе простить. Она говорила с синекожими чудищами, изъясняясь быстрым клёкотом уверенно и властно. Грамотный психологический приём, так и надо говорить с напуганным возбуждённым человеком.

Проследив за её жестами, рыбоглазые увидели, что напуганный мной до смерти сородич жив. Особь сидела, хватая воздух широко раскрытым ртом, пялилась в мою сторону, но явно приходила в себя. Обступившие меня громилы неохотно, но всё же перестали скалить зубы и наседать.

Транспорт ощутимо замедлился, звук его двигателя стал на полтона ниже. Рыжая девушка бесстрашно раздвинула в стороны рыбоглазых и оказалась возле меня.

– Прыгай! – приказала она.

– Что?

– Да прыгай же! Быстрее, пока не остановился!

Я обернулся и увидел. Сквозь стену снова просвечивали едва уловимые взглядом окна метропоезда. Совсем рядом. Стоит только шагнуть…

– А ты? – повернулся я обратно.

Она издала рассерженное: "Тьфу!" – и сильно пихнула меня рукой в грудь.

Ухватиться было не за что. Потеряв равновесие, я под хохот десятка-другого пассажиров вывалился из вагона на платформу станции "Выхино".

– Пишут для вас, пишут, чтобы не прислонялись к дверям, а всё без толку, – прокомментировал этот акробатический номер "товарищ майор" Виктор Петрович. И подал мне руку, помогая подняться.

В кабинете, кроме меня и Виктора Петровича, сидела женщина.

Это была необычная женщина. Весь её внешний вид и манера держаться работали исключительно на то, чтобы подчеркнуть её необычность.

Её платье состояло из набора немыслимых треугольников разных оттенков. Если бы не казённая обстановка, любой посетитель мог бы запросто принять её за модель, ожидающую выхода на подиум в ходе показа модного дизайнера. Платье, явно сшитое на заказ, идеально подходило к фигуре. Подчёркивало талию, визуально расширяло плечи и увеличивало грудь до совершенно уместного, идеально совпадающего с фасоном размера.

Её колготки, всего на полтона темнее цвета кожи, прямо-таки принуждали к мыслям о женских ногах. Её серебристые туфли свидетельствовали, что их обладательница не ступала сегодня в весеннюю грязь, автомобиль представительского класса наверняка подвёз её к самым дверям кабинета, если не прямиком к этому креслу. А сумочка, небрежно брошенная на письменный стол, являла собой образец самой модной коллекции текущей недели.

И вместе с тем, никто в здравом уме не посмел бы заявить, что выглядит женщина слишком ярко, вульгарно или демонстративно-кичливо. Образ, если оценивать его в целом, создавал впечатление делового и вполне уместного. По первому впечатлению я обозначил её для себя как «бизнес-вумен класса VIP».

Что она делала в неказистом кабинете, почему разговор вёлся прямо при ней? А бог её знает. Виктор Петрович поздоровался с ней предельно вежливо, я последовал его примеру, а потом мы занялись своими делами, словно дамы рядом и нет.

Она так и сидела в углу, напротив пыльного, давно не мытого окна. Она закинула ногу на ногу и с равнодушием разглядывала корешки картонных папок в шкафу. Она курила тонкую сигарету в длинном янтарном мундштуке, не обращая внимания, что на столе нет пепельницы и разложены неровные стопки бумаг. И да, она никак не выражала своего интереса к разговору.

Я знал этот приём, но ничего не мог с собой поделать, мне с каждой минутой всё сильнее хотелось, чтобы женщина повернулась в нашу сторону и заговорила. Но говорил здесь только Виктор Петрович.

– Евгений, ну вы же взрослый человек, – сокрушался он. – Ну вы же прагматик, вы не чужды логики. Здравого смысла, в конце концов. Как вы додумались гоняться за обесцвеченными на открытой местности?

– Понимаете ли, в чём дело… Люди-невидимки не входят в круг моих представлений о логике и здравом смысле. Да к тому же, не собирались мы за ними гоняться.

– А зачем тогда полезли к ним? Пострадали, сорвали нашу операцию…

– Мы хотели проследить за ними в метро.

– Ну, проследили? И какой результат?