Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили

(Аплодисменты.)

Г. С.: Гитару возьми, Сань. Там что у нас? Си-минор мы играем. «Ничего не надо» мы решили спеть.

Александр Скляр: Да ладно?

Г. С.: Да, старик, я тоже не очень помню слова, но песня хорошая, мы вот действительно ее просто не пели с тех пор, как вышел «Боцман и бродяга», вообще ни разу эту песенку.

А. С.: Точно.

Г. С.: Что точно? Я тебе говорю ответственно. Вот сейчас мы споем. Все напрягаются. Поехали! Все как-то внутренне напряглись.

А. С.: Ну, конечно, давно не пели.

(Поют песню «Ничего не надо».)

Г. С.: Ребята, между прочим, можете еще раз похлопать – Сане дали звание заслуженного артиста России.

– В нашем полку прибыло. Сань, скажи, тебе стало лучше жить от этого звания?

А. С.: Я пока еще не понял.

– Я тебе хочу сказать, вот раньше, в советское время, это давало лишних два метра на кладбище и какие-то, наверное, скидки на квартплату. Сейчас, по-моему, нет.

Г. С.: А Дом творчества? А Пицунда, брат?

– Сань, я тебя поздравляю просто так.

А. С.: Спасибо.

Г. С.: Ну давай, вспомним. Мы вспомним «Боцмана и бродягу», да, Сань? Жарко, раздеваться надо. Мы сами не ожидали, что так жарко…

Вообще приятно знаете что? Что здесь свои собрались, потому что чужим людям на самом деле особо никогда не скажешь каких-то вещей, которые говоришь близким друзьям, они знают отчасти, что с тобой происходит, как ты живешь в основном только потому, что твои ближайшие товарищи, то, что называется ближним кругом и так далее. И когда-то Саня написал песню, которую мы сейчас споем, а она меня просто потрясла. И вообще для меня это какие-то вот… Мне приятно это сказать при своем друге, теперь уже у нас, к счастью, наступил тот возраст, когда мы можем это говорить откровенно, не стесняясь. Да и меня, когда Саня эту песню мне спел, она просто смела абсолютно. Я сказал: «Саня, ты написал шедевр, я никогда ничего подобного не напишу, и мне вообще незачем заниматься этим дурацким стихосложением, потому что ты все уже написал, и мне смысла нет, в общем. Или пойти выброситься из окошка, или поехать на рыбалку. Одно из двух». На что Саня, как обычно, сказал: «Ну ладно, Горыныч, чего ты?» Эта песня, которую написал Саня, называется «Гагара с черным пером».

(Песня «Гагара с черным пером».)

– Гарик, с днем рождения, хочу тебе сказать.

Г. С.: Спасибо, брат!

Сергей Галанин: Гарик, друг мой! С днем рождения!

Все ждут каких-то песен…

Г. С.: «Бригады С» – их не будет.

С. Г.: Мы споем еще более какое-то раннее, поэтому, надеюсь, приятно удивим всех.

Г. С.: Друзья, с нами Андрей Орлов по прозвищу Орлуша. Конечно же, он сейчас выйдет чуть позже и прочтет свой великий стих какой-нибудь у нас. Тебе все равно, а нам будет приятно, раз уж мы здесь собрались.

– Среди нас дети, ты помнишь?

Г. С.: Дети пойдут искать торт. Ну, Серега, скажи, что за песенка. Ваня (Иван Охлобыстин. – Прим. ред.), ты хорошо подпевал, на самом деле, так что можете хотя бы оттуда подпевать. У него отвратительный голос, но зато от души. «Птицы поют» – то, что мы споем. Иди к нам. Хочешь, садись со мной? Садись на край, садись, садись, садись.

С. Г.: Это песни из хорошего советского кино – где Олег Стриженов, Леонид Куравлев…

Г. С.: Если что, мы два раза споем. Сейчас твоя звезда зажжется!

Иван Охлобыстин: Я петь люблю!

Г. С.: Друзья, Иван Иванович Охлобыстин! Аплодисменты, переходящие в овацию!

С. Г.: Эту песню, кроме меня, знал еще Мишка Ефремов, которого сегодня нет.

Г. С.: Он на горе Афон.

С. Г.: Молится за нашу программу.

Г. С.: Он на горе Афон с ребятами-альпинистами, выпивает, я думаю. Ну нет, я шучу. Но это дурацкие шутки, естественно.

Поехали, ребята.

(Песня «Птицы поют».)

– Так как это день рождения, то все равно вместо того, чтобы говорить какие-то глупые тосты…

Никита Высоцкий: Гарик, я тебя увидел первый раз, когда пришел из армии, лысый. Год служил, ничего не понимал, и с Мишей отправился в ресторан ВТО – дело было, по-моему, зимой 87-го года – и вижу, какой-то человек в кожаном пальто, в танкистском шлеме вылетает нам навстречу, его вышвыривают из ВТО с диким матом. А Миша уже был с ним знаком. В общем, нас всех оттуда вынесли в результате. Я помню одно, что у меня было испорчено настроение, потому что я хотел посидеть. Но Гарика мы все-таки засунули в машину, и он кричал всем прохожим: «А теперь, теперь домой!» Гарик хороший, я Гарика люблю, как и все здесь собравшиеся. Он мне приказал участвовать в проекте, связанном с Владимиром Высоцким. Вот я в нем участвую и говорю ему спасибо, и ребятам всем спасибо за то, что они это сделали. Ну и поем.

(Песня «Жил я с матерью и батей».)

Г. С.: Давайте, ребята, мы позовем нашего замечательного, просто чудесного и выдающегося, я не боюсь этого слова, Михаила Горевого, который снялся в фильме Стивена Спилберга в роли советского дипломата.

– А он, кстати, похож.

Михаил Горевой: Два слова скажу. Судьба свела нас с Горынычем в прошлом тысячелетии. А судьбу звали Александр Наумович Митта, он тогда снимал кино. Это был как раз тот самый 86-й год, 87-й, о котором рассказывал Никита Высоцкий. И с того времени мы немного подросли, чуть-чуть постарели. Но посмотрите на Гарика – он может многое. Он универсальный солдат российского кино, музыки. Хотите артиста – пожалуйста, актера, музыканта, певца и кинорежиссера. Я снялся у него в кино, я знаю, он – кинорежиссер. Ну ладно. А то, что мы сегодня попытаемся сделать – это стихи под музыку. Жанр для меня новый, поэтому предупреждаю сразу – могу обосраться.

Итак, Владимир Владимирович Маяковский – «Флейта-позвоночник», отрывок.

(Исполняют отрывок из «Флейты-позвоночник».)

– Кто еще не говорил тосты в твою честь? Я вижу, Вася.

Г. С.: Вася Мищенко, Дмитрий Владимирович Харатьян. Поднимите руки, кто у нас еще песни поет сегодня. Сережка Воронов, он ждет вашего блюзового слова, понимаешь?

– Кто? Воронов?

Г. С.: Да, конечно. Серег, может быть, это самое, сыграем с тобою.

Г. С.: Чего-то у нас, ребята, здесь то ли телефон у кого-то, то ли еще что-то такое, все заскучали. Может быть, кто-нибудь себя назначит официантом, принесет бухла. Блин, ребята, я просто не выпиваю, поэтому мне всегда как-то жалко людей…