Людовик и Елизавета

– Девицы де Нейль? – сказал король, слегка наморщивая лоб. – Ну что же, пусть едет. Но только она, кажется, очень неинтересна?

– О нет, государь, она очень остроумна, жива и весела. Кроме того, графиня говорила мне, что ее сестра отлично танцует!

– Ну что же, пусть едет, пусть едет! – милостиво согласился король. – А теперь, господа, выйдите в салон. Мне надо одеться и на минутку показаться ожидающим меня к «парадному» выходу!

Приближенные короля веселой гурьбой вышли в соседнюю комнату, где уже собралась довольно порядочная толпа придворных, ожидавших королевского выхода.

Граф д’Айен вышел под руку с Суврэ, с которым его связывала самая нежная, интимная дружба, и сказал ему:

– Слушай, Суврэ! Ты, конечно, изберешь своим помощником меня?

– Я-то с удовольствием, – ответил Суврэ, – но что скажет прелестная д’Этиоль?

– Ах, измучила меня эта женщина! – с отчаянием сказал д’Айен.

– Вот тебе на! – сказал маркиз. – Но чем же? Насколько я знаю, ты сразу одержал решительную и легкую победу!

– Вот именно этим самым! – ответил граф. – Каждый раз, когда я вижу, с каким искусством эта женщина обманывает мужа, с какой легкостью она отдается моим объятиям, мне невольно думается, что, быть может, она так же обманывает и меня, и другого, и третьего… Ее ласки отравляют меня, Суврэ! Ну да что об этом говорить! Так скажи, ты берешь меня?

– Да, с удовольствием, милый Шарль! Только ты должен согласиться на мои условия.

– Какие?

– Очень легкие. Ты должен будешь, не спрашивая к чему, не требуя объяснений, сказать две-три незначительных фразы. Так нужно!

– Только всего? Анри, ты мог бы требовать от меня чего-нибудь большего! Но ты тоже какой-то хмурый. Что с тобой? Как у тебя дела с твоей Жанной? Верно, она опять замучила тебя своей суровостью?

– Эх, что говорить, Шарль! Вот ты жалуешься на доступность своей Этиоль, а мне приходится жаловаться на недоступность Жанны. Ты вот называешь ее «моей» Жанной, а между тем «Jt ne l’ai point encor embrase d’aujour-d’hui»[19 - Я еще ни разу не поцеловал ее до сих пор (фр.; Расин. «Андромаха»).].

– Ты и в горе говоришь стихами, Анри! – рассмеялся д’Айен.

– Вот, например, вчера, – продолжал Суврэ. – Прихожу к Жанне весь объятый нежностью, готовый молиться на нее… Она битых два часа говорит о политике, о своей родине, о своих намерениях… Все шло довольно сносно, она даже была нежнее со мной, чем всегда… Но, когда я с радостью вновь заговорил с ней о своих чувствах, она опять сурово оборвала меня, сказав, что у меня в голове ветер, что… Ах, да что тут повторять все эти суровые, жестокие слова! Знаешь, Шарль, по временам впадаю в такое отчаяние, в такую злобу… Вот сейчас я, кажется, был бы рад, если бы меня кто-нибудь задел…

– Ну и кровожадный же ты человек, Анри! – улыбнулся граф.

– Слушай, что это за чудовище в голубом камзоле? – с каким-то ужасом спросил Суврэ, показывая кивком головы на гордо стоявшего в дальнем углу высокого, плечистого гиганта, одетого очень нарядно, но безвкусно и с претензиями.

– Как, ты его не знаешь? Ах да, ведь тебя долго не было в Версале! Это – гасконский дворянин шевалье де ла Хот-Гаронн. Он беден как церковная мышь, а свиреп и жаден, как не знаю кто!

– Но как же удалось попасть ко двору такому чудовищу? Господи, да одни рыжие усы чего стоят!

– Ко двору он представлен кардиналом Флери, которого усиленно просила об этом маркиза де Бледекур. А ведь всем известно, что связывает эту старую блудницу с его эминенцией[20 - Эминенция – титул католических епископов и кардиналов (ред.).]!

– Ну да, утверждают, и не без основания, что маркиза из-за простой любви к приключениям служит тайным агентом кардинала. Ну а этот урод служит утешителем старческой доли маркизы, не так ли?

– Да! Ведь он был нищ и гол, когда прибыл в Париж, а теперь, посмотри-ка только, в каких камзолах он щеголяет! Загляденье! А бриллианты! И ведь потеха – ты знаешь, что маркиза неутомима в интрижках…

– Да кто же этого не знает!

– Ла Пейрони[21 - Лейб-хирург Людовика XV.] говорил мне, что это у нее болезнь. Ну вот, маркиза не может удовольствоваться любовью этого Геркулеса и вечно ищет интрижек на стороне. А ла Хот-Гаронн ревнует ее и даже поколачивает! Разумеется, ревнует не ее, а ее деньги!

– Фи, какая гадина! – брезгливо сказал Суврэ, бросая пренебрежительный взгляд на гасконца.

Тот инстинктивно почувствовал, что говорят о нем, и, поймав взгляд маркиза де Суврэ, надменно вытянулся, закрутил огненно-рыжий ус и ответил маркизу полным вызова взглядом.

– Эге, голубчик! – сказал Суврэ. – Так ты еще осмеливаешься кидать такие взгляды? Ну погоди, я тебя проучу! Идем, Шарль!

– Да брось, Суврэ! – пытался остановить его д’Айен. – Ну охота тебе связываться со всяким проходимцем? К тому же говорят, что он не только силен, но и ловок и что он на диво хорошо фехтует!

– А вот это интересно, это совсем интересно! – радостно ответил маркиз. – Ты знаешь, Шарль, я тоже не очень плохо фехтую, и такой поединок мне совсем по душе!

– Но не можешь же ты вызвать его только за то, что у него рыжие усы и дерзкий взгляд!

– Я и не собираюсь вызывать его, он сам меня вызовет! – смеясь, ответил Суврэ. – Идем, Шарль! Обещаю тебе веселую минутку.

Заметив, что Суврэ и д’Айен подходят к нему, ла Хот-Гаронн принял еще более надменную и дерзкую осанку.

– Милостивый государь, – сказал Суврэ, обращаясь к гасконцу с самой обворожительной улыбкой, – я все время любовался вашим дивным камзолом. Не откажите в любезности, скажите, кто шил его вам?

– Шерод! – буркнул ла Хот-Гаронн, знавший, что Суврэ – насмешник большой руки, а потому ожидавший какой-нибудь выходки.

Все близстоящие замолчали и повернулись к ним. Ведь насмешливость маркиза де Суврэ была всем известна, гасконца же с первого момента его появления при дворе все невзлюбили, и теперь свидетели разговора с затаенной улыбкой ждали, какое коленце выкинет неутомимый забавник.

– Вот как! – все с той же любезной улыбкой подхватил Анри. – Шерод? Тогда понятно все! Только этот волшебник, только этот артист портняжного цеха мог создать подобный шедевр. Но скажите, сударь, ведь цвет вашего камзола не чисто голубой. Это какой-то оттенок. Но какой именно?

– Сами видите, что это небесно-голубой! – раздраженно ответил ла Хот-Гаронн.

– Неужели? – удивился Суврэ. – А мне почему-то казалось, что этот камзол скорее… – он выдержал, словно опытный актер, паузу и продолжал: – Скорее… придворно-голубой!

Раздался взрыв дружного смеха.

Гасконец побледнел, позеленел, его усы растопырились, а глаза налились кровью.

Для того чтобы читатель мог понять, что именно вызвало смех слушателей и бешенство гасконца, поясним следующее. По-французски небесно-голубой будет «бле-де-си-ель», а фамилию маркизы, содержавшей ла Хот-Гаронна, – «Бле-де-кур» можно перевести по-русски «придворно-голубой». Разумеется, как сам гасконец, так и все свидетели этой сцены сразу поняли, что Суврэ намекал этой игрой слов на сомнительный источник существования гасконца.

– Милостивый государь! – вскрикнул последний, свирепо вращая глазами и хватаясь за шпагу. – Вы мне ответите за эту дерзость!

– О, пожалуйста! – небрежно ответил Суврэ. – Когда только вам будет угодно! Может быть, вы хотите тут же на месте проявить свою храбрость?

– Завтра же мои друзья будут у ваших!

– О нет, завтра я не могу! Его величество отправляет меня сейчас же в Шуази, и до исполнения королевского поручения я не смею рисковать жизнью. Но через неделю мы, вероятно, вернемся в Париж, и если ваша храбрость к тому времени не остынет, то граф д’Айен уполномочен мною решить с вашим уполномоченным все условия нашей встречи. Имею честь кланяться, сударь! – И Суврэ в восторге, что ему удалось хоть на ком-либо сорвать свою злобу, взял под руку графа д’Айена и ушел с ним, говоря: – Ну вот, теперь все хорошо, Шарль. Надо сказать кому-нибудь – ну хоть д’Антену, что ли, – что я выбрал своим помощником тебя и увез с собой. Пусть передадут его величеству. А теперь пойдем! Зайдем к де Майльи, да и в Шуази!

* * *

Через день рано утром блестящий поезд направился из Версаля в Сен-Клу. Длинный ряд экипажей вез короля и приглашенных им лиц к Сене, где их ожидала разукрашенная и принаряженная галера. Король любезно подал руку графине де Майльи, помог ей войти на палубу и провел в устроенную на небольшом возвышении цветочную беседку, где и уселся с нею на приготовленных креслах. Вслед за королем вошли остальные спутники; герцог Ришелье, назначенный маршалом поездки, подал сигнал серебряным рожком, и гребцы дружно заработали вызолоченными веслами. Галера плавно двинулась вверх по Сене.

От Сен-Клу до Шуази было всего верст двенадцать прямым путем, но около Парижа течение Сены описывает французское «S», так что по реке было уже верст двадцать да еще против течения. Но гребцы работали на славу, и менее чем через три часа гости принцессы Весны подъезжали к пристани замка Шуази.