Людовик и Елизавета

– В умелом отвлечении русского правительства от внутренних забот к внешним.

– Еще один вопрос. Если, по-вашему, на общество полагаться нечего, то на какой же слой… на какую же касту, что ли, могут опереться заговорщики?

– Главным образом на военных. У нас, в России, это и всегда было решающей силой, а теперь русским военным грозит ряд ограничений, что вызывает среди них глухое брожение.

– Но ведь вы только что упоминали об отвлечении внимания правительства к «внешним заботам», а последние всегда вызывают передвижение войск ближе к границам. Как же в таком случае войска будут в состоянии оказать помощь заговорщикам?

– Внешнее давление должно сказаться внезапно, заставить правительство потерять голову и дать возможность заговорщикам нанести решительный удар до выступления войск. Повторяю, очень многое в данном случае зависит от удачно избранного момента.

– Считаете ли вы возможным осуществление переворота при жизни императрицы?

– Возможным – да, но очень трудно осуществимым.

– Можно ли рассчитывать на помощь вашего духовенства? Мне говорили, что оно пользуется большим влиянием на народ.

– Духовенство всей душой будет стоять за партию царевны, особенно теперь, когда на священников пошли гонения. Так, еще недавно одного из священников за смелую проповедь посадили на кол.

– В чем была ваша личная ошибка при последнем заговоре?

– Я неправильно учел момент. Вам, конечно, известно, что мы ведем теперь войну с Турцией. В обществе распространились слухи, что военные действия начались очень несчастливо для России, и наша знать стала искренне возмущаться. Я и подумал, что правительству не на кого сейчас опереться: знать служилая ворчит, военные в походе. Я полагался на оглушающий эффект стремительности действий, но результат получился противоположный: никто не пошел за мной, и я сам еле унес ноги.

– Благодарю вас, месье Нарышкин, – сказала Полетт вставая. – Из ваших слов я вынесла то же убеждение, которое уже давно сложилось у меня: задуманное нами дело требует громадной подготовительной работы и большой тонкости различных сплетений! А теперь я должна ехать и увезти с собой маркиза, нам пора!

Когда Полетт и Суврэ уехали, Нарышкин спросил Жанну:

– Скажите, пожалуйста, Анна Николаевна, кто такие эти господа?

– Виконтесса де Вентимиль – моя товарка по монастырской школе, а ныне – подруга французского короля. Маркиз де Суврэ принадлежит к числу близких друзей короля и… мой жених!

– И оба они так увлечены переворотом в пользу царевны?

– О да!

– Отлично! – сказал Нарышкин, потирая руки с довольным видом. – Варись, каша, покруче!

XII

Совещание

Все уже были давно в сборе, а его величество Людовик XV все еще не появлялся. Сестры-хозяйки сильно волновались, хотя и по совершенно различным поводам. Полетт пугало это опоздание как признак отсутствия у короля интереса к задуманным ею широким планам. Луиза, наивная и безразличная к политическим делам, беспокоилась за судьбу ужина. Ведь король, в виде особенной милости, дал ей знать, что после совещания будет ужинать у нее в качестве простого гостя наравне со всеми. Зная, как любил поесть Людовик, Луиза воспользовалась этим днем, чтобы приготовить по добытому ею сложному рецепту очень тонкое блюдо из дроздовых филейчиков, слегка замаринованных в настоянном на горьких травах вине, нашпигованных трюфелями и тонувших в нежном, как предзакатное облачко, соусе из тертых на сливках шампиньонов, заправленных петушиными гребешками. Это блюдо надо было есть сейчас же, как только оно было готово, и Луизу очень волновало, что совещание из-за опоздания короля затянется и все перестоит.

Волновался и Флери, хотя лучше всех скрывал это. Раздосадованный на «дерзкую девчонку», осмелившуюся с такой смелостью пойти ему наперекор, он поставил своей задачей дать ей сегодня блестящее сражение, раздавить ее наивные доводы, доказать королю ее ничтожество и заронить в его душу опасение тех бед, которые могут последовать, если дать место в политике страны женскому влиянию. Флери чувствовал себя хорошо вооруженным и теперь перебирал с государственным секретарем Амело ряд заметок и докладов, подготовленных им в определенном порядке. Но король все не шел… Как знать, вдруг он решил, не советуясь ни с кем, пойти той дорогой, которую среди пламенных ночных ласк предуказывает ему развратная, тщеславная любовница? О нет, кардинал сумел бы отомстить. Но дадут ли ему время на это? Правда, король еще сегодня утром был особенно любезен с ним, но любезность его величества не может ввести в заблуждение такого матерого волка, как он, Флери! Он отлично помнит, как лет десять – двенадцать тому назад король был особенно любезен с герцогом Бурбонским и особенно настойчиво просил его не опаздывать на охоту, на которую все собирались. Но не успел король выйти из комнаты, как его именем герцога арестовали и отправили в ссылку! Как знать, может быть, и его, Флери, отсюда отвезут прямо в Бастилию? С таким комедиантом, как Людовик, можно было всего ждать, следовало всего опасаться…

Вдруг послышалось взволнованное отодвигание стульев, шарканье ног, и по комнате полетел тревожный шепот: «Его величество!», пробудивший кардинала от тревожных дум.

– Здравствуйте, милая графиня! – сказал король, милостиво отвечая на приветствие всех присутствующих, раболепно бросившихся ему навстречу. – Но что с вами, милая де Майльи? – продолжал он, всматриваясь в лицо фаворитки. – Здоровы ли вы?

– Ваше величество, ваше величество! – воскликнула обрадованная этим вниманием Луиза. – Я так переволновалась в это время, так боялась, что вы, государь, не придете!

– Ах, правда, я опоздал, – улыбаясь, ответил Людовик. – Но что же так взволновало вас, графиня?

– Ваше величество! – ответила де Майльи. – Я приготовила удивительное блюдо, которому ваше величество, надеюсь, отдадите честь, и боялась, как бы оно не перестояло.

Король громко рассмеялся, поддержанный улыбками всех присутствующих.

– Не находите ли вы, ваша эминенция, – обратился он к кардиналу, – что эти милые сестры удивительно напоминают евангельских Марфу и Марию?

– Да, ваше величество, – ответил кардинал, – тем более что король является представителем Господа на земле.

– А можно ли поинтересоваться, из чего состоит ваше блюдо? – спросил король, делая вид, что не почувствовал стрелы кардинала, направленной в него ответом Флери.

– Это сложно, очень сложно, ваше величество! Главной сутью этого блюда являются откормленные особым способом дрозды.

– Дрозды? Это интересно! Во всяком случае, милая графиня, мы постараемся не испортить вам эффекта, и как только любезная хозяйка даст нам знать, сейчас же прервем свое заседание, чтобы отдать честь ее заботливости и вниманию. Так не будем терять время. Прошу вас, господа, садитесь и давайте поговорим. Впрочем, Суврэ, отвори обе двери и затвори следующие. Помните, господа, если вы не хотите, чтобы вас подслушивали, никогда не совещайтесь при закрытых дверях. Вы должны все время иметь перед глазами соседние комнаты!

Король уселся в кресло, кардинал вместе с Амело занял место перед небольшим круглым столиком, на котором разложил свои бумаги. Полетт села около короля перед своим письменным столиком, стоявшим в этой же комнате. Остальные, чувствуя себя статистами, а уж никак не действующими лицами, разместились где попало.

– Господа, – сказал король, – я нарочно позвал сюда всех своих друзей, чтобы запросто посоветоваться с вами об очень важном деле. Прошу всех говорить и высказываться просто и без всякого стеснения. Возражайте, спорьте, доказывайте – мне это будет тем приятнее, что, прислушиваясь к дебатам, я получу возможность составить себе определенное мнение. Если оно будет на стороне прелестного автора проекта, мы передадим последний на окончательное обсуждение совета министров, а нет, так мы не дадим ему без пользы подвергаться опасности оглашения. Но сначала, господа, я должен изложить вам, так сказать, «историю вопроса».

В прелестной головке виконтессы де Вентимиль зародился проект, который, по ее мнению, должен знаменовать для Франции новую эру. Выслушав этот проект, я пришел в восхищение и не мог не поделиться им с кардиналом Флери. Но благородные седины, покрывающие умудренную долголетним опытом голову его эминенции, создались на почве чрезмерной работы на государственную пользу. Эти седины говорят и мне, и каждому из нас, что отличием ума кардинала являются осторожность и бережность в обращении с государственными интересами. И когда кардинал с точки зрения последних стал указывать мне на слабые стороны проекта, я не мог не согласиться и с ним. Я долго думал об этих разногласиях и заподозрил, а не лежит ли истина где-нибудь посередине? И я решил: пусть виконтесса изложит нам частным образом свой замысел, пусть кардинал сделает свои возражения. Тогда каждый из присутствующих выскажется в свою очередь, и мы увидим, стоит ли нам давать этому проекту дальнейшее движение.

Вот, господа, причины, почему я решил придать всему этому совещанию характер частного собеседования. Мы в гостях у милых сестер, мы между своими, можем просто поговорить об интересующем нас деле. Так давайте говорить! Милая виконтесса, познакомьте нас со своим замыслом!

Полетт начала говорить. Сначала она еще волновалась, но потом ее речь потекла плавно и без запинки. Она даже почти не справлялась со сделанными заранее заметками и говорила горячо, красиво и так убедительно, что Амело, высохший на государственной службе чиновник, не раз с удивлением и восхищением поднимал на прелестного оратора взор своих умных, выцветших глаз, которые при этом загорались почти юношеским пламенем. Полетт чувствовала одобрение аудитории, и это придавало ей новые крылья.

Читателю уже приходилось встречаться на страницах нашего повествования со взглядами на этот счет Полины, а потому мы не будем передавать в точности ее речь и ограничимся сжатым конспектом ее доводов, чтобы указать, на чем именно базировались возражения кардинала.

Виконтесса начала со статистических данных, доказывающих, что положение Франции ухудшается, она слабеет, а потому нужен приток новых сил, нужно слияние с другой страной. Этой страной может быть только Россия.

– Я могу сравнить Россию, – сказала Полетт, – с гигантом, который незаметно рос в тиши и вдруг предстал перед изумленными глазами мира во всем своем величии. Он молод, неопытен, не знает, куда девать свои силы, но если бы поставить его перед красавицей Францией, то северный гигант пленился бы ею, и их прочный союз дал бы одному опору опыта, другому – опору неисчерпаемой силы.

Полетт перешла затем к описанию внутреннего положения России и того, что она может дать Франции.

Россия колоссально богата, если же она и истощена теперь, то правильным руководством ею можно добиться громадных выгод для Франции. В России большое и сильное народонаселение. Франция сумеет организовать его, превратить в дисциплинированную армию, которой и будет распоряжаться в своих выгодах. Русский народ трудолюбив и очень честен, отличается великодушием и признательностью и не забудет, чем обязан Франции.

Но, как известно, в данное время полными хозяевами России являются враждебные Франции немцы. До тех пор пока царствует теперешняя императрица или другое лицо ее характера, нечего и думать о союзе между Россией и Францией. Этот союз возможен только в том случае, если Франция поможет вступить на престол принцессе Елизавете, права которой были попраны избранием императрицы Анны.

– Я вовсе не хочу сказать этим, – заявила Полетт, – что Франция должна послать свои войска для того, чтобы свергнуть с трона царствующую императрицу. Но, по имеющимся у меня сведениям, императрица со дня на день может умереть, и тогда-то Франция и должна помешать вступить на престол Анне Леопольдовне и помочь принцессе Елизавете. Конечно, помогая последней, Франция должна выяснить, какие шансы имеет царевна. Эти шансы следующие: простой народ обожает царевну, духовенство стоит за нее горой, особенно после того, как недавно священников стали сажать на кол; дворянство обижено предпочтением, оказываемым немцам, военные ропщут на притеснения. Франция только должна помочь объединиться всем недовольным. Принцесса Елизавета этого не забудет. Она и вообще-то обожает Францию, да, кроме того, отличается преданностью, постоянством и великодушием.

Все общество слушало виконтессу не прерывая.

Обрисовав в сильных, ярких чертах картину той помощи, которую может оказать Франция партии Елизаветы Петровны, Полетт закончила:

– Вот, господа, та новая эра, которая может открыться для вашей страны резким поворотом нашей внешней политики. До сих пор почему-то считалось выгодным интриговать со всеми против всех, заигрывать с Пруссией против Австрии, подмигивая Австрии, когда она ополчилась против Пруссии. Те, кто привык к подобной двусмысленной политике, разумеется, не могут согласиться со мной, так как им трудно сразу освоиться с прямой и честной политикой открытого союза с дружественной державой. Но, господа, не забудьте, что французы искони были рыцарями, и тот путь, который открываю перед вами я, не только выгоден, но и более подходит к рыцарской натуре Франции!

Полетт закончила. Ропот одобрения пробежал среди слушателей. Сам король не мог удержаться от бурного выражения своего одобрения.

– Отлично, отлично, милая виконтесса, – заметил он, хлопая в ладоши, – вы говорите прекрасно, и – ей-богу! – я не представляю себе, что можно возразить вам! Ну что же, милый кардинал, неужели вы заранее не признаете себя побежденным? Нет? Удивительно! Ну так послушаем вас! Говорите, милый кардинал, возражайте, черт возьми!