– У нее очень страшное лицо… И очень страшные глаза. И она очень грязная. Как будто обгоревшая кукла.
В девяностые годы около школы Влада сгорел старый детский сад, построенный из бревен еще при царе. Они с друзьями бродили по развалинам и искали сокровища. Он представил себе обгоревшую куклу, которая сбежала с пепелища и жила все это время в лесу. Она каким-то образом выросла и сейчас обитала тут, на Шарташе, в лесу.
И тут Яна произнесла слова, от которых у Влада зашевелились волосы.
– У нее какой-то неправильный рот.
– Что значит неправильный рот? – Влад будто оказался в чужом теле, теперь каждое слово вместо него произносил кто-то другой.
– Он не на голове, – пропищала Яна.
Грудь сжимало все сильнее и сильнее.
Егор стал замечать, что его мама не такая, как он. Что-то в ее облике было не так. Что-то не то с ее ртом.
Мама была в комнате на втором этаже особняка и не волновалась, что Егор может войти. Он боялся открывать запертые двери.
Она смотрела в зеркало на свою шею, и ее не смущало то, что она видела. На шее открылась звериная пасть, и туда провалился целый мир.
– Папа, эта тетя смотрит на меня через окно. И царапает стекло какой-то палкой. У нее такие страшные глаза. Мне кажется, она мертвая!
Горло сжимала невидимая рука. В груди стучал барабан. Влад больше не управлял собой. Теперь кто-то это делал за него. Кто-то беспомощный, трусливый, напуганный. Неспособный все это предотвратить. Кто мог только наблюдать.
– Яна, но ведь мертвые не ходят.
– А в твоих сказках ходят.
А потом Яна сказала:
– Она ушла.
Повисла самая хрупкая за всю историю жизни Влада пауза. В салоне монотонно шумела печка. Из проигрывателя доносилась тихая музыка. Какой-то старый рок. Мир за окном замер. Время остановилось. Даже сердце больше не бухало. Влад боялся нарушить эту тишину и безвременье каким-нибудь неловким звуком или голосом. Ему казалось, что только тишина не дает миру рухнуть, унестись в хаос.
Это было затишье перед бурей. И Влад это понимал.
Тишина прервалась внезапно – Яна закричала.
Крик этот донесся даже до Клима. Он уставился на Влада. Машину бросило в сторону, и они чуть не слетели с дороги. Влад ударился о рычаг передач. Вцепился свободной рукой в сиденье.
– Она пытается сломать дверь! Папа, скорее забери меня отсюда-а-а!
Она рыдала. И кричала во весь голос. Это была далеко не истерика шестилетнего ребенка. Это была настоящая паника.
А Влад лишь смотрел в никуда. И молился.
Новый звук донесся из телефона. Он походил на грохот огромного тарана.
Бух… Пауза… Бух… Глухой звук, будто на конце тарана привязана подушка.
В трубке что-то брякнуло.
Крик прорвался через все преграды:
– Яна!
В трубке захрустело. Потом снова появился голос Яны.
– У меня выпал телефо-о-он. – Она ревела. – Эта тетя чуть не уронила атобус.
А потом в телефоне послышались скрежет и звон стекла.
Яна визжала. А Влад заорал:
– Кусай ее! Кусай! Яна, бей ее, постарайся выдавить ей глаза! Слышишь?
– Верни его, – раздалось в трубке.
Влад подавился языком. На секунду ему показалось, что сейчас он задохнется.
– Папа! – кричала Янка.
– Верни мне его, – снова произнес голос, который мог принадлежать только старухе, и после зарычал.
Этот голос будто доносился из пустого склепа, отдаваясь в голове холодным эхом.
– Не… не трогай ее! – закричал Влад.
Теперь он был уверен, что это она. Та женщина из его видений. Она неправильная. С неправильным ртом. Даже через сотовый телефон он почувствовал, как от нее разит чем-то зловещим.
– Верни мне его! – рычал голос. – Верни мне его-о-о-о!
Яна визжала.
– Что?! Кого его? – кричал Влад.
Он вцепился в бардачок. Оттуда вывалились какие-то бумаги.
– Что происходит? – спросил Клим, но Влад его не замечал. Он кричал в трубку:
– Яна? Что она делает? Что?
– Папа, папа, помоги!
– Ударь ее по глазам, Яна! Слышишь?
А потом Влад заорал так громко, что Клим подскочил:
– Отстань от нее! Слышишь ты, я уже рядом! Я тебя задушу, если тронешь мою дочь!