Посреди донской степи

А второе письмо для мамани.
Напиши, мол донёс вестовой,
Что в бою я был вроде бы ранен,
Но видали – остался живой.

Пусть не плачет и молится Богу,
Путь отсюда до дома далёк,
Но когда-нить к родному порогу
Воротится любимый сынок.

И отдельно записку для бати,
Правду-матку ему одному —
Всех прощаю, люблю… ну и хватит.
Батя мудрый, поймёт, что к чему.

Вот и всё. Три последних привета.
Да храни тебя Боже, сестра!
Помолиться хочу напоследок.
Чую, мне не дожить до утра.

Конюх

Я хозяину сказал: «Хватит, наработал.
За копейку спину гнуть – будя, не взыщи.
Ноне пятница у нас, завтрева суббота.
Аккурат в воскресный день конюха ищи».

Я – казак, не скопидом и не держиморда,
За лошадками ходить сызмальства привык.
Но давить меня не нать, заявляю гордо,
Коль не хочешь поиметь лишних закавык.

В том, что пал твой жеребец, вовсе невиновен.
Он с рожденья для меня, как родной сынок.
Я же сам яму загон выложил из брёвен,
Одеялу для него с хаты приволок.

Али я когда Серку не казал участья?
Нешто лишнего овса в торбу не кидал?
Лучше сына распроси строго и с пристрастьем,
Потому он до коней форменный вандал.

Пусть расскажет сукин кот, как он ночкой тёмной
На Серке в донскую степь улетел стрелой,
И под утро воротясь, не покрыв попоной,
Утомлённого коня напоил водой.

Скольки раз яво корил, так поить неможно,
Надо скошенной травы покидать в ведро,
Чтобы воду жеребец выпил осторожно,
Чтобы холодом себе не студил нутро.

А работать без Серка – то особый гутор.
Да и неча лишний раз мне пытать судьбу.
Послезавтра ухожу на далёкий хутор,
А не то, боюсь, твово сына пришибу.

Букет

Плачет горлинка в кустах, словно по покойнику,
Только жизнью рисковать мне не поперву.
Я лазоревый цветок на былинке тоненькой,
Наклонившись на скаку, бережно сорву.

Вскоре будет хуторок, не проеду мимо я,
Там в знакомом курене девица-краса.
Подарю я ей цветок и скажу – Любимая,
Он такой же голубой, как твои глаза.

Вот ещё один цветок, солнышком отмеченный.
Подберу-ка и его, не сходя с коня.
Вместе с синим подарю любушке при встрече я,
Чтоб подолее она помнила меня.

Я скажу ей – На, возьми эту искру Божию,
В золотистую косу ловко заплети.
Видишь, волос и цветок колером похожие?
Это значит – о тебе думал я в пути.

Вот и третий, ярко-ал, как уста зазнобушки.
Мне сорвать бы, только конь прянул круто вбок.
Выстрел сзади прозвучал, порхнули воробушки,
И я, раненный, в седле усидеть не смог.

Ох, не зря с утра в кустах горевала горлинка…
Мне густая пелена застилает свет,
Помираю, братцы, я под ногами коника,
Рядом красною рудой залитый букет.

Атаман

Что печалишься-кручинишься, казак?
Что склонил ты буйну голову на грудь?
Не огонь, а горе-олово в глазах,
Хоть с войны теперь домой намечен путь.

Много смерти повидал ты, атаман,
Вёрсты щедро кровью политых дорог,
Но на теле не сыскать рубцов и ран.
Ни царапины! Знать, Бог тебя берёг.