Буря в бокале

– Вот так-то, запомни это раз и навсегда.– Остывая промолвил Высокий, медленно пряча руки обратно под плащ.

Свин сник, будто сдувшийся шарик, вернее большой воздушный шар который пробили шилом, причём в нескольких местах одновременно. Он натужно задышал, глотая большими глотками воздух и вытирая тряпкой, что когда-то давным-давно назывался платком густые сопли, сочившимися с мясистого пятакообразного носа.

– Всё сделаю, как вам угодно мастер Магнолиус, в лучшем виде исполню. Уж вы во мне можете не сомневаться, я вас в жизни не подведу!– Едва отдышавшись, подобострастно закивал головой он, понимая, на сколь близко находился только что от погибели своей.

– Ладно-ладно, – известный всему миру чародей сменил гнев на милость, продолжил.– Теперь давай ещё раз повторим. Итак, когда ты, воспользовавшись моими гениальными инструкциями и э… всем тем, что к ним прилагается, когда…

Он не успел договорить, как из-за зарослей можжевельника стрелой выскочил рябой заяц и, не замедляя ход, врезался тому прямёхонько в пах. Последовавшее вслед за запрещённом в подавляющем большинстве видов спорта ударом, высокое сопрано, засвидетельствовало точное попадание в цель.

– Мать моя магия!– вопил грозный Магнолиус внушавший страх и наводивший ужас на всех людей, живущих от севера катаясь по траве и сыпля проклятиями.

Незнающий, как поступить в столь деликатной ситуации и главное как помочь, а если быть до конца честным, как избежать того, что называется «попасть под горящую руку», Свин топтался в нерешительности на месте. Затем, всё же набравшись храбрости, наклонился, было к нему, но тут же сбитый сам с ног присоединился к хозяину, накрыв его на какое-то мгновение под своей массивной тушей. Это преследовавший зайца Вук в азарте погони, не рассчитав дистанцию, налетел, сзади угодив тому аккурат в его жирный зад. Второй крик с интервалом меньше минуты всколыхнул округу. Свин возорал будто боров, угодивший под нож мясника. Волк, пребывающий в лёгком нокауте, попытался осмотреться вокруг. Сквозь хоровод кружащихся звездочек и пелену застилавшую взгляд он заметил Вихря своего старшего напарника, который почему-то со всех лап улепётывал прочь, точно у него на хвосте сидели все гончие мира. Затем ему на глаза попалось перепуганное лицо толстяка мычащего что-то несуразное на своём человечьем языке и чешущего своей пятерней огромный пухлый зад. Переведя взгляд на долговязую фигуру, он будто во сне наблюдал, как тот тяжело болезненно морщась, подымается на ноги, сжимая в руках слабо барахтающийся рябой комок. В голове вращались бессвязные обрывки мыслей, мелькали фрагменты погони, стоял гул в ушах последствия сильного удара о зад двуногого, он никак не мог взять в толк, что произошло, пребывая в полной прострации. Впервые угодил он в такую ситуацию. Лапы словно взбунтовавшись, отказывались его слушаться. Если бы рядом с ним находился Вихрь, он, конечно, объяснил ему бы, что всё что сейчас тот испытывает, является последствием удара. Но его не было поблизости, и он не мог сказать ему, что всё это сущая ерунда в сравнении, что его ожидает в скором будущем. Ибо над ним держась руками за промежность подымался воплотившийся в жизни кошмар – человек в чёрном! Юный волк много историй слышал про этого двуногого, и не одна из них не имела счастливого завершения. Никто не мог похвастаться, что, столкнувшись с ним нос к носу, выжил. Недаром его боялись и звери и охотники. Он наводил ужас далеко за пределами своей вотчины – тёмного замка стоящего непреступным исполином на севере.

Инстинктивно съёжившись и обнажив ослепительно-белые клыки, волк медленно принялся пятиться в сторону кустов. На какой-то короткий миг ему, даже почудилось, что удастся благополучно скрыться с места неблагополучного знакомства. Тем более что он не причинил лично чародею никакого вреда, если не принимать во внимания жирного толстяка и его мясистый зад. Но нет, чудо не произошло. Когда до спасительной чащобы оставалось полкорпуса, он ощутил, как невидимый аркан сдавил мощную шею. Вук зарычал и попытался освободиться от накинутых невидимых пут, крутя из стороны в сторону головой. Бесполезное занятие. Удавка, лишь крепче затягивалась, и жгла, словно была огненная, причиняя нестерпимую боль. От бессилия и отчаяния он издал жуткий вой. Петля не замедлила усилить давление, сжав до полной немоты голосовые связки.

Магнолиус, тем временем худо-бедно пришедший в себя сурово хмурился. Седые кустистые брови сошлись в единую цельную линию. Ему давно не приходилось чувствовать подобную боль. Он уже успел позабыть, как это бывает чувствовать боль. Но навыки, накопленные долгими прожитыми годами, никуда не делись. По крайней мере, пребывая в не лучшем состоянии, он сумел-таки накинуть аркан повиновения на шею волка и сковать чарами неподвижности. Но, не лишь физические страдания мучили его, сама мысль, что не кого-нибудь там, а самого великого и ужасного Магнолиса заставили корчиться от боли, как какого-то не в меру разгорячённого от бьющих в голову гормонов подростка, заработавшего по свербящему месту от вздорной дочки булочницы неправильно воспринявшая к ней его горячие чувства.

– Любопытно, однако, заяц и волк. Хм, прям как в той сказки.– Продолжая морщить лоб, то ли от боли, то ли от глубоких копаний в памяти забытых воспоминай, размышлял вслух Магнолиус.

– В какой такой сказке господин?– услужливо полюбопытствовал Свинг, продолжая почёсывать ушибленный зад, валяясь на боку благоразумно решивши пока не вставать на ноги. По своей наивности он считал, что лежащих не бьют…

– Неважно.– Не считая необходимым объяснять слуге про какую сказку речь идёт, отмахнулся от него, как от назойливой мухи маг.– Лучше на, подержи это. – Он передал ему в трясущиеся руки увесистый рябой комок.

– Зайчик. Расплылся в широкой плотоядной улыбке Свин.– Какой аппетитный зайчик, я знаю один превосходный рецепт приготовления зайчатины. Пальчики оближешь.– Отчетливо наяву представив пышущее жаром блюдо со всеми полагающимися специями и добавками, он едва не поперхнулся собственной набежавшей слюной.

– Оставь мысли о еде!– разрушил кулинарные мечты слуги гневный возглас Магнолиуса.– Это самое нелепое наказание быть переработанным желудочными соками. Толку от него грош.

– Но, как же, от покушать всегда есть толк. А от вкусно покушать, толк ещё подавно есть какой!– забывшись на миг от упорхнувшего из-под самого носа блюда со свежезапечённым зайцем, что уже миражом плавал перед его мысленным взором, разочаровано произнёс толстячок.

– Да? И какой же по твоему мнению толк, если ты съешь его, будет мне?– усмехнулся Магнолиус.

– Ну, почему же только я один. Вы тоже отведаете сие блюдо.

– Какой ты, погляжу я, великодушный Свин. Спасибо, что не позабыл обо мне.

– Рад, служить вам величайший!– слуга надулся от важности мисси выпавшей на его долю, не улавливая откровенного сарказма, сквозившего в каждом слове мага.– Более того, я хочу поведать вам хозяин, что знаю не один лишь рецепт приготовления зайчатины, а ещё четыре и один запасной, гордо воздев подбородок, отрапортовал Свин.

– «Запасной» это что за вариант такой?– Магнолиус впервые за весь диалог со слугой, проявил признаки любопытства.

– Ну, это ещё не проверенный значит, но очень перспективированный.– Попытался несколько неудачно блеснуть умом Свин, вставив в свой лексикон сложное замысловатое слово.

– Перспективный, дурень!– поправил того Магнолиус.

– Во-во! Именно такой. У меня как раз рецепт с собой записан есть.– Он потянулся пухлыми ручками к широченным карманам, но маг быстро пресёк все его потуги.

– Не надо никаких рецептов! Его,– он ткнул длинным без признаков артрита пальцем в зайца, – ждёт иная участь. К тому же у меня от зайчатины несварения.

– Но у меня же нет.– Тихо пробормотал себе под круглый нос Свин. И тут же спохватившись громко добавил.– Что же мы с ними сделаем?– он изо всех сил стремился угодить Магнолиусу.

– Сейчас всё увидишь…

Чародей зловеще усмехнулся, чем вызывал сильную дрожь у толстяка. Бескровные губы зашептали что-то бессвязное, сопровождая слова лёгкими пассами рук.– Положи зайца на землю,– резко бросил он, не отрываясь от занятия.

Свин поспешил исполнить приказ. Он до конца не верил, что зайчатины ему сегодня не придётся отведать. Но пререкается с магом, чьё имя внушало страх всем обитателем Бурляндии, не мог и помыслить. Волк тихо обречённо заскулил. Откуда-ни возьмись, налетел ветер, всколыхнув пожухлую траву. В воздухе отчётливо засмердело протухшими яйцами, верный признак творящейся неподалёку злой волшбы. « – Надо держаться тыла», подумал Свин и отодвинулся подальше. Заяц, дотоле валявшейся бесчувственной куклой неожиданно пришёл в себя и заморгал ничего не понимающими глазами. Короткая коричневатая шерстка встала дыбом. Длинные уши прижались к спине.

Тем временем ветер стал закручиваться спиралью, превращаясь постепенно в самый настоящий вихрь. Стремительно набирая обороты смерч, будто хищник почуявший добычу стремглав устремился к центру полянки. Свин испуганно попятился назад, не сводя тревожного взгляда от магического веретена. Магнолиус же напротив ничем не показывал волнения или неуверенности, пребывая в своей стихии. Шепча заклинания, он полностью погрузился в мир магии. Ветер усиливался, а запах тухлятины стал совершенно невыносимым. Туман всколыхнулся и принялся истаивать, теряя плотность. Раскрутившись до умопомрачительной скорости, вихрь кинулся на замершего от страха зайца и мигом поглотил его. Затем, не сбрасывая оборотов, налетел на отчаянно бьющегося в невидимых силках волка и также бесследно всосал его. Магнолиус теперь говорил заметно громче, размахивая руками, как дирижер Пьянтусовского оркестра. Свин попытался прислушаться, но кроме непонятного: кыр-дыр-мыр-дыр-хряк ничего не разобрал. Смерч, взревел, достигнул своего апогея. Глаза не успевали фиксировать его обороты, поэтому он виделся сплошным матовым столбом.

Магнолиус резко замолк, и, замерев на месте, склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то или вспоминая что-то. Прошла минута, вторая – ничего не менялась. Свин знал, что хозяина нельзя беспокоить во время волшбы. Поэтому тоже стоял, боясь пошевелиться.

Наконец, встрепенувшись, чародей резко хлопнул в ладоши и выкрикнул заковыристое слово. Столб мгновенно рассыпался, разлетевшись невидимыми в реальном мире ошмётками силы исчезнув без следа, как и появился. На том месте, где всего минуту назад вращалась жуткая юла, на лысом пятачке без сознания в полном одиночестве валялся один волк. Что он жив, свидетельствовала мерно вздымающаяся грудка.

– А где заяц?– глупо хлопая ресницами, выпалил сбитый с толка Свин, опасливо озираясь по сторонам в тылу у себя, он не хотел более оставлять никого.

– Здесь. Лежит прямо перед тобой,– усмехнулся в ответ маг.

– Передо мной?– ничего не понимающий слуга грозного Магнолиуса тупо уставился на мирно развалившегося волка.– Ничего не понимаю,– протянул он окончательно сбитый с толку.

– А тебе и не надо понимать высшие материи недотёпа!– ощерился жуткой ухмылкой чародей и разразился жутким демоническим хохотом, от которого у Свина засосало под ложечкой, и даже пропал аппетит.– Трепетная лань и охотник спаяны в одно тело!– воскликнул Магнолиус, явно забавляясь проделанной работой.– Подножный корм, мяса и кровь, вот потеха! Ха-ха-ха! Такого гурмана свет ещё не видывал!– зловещий смех разлетался далеко окрест пугая птиц, зверей заставляя их забиться поглубже в укрытие и трепетать там от страха.

Свин ничего не сказал по этому поводу, но про себя заметил, что лучше было бы его все же съесть, чем превращать в непонятно что….

***

Редеющий мрак неумолимо истаивал, под все разрастающейся полосой нового дня. Первые робкие лучики проснувшегося солнца спешили, безвозмездно поделиться своим теплом с потянувшимися к ним на встречу растениям и цветам. А также, вернувшимся к активной деятельности мелким комашкам. Животные что вели дневной образ жизни, позевывая и потягиваясь, выбирались из своих ночных убежищ, чтобы тоже получить свою порцию тепла. Чистое небо сулило жаркий погожий денёк. Лето в Бурляндии достигло своего апогея и хотя, как правило, в этих краях никогда не было особо холодным, в этом году оно выдалось на удивление жарким, засушливым и безветренным. Местные сторожили, уверяли, что эдакое погодное явление первое на их памяти и что подобного ещё не случалось.

Не медля, как это бывает только летом, солнечная колесница понеслась по гладкой синеве неба, озаряя мир своим ярким светом. Её путь, в том числе пролегал мимо длинного, извилистого тракта, что песчаной змеей тянулся, петляя меж бесчисленной череды холмов, пронзая широченную зелёную долину и теряясь где-то далеко за пределами горизонта. Высокая трава, вымахавшая до пояса среднего роста человека, с высоты напоминала зелёный безбрежный океан. Спокойные воды, которого безмятежно замерли, впитывая солнечную энергию далекого светила.

Застывшую идиллию раннего утра нарушал, один-единственный мерный перестук копыт. Принадлежал он темноватому мулу, что повесив голову, сонно плёлся вдоль запыленного большака. Весь его вид, в особенности хитрые лиловые глаза выражали молчаливый протест против прогулки в такую рань, когда добропорядочному животному следовала бы валяться в хлеву на мягком сене и видеть сны где он не жалкая помесь кобылы и осла, а величественный единорог, чей гордый вид не вызывает сомнений, что он самый красивый и лучший во всем мире! Или хотя бы вожак, возглавляемый большой табун диких лошадей, что несётся по бескрайним прериям юга. Но, мечты оставались лишь мечтами (а животные тоже грезят, только молчат об этом), суровая же действительность напоминала о себе покачивающими стройными ногами, болтавшимися почти возле самой земли, и грузом в районе хребта никак не меньшим 160 фунтов. Довеском ко всему выше перечисленному служил раздражавший скотину невесёлый мотивчик насвистываемым ездоком, который являлся никем иным, как ночным возмутителем спокойствия замковой стражи, устроившим там настоящий переполох. Пришла пора познакомить тебя любознательный читатель с ним поближе. Итак, прошу уважать и жаловать – Фредерик де ля Нойс, он же Фрэнос. Высокий, светловолосый, с голубыми, как сами небеса глазами, двумя тоненькими полосками усиков под прямым носом, был достаточно молод, тридцати лет от роду или около того. Гордый профиль явственно свидетельствовал о его принадлежности к благородному сословию. И фамилия, доставшаяся ему при рождении, служила тому ещё одним подтверждением, а именно, причастности к древнему дворянскому роду. Роду, давным-давно утратившему своё былое величие и вынужденного вести жалкое существование в пыльных архивах времени. Сейчас мало кто помнил о славном роде Нойсов. Потомков рыцарей, чей выбитый на щите герб, меч и рогатина на белом фоне, внушал благоговейный страх врагам короны. Правда находились некоторые зло сказители и завистники, утверждающие, что белый фон, не что иное, как столовая скатерть с лежащими на ней столовыми приборами – ложкой и вилкой. Якобы, чем на самом деле прославился этот род на полях-пирах, а не на ристалищах и славных баталиях. Но, кто бы там чего не говорил о заслугах предков, Фредерик никогда не ставил их под сомнения, являлся прямым потомкам сего достославного рода. И хотя он сам, не родился и вырос в родовом поместье, а также не воспитывался сведущими в этикете и прочими науками наставниками, но голову имел ясную и манерами обладал вполне благородными ни в чем, не уступая своим более богатым сверстникам, кроме, разве что умением много выпить и поесть в три глотки. Кличку Фрэнос он получил в преступных кругах, где известностью пользовался неимоверной. О чьих похождениях ходили легенды и слагали куплеты. Он заслуженно носил титул лучшего вора Бурляндии или одного из лучшего, дабы других не обидеть, берясь подчас за самые сложные, на первый взгляд кажущимися невыполнимыми задания. Мало кто мог с ним сравниться в умении бесшумно проникать в тщательно охраняемые дворцы и открывать самые сложные замки. Похищая ларцы и древние артефакты перед самым носом у лучших охранников. Скользить незаметной серой тенью по улицам и лазить по голым отвесным стенам насмехаясь над высотой. Славился он и ловкостью и природной смекалкой. Был осторожен и расчётлив. Имея репутацию самого надёжного исполнителя в особо деликатных и опасных вопросов. Но, видать, даже всех этих умений и всего накопленного опыта не хватило ему вчера ночью, чтобы выполнить последнее задание…

Не понукая мула, опустив поводья, он напряжённо думал, стараясь разложить всё по полочкам, где допустил ошибку, в чём оплошал и почему не сработал план, столь тщательно и скрупулёзно разработанный им же самим. Стражники, вопреки предаванию долгими днями и ночами безделью, привычным ополаскиванием горла скрутиловкой, на удивление быстро и оперативно сумели сориентироваться в возникшей ситуации, чуть было, не схватив его. И это не смотря на все меры принятые для бесшумного проникновения в замок. Как-то запас магических амулетов, отводящих глаз и нюх от чувствительных носов тварей подстерегавших там и прочих хитрых ловушек. Он никому не говорил куда отправляется и что за дело предстоит. Он детально изучил чертежи замка, купленные у авторитетного архитектора, не брезговавшего за хорошую плату предоставлять их. Провёл полную подготовку, что была непоколебимой константой перед любым заказом. И не смотря на все усилия, затраченное время, силы, план провалился. Что-то пошло не так. Мысль острой занозой засела в голове и не давала покоя, свербя точно надоедливый москит. @Где я совершил промах? Где сплоховал? Неужели потерял хватку?». Неотступно задавался он терзавшими его вопросами, не находя на них подходящего ответа. Перспектива очутиться без работы если не пугала, то точно сильно озадачивала – пенсии людям его профессии не полагались…

Не смотря на ранее утро, солнце потихоньку начинало припекать. Фред, смахнул жёсткую прядь со лба и надел широкополую соломенную шляпу. Нынешним летом эти головные приборы пользовались огромной популярностью. Хлебнув из фляги тёплой воды, он вытер рукавом жёлтую спелую грушу и откусил добрый кусок сладкой мякоти. Пережевывая, он оглянулся назад. Ничего. Всё тот же пустынный пейзаж. Раньше, здесь пролегали пути торговых караванов. Когда же был построен новый тракт, прежний, более длинный и неудобный пришёл в упадок. Но Фрэносу нравилась старая дорога. Хотя и приходилось ехать дольше, зато не было докучливых спутников, любопытных попутчиков и прочего дорожного люда. Как раз самое то, чтобы подумать поразмышлять, как следует, не отвлекаясь ни на кого-либо. Задумавшись, Фред, едва не свалился с седла. Причиной тому послужила не большая, но коварная рытвина, на сыпучий край которой по неосторожности ступила нога мула.

– Кори,– потрепал наемник тёмную гриву мула,– ты так больше не шути. Иначе придётся пустить тебя на колбасы. Помнишь, хозяин лавки предлагал за тебя, аж три динара?

Мул, как будто уловив суть сказанного, повернул голову и жалобно заржал.

– Ну-ну, не обижайся дружище. Я всего лишь пошутил.– Успокаивающе почесал того за ушком Нойс. Он любил эту флегматичную, но хитрющую, как ласка скотину, помогавшую скоротать ему время на дороге и еще служившим приятным напоминанием о его хозяйке прекрасной доньи Марии Арчибальди последней возлюбленной известного наемника. В знак своих сильных, пламенных чувств к нему, она преподнесла в дар сего ненасытного, упрямого и вечно сонного мула. При воспоминании об этой знойной горячей, как само пламя даме, настроения у Фреда немного улучшилось. Не случись с ним ночной оказии в замке Жирдяя, он бы наверняка заехал к ней, скажем на недельку погостить, а так теперь предстояло разбираться в делах. Его ожидала впереди не лёгкая беседа с заказчиком. Утешало в этой истории одно – его не проинформировали об одной важной детали…

Вдали замаячила холмистая гряда – верный признак скорой встречи с цивилизацией. За холмами старый тракт сливался с новым и вел, не сворачивая, прямехонько до самого Пьянтуза. Второго города по величине после Бухантуса – славной столицы Бурляндии. Фреду нравился этот шумный портовый город. Пьянтуз находился на юге королевства и выгодно, отличался от своего старшего собрата весёлым, бурным нравом, и более мягкими порядками. Так, в отличие от строгой столицы, местные власти сквозь пальцы глядели на мелкие шалости доморощенных ухарей и заезжих кондотьеров. Справедливо пологая, что лишние динары, полученные от них в виде налогов, пожертвований (порой от которых нельзя было отказаться), да и просто оставленных в лавках и тавернах, в городской казне не помешают. Это там, в благополучном Бухантусе жизнь мёд душистый, а здесь надо выживать рассуждали местные отцы города и как могли, выживали. Впрочем, надо заметить, местами довольно таки не плохо, что не могло сказаться на росте и пышности замков местных донов и синоров.

Нойс в отличие от них не являлся обладателем обширного поместья, более того у него даже постоянного места обитания не имелось. Его беспокойный образ жизни, явно не располагал к оседлой жизни. Он подолгу нигде не задерживался, предпочитая постоянно пребывать в тени. Бесчисленные съёмные комнатушки стали его вторым родным домом, которого у него, в общем-то, никогда и не было. Он особо не горевал по этому поводу, в полной мере осознавая древнюю поговорку – «Каждому свой удел». Своим домом он считал сам Пьянтуз и уж более не мыслил себя без стен этого приморского города и пёстрого люда проживавшего в нём.

Так тихо насвистывая себе под нос и размышляя, Фред миновал пологую вереницу утопающих в зелени холмов, за которыми старый тракт плавно переливался в новый становясь заметно шире. На обочине то тут, то там начали попадаться островки мусора, высушенные жарой остатки жизнедеятельности животных и прочие ставшие не в надобности или сломавшиеся в дороге предметы. Дорожный указатель, приколоченная к тёмному изъеденному древоточцем столбу стрелка своим острым носом смотрела в небольшое ответвление от основной дороги, где располагалось деревня «Каменные рощи». Наемник, усилием воли подавил нахлынувшее желание повернуть туда, дабы, укрыться в тени, насладиться холодным квасом и пасторальной картиной сельской неспешной жизни. Жара достаточно измотала, иссушила его, но он всё же сумел взять себя в руки, откинув прочь эту соблазнительную мысль, не желая терять время на отдых. Тем более, как он считал в свете провала операции – незаслуженный, продолжив дальше свой путь, из-за чего был удостоен от Кори укоризненным взглядом.

Только под вечер, когда последние лучики дневного светила, прощаясь, покидали грешную землю Нойс, наконец, смог перевести дух и отдохнуть. Раскинувший свои объятия придорожный трактир, носивший непритязательное, но очень точно подобранное название « У дороги», буквально манил, как огонь манит мотыльков, уставших от долгого перехода путников. На первом этаже из настежь распахнутых окон лился приятный глазу жёлтый свет, а аппетитный запах жарковья приятно щекотал ноздри, обещая желудку все прелести вкусной еды.

Фред подъехал к крыльцу, и как можно аккуратнее, чтобы не задеть побаливавшую ногу сполз с покорно застывшего мула. Стоило ему стать на свои двое, как тут же, дверь трактира распахнулась, словно там за ней только и ждали этого момента, и на пороге возник мужчина с габаритами, внушающими уважение.