Буря в бокале
– Сколько, много воды,– завороженно прошептал Зак.
– Это Заливное море. Оно впадает в Западно.– Припоминая курс географически-познавательный, со знанием дела заявил Винченцо, тоже пребывая под сильным впечатлением от необъятного морского пространства.
– А, это что за полоса?
Вин сразу не понял, что имеет в виду представитель леса, но проследив за направлением его лапы, понял, что тот хотел сказать.– Это лунная дорожка должно быть, я читал о ней в романах о, а впрочем, неважно, гляди красивая какая…
– И куда она ведёт? К луне?– Зак, подбежал к самой кромке прибоя и коснулся лапой светлой колышущей полоске моря.
– Нет, конечно, ха-ха-ха,– рассмеялся Вин,– это просто название такое, придуманное поэтами. На самом деле это вовсе не дорога совсем, а отблеск света луны на морской поверхности.
– А-а, понятно,– разочарованно протянул заколдованный заяц.– Вода,– констатировал упавшим голосом он, уныло взирая на капли стекавшие с подушечки лапы,– солёная, к тому же добавил он, слизнув с неё.
– Как и положено быть морской,– заявил подошедший студент недоучка.– Ты пить хочешь?
– Ничего я не хочу.
Вымолвил, как отрезал Зак, задумчиво взирая на полную Луну, мыслями в данный момент, пребывая далеко-далеко отсюда. Вин топтался на месте, не зная, что нашло на друга, но, не решаясь нарываться на очередную грубость, суясь с новыми расспросами молчал. Продлилась заминка всего минуту, затем, стряхнув с себя оцепенение, как капли с шерсти заяц в обличии волка спокойно произнёс.
– Я предлагаю укрыться за одной из лодок и там заночевать.
– Зачем? Можно и просто под открытым небом на песочке.– Винченцо нагнулся и зачерпнул ладонью горсть песка,– он ещё хранит тепло дневное.
– Может и хранит, но сохранит ли он нам жизнь и свободу, вот это вопрос…
– Перестань Зак, мы не в стане врага. Бояться тут не кого. Ты чересчур подозрителен.
– Жизнь, знаешь ли, учит… не согласился с доводами Вина лесной житель, чьи представления достаточно резко отличались от человеческих.– Впрочем, мне всё ровно, хочешь, спи здесь на песке, а я пойду, спрячусь с глаз подальше.
Пожелав друг другу, как цивилизованные представители своих видов спокойной ночи, друзья разошлись. Винченцо плюхнулся возле какого-то кустарника росшего прямо на песке, а зачарованный заяц, подкопав под одной из лодок лаз, нырнул внутрь. Глубокая ночь опустилась на город, и с ней пришёл глубокий сон.
***
– Нет! Нет, ещё раз нет! Вы не имеете право держать меня здесь и задавать кощунственные вопросы! Мне человеку духовному! Отмеченному свыше и посланному преподобным Гунтером Обливакусом посредником между людьми и Мирусом самим, дабы я нёс солнечную истину в души заблудших!
Под Унцио жалобно скрипел колченогий табурет, а сам он кипел праведным гневом, метая испепеляющие взгляды в сторону Джона Мигавича, будто бы пред ним находился не капрал городской стражи, а сам дракус воплоти. Вот только, бывалого стражника, совершенно не тревожили, все эти возгласы и громогласные заявления, он привык к ним давным-давно уже. Практически все задержанные или арестованные пребывали в единомышленном мнении, что являются невольными заложниками обстоятельств, обвиняя всех и каждого в многочисленных проступках и преступлениях всех кого угодно, только не самих себя.
Сам допрос проводился в участке городской стражи, что находился на невзрачной улице с милостивым названием Подояний. Джон Мигавич сидел напротив, задержанного правонарушителя, раскачиваясь на задних ножках стула их, разделял видавший лучшие времена деревянный стол. На нём в данный момент находился всего один предмет неказистый светильник, три чадящие сальные свечи, закрытые с одной стороны куском грубо сработанной жестянки. Свет от него падал на подозреваемого, оставляя в тени самого стражника. Прием, перенятый от изобретательного Луциуса Драгона.
– Итак, вы утверждаете, что являетесь служителем великого Мируса?– капрал прищурил правый глаз, словно хотел просверлить им насквозь подозреваемого.
– Именно! Я лицо духовное, а стало быть, неприкосновенное! Вы совершаете огромную ошибку, нет даже преступление против веры, удерживая меня тут!– Унцио немного смутился от последних слов своих, сомневаясь в душе, не перегибает ли он малёху палку, бросаясь такими словесами.
– Если это так, на самом деле, где грамота от предстоятеля храма Мируса?
Привёл логичный довод стражник, просто таки наслаждаясь своими дедуктивными методами ведения допроса. Жаль, только зрителей было маловато, молодой да неопытный Джавани, а также Скраб туповатый стражник с извечно выпученными глазами, словно у рыбы, какой-то диковинной. Остальные его коллеги подчинённые в данное время занимались предварительным допросом второго участника потасовки дикого и необузданного варвара.
– Есть грамота у меня!– в сердцах стукнул скованными ржавыми цепями кулаками о стол странствующий монах. – Сам Мирус!
– А, ну не буянить!– Мигавич подскочил то ли от неожиданности манёвра подвижника святой веры, то ли от возмущения. Два других стражника подпирающие дверь тоже встрепенулись. Джавани даже предпринял робкую попытку приблизиться к Унцио, но капрал дал знак, что держит под контролем ситуацию. – Не забывайте, что вы находитесь в стенах порядка и закона. Поэтому придерживайтесь его.
–Кого?– монах округлил глаза.
– Закона и порядка.– Повторил напыщенно капрал.
– А-а, понятно. В таком случае, вы, синор стражник не забывайте, что имеете дело с представителем самого Мируса.– Пригрозил Унцио в свою очередь стражнику.
– А, вот мы сейчас поглядим, с кем имеем дело на самом деле!– махнул пером Мигавич, не заметив, как чернила забрызгали его мундир.– Парни, давайте-ка обыщите его,– дал приказ он своим подчиненным.
Унцио чуть не задохнулся от возмущения.– Вы не посмеете, я никакой-то там лиходей, кто вам дал право такое? Вы что совсем не боитесь гнева Мируса?
– Я исполняю свой долг перед короной. И рекомендую вам более не препятствовать следствию.– Капрал хотел зачитать ему его права, но затем, вспомнив, что сам не до конца знает их, решил промолчать благоразумно.
Немного стушевавшись, стражники осторожно, и почему-то на цыпочках, как будто хотели незаметно прошмыгнуть мимо всевидящего ока бога Солнца, приблизились к насупившемуся монаху и принялись опасливо, словно в его карманах сидела дюжина скорпионов обшаривать их. Вскоре на столе образовалась не большая кучка вещей. Стражники, выполнившие неприятную процедуру, поспешили отступить назад, оттирая при этом руки, хотя никакой грязи на них не было и в помине.
– Так посмотрим,– деловито подгрёб под себя капрал весь нехитрый скарб, странствующего монаха.– Один динарий и восемь крейцеров, ага, деревянная ложка, фу, как несёт от неё, что ей ели? Во! Звездунок, настоящий серебряный, хорошо. А что тут у нас?– Мигавич открутил туговатую пробку походной фляжки, поднёс к носу – скрутиловка! А ну ка… попробовал он на язык, при этом как таракан, шевеля усами.– Да настоящая скрутиловка, ох и ядрёная же она!
Скраб начал принюхиваться, Джавани не сводил взгляд с фляги.
– Что это? Что спрашивается? Святая вода?– глаза представителя власти ликовали, словно он приблизился впритык к разгадке преступления века.– Нет, я скажу, сам, что это такое!– он вскочил на ноги и быстро зашагал по тесному помещению. – Это есть невоспоратое доказательство…
– Неоспоримое,– неожиданно поправил его Джавани, весьма смущаясь при этом.
Недовольно сморщившись, что прервали разоблачительную речь, капрал попытался повторно произнести ее.– Это ли не есть несопримым,– молодой стражник вновь хотел поправить своего командира, но увидев его уничижительной взгляд благоразумно промолчал.– Доказательством вины сего человека, что выдает себя за странствующего монаха? Что ты на это скажешь негодяй? Перст Мигавича, обвиняющие был устремлён в сторону Унция.
Пригладив рукой бороду, монах заявил следующее в свою защиту.– Путникам, позволяется принять во славу Мируса немного скрутиловки, дабы благостный огонь градуса подобно лучам солнцеликого бога нашего обогрел, смыл усталость дороги и ободрил душу.
На миг в комнате повисла гробовая тишина. Для капрала Джона Мигавича можно сказать драматическая, он застыл на месте, как литая статуя, лихорадочно переваривая сказанное.
– Да, это написано в описании,– вновь вставил своё слово Джавани, полностью обрушивая доказательную базу патрона.– А ещё я знаю, что алкоголь используют для причастия, я сам его пил, когда с бабушкой в храм ходил.
Пытаясь спасти ситуацию и сохранить лицо капрал схватился, как за соломинку утопающий, за увесистый зведунок. – Хорошо, но это ещё не доказывает, что сей человек, называющий себя братом Унцио, является духовным проводником воли Мируса. Где его грамота?
Глаза всех стражников обратились на монаха, под этим выжидательными взглядами он даже слегка поёжился.
« Грамота, грамота. Откуда я знаю, где она? Можно подумать её озаботился мне выдать кто-то, я вообще в глаза не видел её никогда. Всё произошло настолько быстро, что ему даже вещи личные не дали собрать, хотя их у него и было, всего да ничего. Нет, никакой бумагой Обливакус не ссудил его, он точно помнил это. Его даже беднягу и деньжатами обделили на дорожку». От жалости к себе на глазах, у него скупые слёзы навернулись. Он с грустью подумал, «как бы здорово было очутиться вновь, под надёжными стенами монастыря, подальше от шумных городов, от кабаков и докучливых стражников».
Капрал вновь ощутил твёрдую доказательную почву под ногами, самообладание опять вернулось к нему. Он мысленно поставил себе галочку в графе личных достижений на ниве профессиональной деятельности и готовился развить успех, окончательно разоблачив правонарушителя прикрывающего сутаной странствующего монаха, как был неожиданно прерван. Виновником его, не состоявшегося триумфа, оказался не, кстати, появившийся в дверях сержант Джет Ползунок назначенный дежурным участка на ночь. Где он пропадал доселе, являлось тайной покрытой мраком, сержант славился вот таким спонтанными исчезновениями, как впрочем, и неожиданным появлениям в местах, где его совсем не ждали. Вот как, например, сейчас.
– Так-так, кто это у нас здесь?– начал сходу тот. Стражники поспешили разойтись по сторонам, освобождая проход тучному сержанту.
– Арестованный является одним из зачинщиков драки в баре «Счастливая трапеза». А ещё он выдаёт себя за странствующего монаха, не имея при себе грамоты соответствующей на это.– Отрапортовал бодренько Мигавич, испытывая привычную неловкость под этим взглядом маслянисто поблескивающих зеленоватых глаз.
– Вот, как… Джет окинул оценивающим взглядом предметы, лежащие на столе, точно старьёвщик заправский, потом вскользь глянул на смиренно восседающего Унция.– Это единственный задержанный в трактире у Сэма?– поинтересовался он у капрала.
–Никак нет. Есть ещё двое. Оба варвара, сейчас за ними присматривают Глендо и Нурис.
– Их уже допросили?– голос сержанта напрягся, круглое одутловатое лицо сменило выражение с едва заинтересованного на подозрительное.
– Ещё нет. Я решил начать с зачинщика. По имеющим у нас данным именно этот человек, называющий себя Унцио начал первый потасовку.
– Следствие покажет, кто виновен, а кого наказать. За этим я лично прослежу.– Пообещал хмуро сержант.– Ну, а ты Джони,– распорядился он небрежно, пока что бери-ка своих людей и отправляйся патрулировать улицы города. Нельзя надолго оставлять Пьянтуз без присмотра. Сейчас, как ты сам знаешь в свете великого торжества надо усилить бдительность, и не допустить злодеяний. Городская стража должна показать этим зазнайкам из столицы, что умеет работать.
– Приступаю немедленно к исполнению!
Капрал привычно взмахнул рукой, напялил на голову шлем, подхватил свой бутафорский меч, и нехотя направился на выход, попутно кляня судьбу злодейку за неожиданную подножку, досадуя, что лавры разоблачителя преступности вновь достанутся не ему.
– Да, Джонни не забудь под утро принести пончики.– Окликнул уже на пороге его Ползунок, передай синоры Марианны, что прошлые были несколько пережаренные…
– Непременно передам.– Пообещал Мигавич и вышел прочь, громко хлопнув дверью напоследок.
« Иди, иди». Мысленно добавил Джет, провожая его взглядом. « А я займусь делами пока»
– Ну, что старый пропойца, опять вляпался в неприятную историю?– сказал уже вслух он, обращаясь непосредственно к нахмурившемуся тучей монаху.– Что насупился, как индюк, какой иль не узнаешь меня Вориан?
Унцио резко вскинул голову, его давно никто не называл этим именем, очень давно, поди, два десятка лет как минуло, с тех самых пор как он забросил воинское ремесло. Лихорадочно перебирая в памяти огромный ворох лиц, он никак не мог припомнить эту ничем не выразительную слегка одутловатую физиономию человека, который все же кого-то смутно ему напоминал. Но чёткость образа упрямо ускользала от него, не желая дать себя, как следует сфокусировать.
– Да, вижу с памятью, у тебя совсем плоховато стало ныне, чего, по всей видимости, не скажешь про силу и неуёмный норов, да и выпить по-прежнему мастак ты. Что никак вспомнить не удаётся?– усмехнулся сержант, в упор глядя на монаха и откровенно забавляясь.– А вот мне до сих пор памятны твои слова, что цитирую дословно – твою стряпню, я вовек не забуду, ты самый паршивый кухарь во всём задрыпаном королевстве. Подбавь-ка ещё.
– Гарри Кошевар! Неужели это ты!?– воскликнул Унцио во все глаза, таращась на ухмыляющегося во весь рот сержанта, развалившегося в кресле напротив.
– Вижу, всё же память постепенно возвращается к тебе.– Закивал одобрительно головой он.
– Но погоди, спохватился монах,– поговаривали, что ты погиб после «Каустровской мясорубки». Так, ты выжил никак?
Не мог поверить Унцио собственным глазам, ведь с той лихой поры, когда он удалецки размахивая булавой несясь в атаку, минуло столько лет, что угадать знакомые черты лица в этом человеке, было крайне затруднительно.
– Можешь сам в этом убедиться.– Гарри, он же Джет, похлопал пухлой рукой себя по груди.
– Но каким образом, весь городишко был изничтожен и сожжён дотла. Я сам видел и собственными ногами ходил по оставшемуся от городка пепелищу. Там не было ни единой живой души, все погибли.
– Кроме тех, у кого имелась на плечах голова, а не приспособление для ношения шлема. Ведь, что самое главное на войне?– задал Гарри вопрос и тут же сам дал на него ответ.– Главное успеть вовремя, сделать ноги!
У служителя Мируса кружилась голова, словно её огрели чем-то тяжёлым. На него потоком бурным сейчас обрушивались давнишние, казалось забытые напрочь воспоминания былых лет бесшабашной молодости. Он вспомнил сам себя, юного семнадцати не полных лет от роду отрока. Задиристый беспризорник, сбежавший от матери потаскухи никогда не бывшей трезвой, отца он вообще не знал. Путешествуя по большакам и весям королевства, с такими же, как и он, искателями приключений он промышлял воровством, конокрадством упиваясь свободой, развесёлой и беззаботной жизнью. Правда, продолжалось это до обидного мало. Покуда в одном из селений их не похватали на горячем, при краже сбруи у почтенного шорника. Его и ещё двоих таких же, как и он сам беспризорников кинули в вонючую темницу. И незнамо как сложилась дальнейшая его судьба, кабы в поселении том не пребывал вербовщик в армию солдат старшина в отставке с деревянной культей вместо ноги. Он то и предложил незадачливым воришкам попробовать удаль в армии. Альтернатива каторга сыграла решающую роль в выборе. Так Унцио, тогда ещё Вориан стал воином-наёмником в вольном отряде генерала Героюса, что воевал везде и всюду, где только платили золотом.
По дороге в лагерь двое его собратьев дали деру, не сумев уговорить Вориана, пуститься с ними в бега. Он просто не хотел закончить болтающимся на виселице покойником или скрюченным от непомерного труда узником какой-нибудь каменоломни. После чего его дорога окончательно разошлась с жизнью вольной, и началась новая полная сражений и весёлых пиршеств. На одном из них он как раз и познакомился с тогда ещё совсем молоденьким и тонким как жердь Гарри Кошеваром. Как звучала его настоящая фамилия, он не знал, да и не принято было в вольных отрядах задавать подобные вопросы, прошлое оставалось за пределами отряда. Весёлый, с хитринкой во взгляде паренёк прибился к ним и как-то сразу стал не заменимым. Где достать, что принести, к кому обратиться? Он был тут как тут готовый всегда подмочь в любом деле и скоро стал совершенно не заменимым. Правда далеко не бескорыстно он помогал, никогда не забывая про собственные интересы, но тогда денег особо никто не считал, каждый день мог стать последним для тебя и все старались урвать от жизни всё и сейчас. Быстро освоившись в отряде он занял место помощника кухаря, а после того как последний неожиданно погиб при переходе через горную речку занял его место.
– Ну, что теперь все вспомнил?
Его взгляд в прошлое нарушил вкрадчивый голос Джета? Гарри? Неважно. Бывший сослуживец смотрел на него с хитрой ухмылкой на устах. Унцио припомнилась эта усмешка, правда тогда она была более живой и не такой тяжеловесной из-за пухлых обрюзгших щёк.
– Теперь припомнил… медленно, с расстановкой протянул Вориан, изучающе обведя его взглядом с ног до головы. – Ты, как я вижу, заделался слугой его величества. Хм, ловко.
– Все мы кому-то служим, кто короне, кто богам… глубокомысленно заметил Гарри.– Жизнь привносит изменения в нашем поведении и мышлении.
– О, ты вдобавок и философом стал справным. Как тебе удаётся совмещать два дела?– съязвил не зло Унцио.
– А разве мне это ранее не удавалось, совмещать два, а то и три дела?– Гарри многозначительно взглянул на бывшего товарища.
– Как же, помню-помню,– закивал головой нынешний вестник славы Мируса.– Как ты лихо втюхивал палёную скрутиловрку в три дорога, особенно когда братья шли в атаку.
– А, что в этом зазорного было?– удивился теперешний представитель закона.– Наоборот, я делал благое дело, придавая смелости и бесстрашия воинам. И, что в том, что я имел скромное желание заработать немного, так это нормально. Все шли в отряды ради заработка. Кто-то головы рубил и жёг города. А кто-то торговлей активно занимался. Это называется распределением труда.
– Да, но не на своих же товарищей наживаться было?
Не согласился с Гарри Кошеваром монах. На что его оппонент сразу заметил.
– Знаешь ли, доблестного генерала Героюса никогда не занимали вопросы этики и порядочности. Он расшвыривался подчинёнными налево и направо, жертвуя ими без всякого жалости, если такового требовала ситуация. Его победоносные походы всегда оставляли за собой горы трупов и пепелища над теми местами, где прежде были шумные поселения людские. И делал, он это отнюдь не без корысти, ты сам знаешь, услуги его обходились весьма не дёшево…
Унцио фыркнул,– тебя послушать, так ты сама честь и благородство. Воин света и добра. Ответь, мне, а часто ли тебе сняться убиенные в том числе и тобой или не без твоего участия люди?
– То, были солдаты, я никогда не воевал с мирным населением.– Подчеркнул Джет особо последнее слово.
– У тебя старинный друг мой избирательная память. Но я тебе напомню, про руины Мескалии, что оставил за собой Героюс, о тысячи беспомощных мирных людей оказавшихся, словно между молотом и наковальней ратью герцога Прожига и отрядом генерала. Сколько тогда погибло, у? Молчишь? Что ж я в отличие от тебя не забыл – никого из живущих в этом процветающем и густо населённом городе не осталось. Ни-ко-го. Пред моими глазами до сих пор стоит эта страшная картина. Всепожирающий огонь, лижущий разбитые стены домов, мольбы сгорающих, мирных ни в чем не повинных людей, крики насилуемых женщин. Дети, не знающие, куда им спрятаться от волны обезумевших воинов, сметающих на своём пути всё и всех. И не говори мне после этого о своей непричастности. Мы все напялившие на себя форму и взявшие в руки оружие повинны в том, что лилась кровь. Знаешь Гарри или как тебя там сейчас зовут, именно после этой бойни я и решил завязать с отрядами, подавшись в монастырь.
– Решил, значит замаливать грехи?– по лицу Джета сложно было понять говорит он всерьёз или иронизирует сейчас.
– Не твоё дело, что я решил, а что нет!– отмахнулся Унцио.– Теперь я слуга солнцеликого Мируса и вся моя жизнь принадлежит только ему одному.
– Ах, что я слышу! Безжалостный берсеркер Вориан стал набожным, кротким служителем божьим. Как всё кардинально измелилось. Хотя впрочем, не настолько уж и кардинально…
– Что ты имеешь в виду,– озадаченно нахмурился служитель Мируса.
– Ну, выпить по-прежнему ты мастак. Да и подебоширить тоже тяга осталась.
Гарри тихо прошёлся к двери и бесшумно приоткрыл её. Убедившись, что их никто не подслушивает, вернулся на своё место.
– Если ты намекаешь на, то, что произошло в трактире, то это не драка вовсе была, а сражение солнца с тьмой.
– Ну, ты и загнул дружище!– присвистнул сержант.– Уж, случаем, не со святым ты себя путаешь?
– Ни с кем я себя не путаю!– Унцио в очередной раз преисполнился решимостью отстаивать веру. – Варвары совершили святотатства на земле, где властвует, воля Мируса, на людях поклоняясь языческим богам. Ни один ревностный служитель не смог бы пройти мимо этого, позволив совершиться подобному неподобству.
Изучающе пройдясь взглядом по грязной сутане монаха Джет поинтересовался.– Вижу ты недавно в Пьянтузе?
– Первый день.– Не стал скрывать тот.
– Заметно, очень. Что ж, кто-то тебя должен просветить на будущее, дабы ты не угодил в капкан невежества, и мне приятно, что этим «кто-то» буду именно я.
Унцио с сомнением воззрился на Гарри Кошевара, ища какого-то подвоха в его речах. Сержант расплылся в улыбке, прекрасно понимая, что гложет бывшего боевого товарища и примирительно молвил.
– Вориан мы не враги и никогда между нами не пробегала чёрная кошка раздора, так что желать тебе чего-то дурного я даже повода не имею никакого. Не знаю, поверишь ли ты мне, но я неслыханно рад увидеть тебя здесь у себя, хм прости я понимаю, для тебя находиться в застенках стражи не очень комфортно, но с другой стороны при других обстоятельствах может мы вообще не встретились бы…
– Да уж,– не стал отрицать очевидного Унцио, но и не спросить не смог, поскольку затронули тему, касающуюся свободы.– Гарри раз ты упомянул о моём здешнем пребывании, то хотелось бы знать сколь долго меня собираются удерживать в местных застенках?
– О, об этом можешь нисколько не переживать.– Поднял вверх пухлые ладони Ползунок.– Завтра на рассвете ты будешь вольным, как птица. Я тебя и сейчас в принципе мог бы отпустить, но на дворе глубокая ночь, разумнее всего будет провести её здесь со своим бывшим боевым товарищем, как в старые добрые времена. Или тебе не приятна моя компания?
– Да, нет, отчего же? Я на тебя никогда зла не держал тоже.– Поспешил заверить Унцио неожиданно свалившегося из давнего забытого прошлого союзника, хотя и не смог удержаться, чтобы не заметить.– Но на счёт «добрых времён», тут ты немного промахнулся на мой взгляд. Никакими они добрыми не были уж точно!
– Ладно, пусть будет по-твоему.– Согласился, тяжело вздыхая Гарри,– назовём их, к примеру, не простыми временами…
– Вот это уже ближе к истине.– Монах хотел добавить «тёмными и кровавыми», но передумал, ему не хотелось вступать в конфронтацию с человеком, от которого зависела собственная свобода.
– Вот и славненько!– подытожил Джет.– Что ж, теперь, когда так сказать официальная сторона нашего разговора завершилась, я предлагаю пройти к более не принуждённой беседе, за бутылочкой чего-то крепкого. Как ты на это смотришь?
– У вас всегда так заканчиваются допросы?
Недоверчиво осведомился Унцио, вознося мысленно хвалу Мирусу за посланное избавления в виде, а впрочем, какая разница, оборвал сам себя он, главное все закончилось хорошо и имело перспективу завершиться еще лучше, учитывая заманчивое предложение Гарри Кошевара. Выпить сейчас он был совсем не прочь, как и в любое другое время.
– Нет, только для избранных.– Плотоядно улыбнулся сержант, прочитав все по лицу старого приятеля. Все-таки существуют некоторые вещи, что с течением лет остаются неизменными.
Через полчаса они уже пребывали в отдельном цивильно обставленном кабинете на втором этаже и попивали крепкую скрутиловку, закусывая её жареной курятиной и свиным окороком. Также на столе мостилась увесистое блюдо с намешанными на нём овощами и фруктами, но к ним никто не спешил притрагиваться.
Унцио сидел, развалившись на мягком удобном кресле и думал, как всё же неисповедимы дороги всепроникающего Мируса. Ещё пару часов назад, он был связан, подавлен со смутными представлениями о дальнейшей своей судьбе, и тут на тебе, как бабаханчик из лужи, выскочил Гарри Кошевар, и вот, он вновь свободен и готов приступить к своей трудной, но такой почётной миссии. Точно прочитав его последнюю мысль Джет произнёс.
