Буря в бокале

– Хочу вернуться к предыдущему нашему разговору касающегося твоего пребывания тут в Пьянтузе – многонациональном городе с разными вероисповеданиями, что хочу особо выделить, очень важно.

– В городе еретиков и отступников, ты хочешь сказать?– схватился яростно за бокал монах, едва не раздавив его в огромной пятерне.

– Ты слишком категоричен мой друг.– Поморщился сержант.– Я вот, никак не могу взять в толк, как тебе удаётся совмещать в себе несовместимое?

– Что ты имеешь виду Гарри?– требовательно подставляя бокал чтобы туда плеснули, полюбопытствовал носитель света Мируса.

– А, то, что ты безбожно выпиваешь, дерёшься и, скорее всего, неравнодушен к противоположному полу, при этом являясь столь ревностным поборником веры.

– Ты ошибаешься!– возмущённо выдохнул Унцио, опорожняя очередной налитый бокал.

– Оно, и видно. Мне как вторую бутылку распечатывать?– усмехнулся весело Джет.

– Сумневающийся усомниться и в вере… процитировал Святые Описания странствующий монах, красноречиво поглядывая на пустой бокал.

– Понял.– Сержант, словно заправский фокусник, выудил из-под стола полный штоф скрутиловки и умелым движением ножа распечатал его.

– Не плохо, ты здесь устроился. Я смотрю, работа у тебя налажена как надо.– Восхитился Унцио при виде таких благ.

– Ты, верно, заметил это,– разливая по бокалам, раскрасневшийся от выпитого хозяин кабинета. – Но не так всё просто попервах начиналось у меня в Пьянтузе. Знаешь ли, чтобы чего-то добиться в жизни, надо приложить определенные усилия. Этот город напоминает набитый динарами сундук, надо только подобрать ключик к замочку его. Дальше дело техники…

Не обременённый техническими знаниями монах не стал уточнять, какой именно, а вместо этого переметнулся на другую тему.– Так ты намекаешь, что не сразу подался в стражники?

– Нет.– Было видно, что вопрос старого сослуживца несколько смутил его. Размазывая жир по тарелке, он медленно поднёс ко рту кусок окорока.– Какое-то время ушло на то чтобы присмотреться, прочувствовать обстановку царящую в городе, чем он дышит и живёт, его нужды и потребности. Увидеть своё место на карте Пьянтуза. Оказаться полезным в нужном месте, в нужное время…

– Позволь, спросить и чем же они дышат, чем живут местные жители?– голос вестника Мируса немного стал заплетаться, всё же выпитое за один вечер сказывалось даже на его богатырском здоровье.

– О, хороший вопрос. Главный, можно сказать.– Ползунок в очередной раз наполнил бокалы.– Пьяны ленивые по своей природе,– тоном человека, который знает, о чем говорит, дал определение он,– и довольно практичные люди, но когда речь заходит о деньгах, всегда рады и готовы поработать на собственное процветания и благополучие. Их главная догма состоит в том, чтобы «Жить лучше хорошо, нежели плохо». А, чтобы хорошо жить, необходимы, как все мы знаем деньги.

– Куда уж без них,– тяжело вздохнул Унцио, соглашаясь со старым приятелем.

– Вот именно. А золота как ты знаешь всегда мало, и на всех никогда не хватает.

– Презренный металл, но нужный и для благих дел.– Поддакнул слегка окосевший от выпитого монах.

– Конечно, всё, что создал солнцеликий Мирус всё во благо.– В свою очередь поддержал старого приятеля сержант, тоже заметно разморенный то ли от ночного бдения то ли от паров скрутиловки.

Унцио сквозь туман хмеля не мог никак взять в толк, куда клонит Гарри или Джет поди его разбери. Мысли заплетались у него в голове, он был не в силах сосредоточиться на сути, незаметно сам для себя упустив нить рассуждения и никак, не мог ухватиться за неё вновь. Ползунок пытался что-то ему втолковать, но получалась у него это не очень доходчиво, чего не скажешь о выпивке и закуске. На данный момент его больше занимала совсем другая мысль, а именно, есть ещё что-либо в запаснике у былого товарища, ибо второй штоф предательски быстро усыхал.

Не видя душевных терзаний Унция, сержант продолжал всё на той же ноте и в том же духе рассуждать.– Пьянтуз посещают разные люди с множеством религиозных убеждениях и верованиях и, как правило, у всех у них водятся деньжата. Безденежных, нищих и скитальцев здесь не привечают, но, однако же, и не гонят прочь. Дело в том, что пьяны, научились зарабатывать на приезжих и зарабатывать не плохо, они бла-бла-бла….

Унцио вытряс последние крохи с сиротливо опустевшего штофа в бокал. « Как всегда всё хорошее заканчивается слишком быстро» – Подумал он печально глядя едва покрывающий треть бокала хмельной напиток.

– Вориан! Унцио! Ты меня слышишь?

Разомлевший окончательно монах не сразу понял, что обращаются к нему, чья-то ладонь легла ему на плечо и потрясла его.– Что такое? А что? Куда?

Вращая головой возвещатель воли Мируса, растеряно заозирался по сторонам, словно впервые, видя это место. От слишком резких движений содержимое бокала, выплеснулось прямо ему на грудь.

– Ты, наверное, устал дружище?– участливо обратился к нему Гарри.– Прости, я совсем не подумал, что ты спать хочешь, должно быть очень сильно? Час сейчас,– он потянул за серебряную цепочку и из кармана жилетки в руку ему скользнули часы.– Полчетвёртого утра уже,– присвистнул он, захлопывая защитную крышечку часов.– И, как ни прискорбно, мне это говорить нам, увы, надо прощаться уже. Моя смена подходит к завершению. Ты где-нибудь успел остановиться?

– Пока что нет. Но, надо сперва посетить собор пресветлого Мируса.– Пробурчал в данный отрезок времени, слабо ориентировавшийся во времени и пространстве Унцио.

– Провожатых я думаю, тебе не стоит давать. Он считай, раскинулся по центру города. Так что найти его не составит никакой сложности для тебя.

– Что ж, стало быть, я пошёл?– несколько неуверенно произнёс монах, пытаясь собраться с непослушно разбегающимися мыслями.

Видя, в каком состоянии, пребывает его старый сослуживец, Джет закачал головой.– Вориан знаешь, что давай покемарь тут часок, приди в себя, а затем и в путь отправишься. Будет если скучно, заходи. Да, и, кстати, на будущее. Всё же озаботься грамотой у настоятелей, меньше проблем будет.– С этими напутственными словами он попрощался и вышел из комнаты, оставив Унцио в одиночестве мерно посапывать в широком мягком кресле.

Двумя часами позже странствующий монах, как ни в чем, ни бывало, словно накануне вовсе не дрался лихо с варварами и не пил всю ночь напропалую со старинным приятелем из давно позабытой жизни, бодро вышагивал вдоль незнакомых улиц, незнакомого города, держа направление к храму. При этом, не прекращая размышлять про себя и дивиться, – « ну, и неисповедимы пути Мируса, кто же мог подумать, что по прошествии стольких лет ему будет уготована встреча с прошлым». Он словно перенёсся, на двадцать лет тому назад, заново переживая события давно минувших дней. Сейчас оглядываясь назад в прошлое, просто не верилось, что всё это происходило с ним на самом деле. Что были воинские походы, сражения, что ему приходилось убивать, пировать с дружками по ремеслу. Он давно вычеркнул эти воспоминания из хранилища памяти и вот они неожиданным образом вновь воскресли, под давлением внезапной встречи с Гарри Кошеваром пусть сейчас носящим и новое имя, заново вернулись, захлестнув его. « Благо я до сих пор пьян сейчас и мне всё ровно, какие воспоминания всплывает в голове» Продолжал размышлять Унцио про себя, пытаясь тем самым абстрагироваться от них, впрочем, сразу же устыдившись такого откровенного самообмана, ибо хмель из головы уж выветрилась, а прошлое, прошлое никуда не делось.

Блеском золотых башенок, лучами утреннего солнца, переливавшихся в многочисленных витражах, встретил монаха главный храм Мируса юга всего королевства. Издали можно было решить, что он пылает огнём – праведным огнём владыки солнца. Утреннюю тишину нарушало лишь далёкое цоканье копыт, и весёлый щебет птиц, озорно перелетавших с крышу на крышу соседних зданий. Унцио с замиранием сердца глядел на изящную роспись, покрывавшую каменные стены величественного храма. Ему ранее не доводилось видеть ничего подобного. Да и вообще он впервые попал в столь крупный город, проведя первую часть своей жизни в бесславных походах, а вторую просидев безвылазно в серых стенах невзрачного монастыря. Но, тем не менее, он считал его родным своим домом и всей душей стремился попасть туда обратно. В привычную уныло тянущую обстановку, в уютную келью, где так ему было комфортно после сытного обеда возлежать и поразмышлять о чём-то приятном…

Усилием воли светоносный сподвижник отогнал прочь навевавшие зелёную тоску воспоминания о монастыре и решительным шагом направился к входу в обитель солнцеликого Мируса. Поднявшись по каменным ступеням, он подошёл к высоким обитым медью воротам. Их украшала огромная гравюра, выполненная в виде пылающего солнца, чьи лучи разбегались на всю ширину створок. Унцио осенил себя знаком и низко поклонился. Он немного робел, испытывая определенную неловкость, как будто гость, явившийся без приглашения. Но, спрашивается, если ему служителю Мируса не идти в его дом, то куда вообще податься в таком случае?

Пауза начало затягиваться. Он боролся с желанием постучать в дверь, с другим совершенно противоположным, развернуться и как можно скорее ретироваться отсюда куда подальше. Его даже бросило в жар, так засвербели в душе сомнения. На счастье, а может и вопреки на беду, эти нелегкие раздумья были прерваны тихим скрипом открываемой створки ворот. Деваться было не куда. Глухой голос приказал.

– Входи же Унцио, тебя уже заждались!

Унцио преисполнялся вдохновением, – « сам настоятель Лкун вышел встречать его. Какая честь!». Сухонький, далеко не молодой, но довольно шустрый старичок, бодренькой походкой вёл его вдоль золотистой анфиладе коридоров, уводя всё глубже в храм. С его пергаментно-жёлтого лица не сползала подобострастная улыбка, словно её нарисовали неизвестный художник акварелью. Сам он молчал, точно набрал в рот воды.

Они миновали светящийся неф и свернули в неприметный узкий коридор, с рядом дверей по обе его стороны. По дороге им, как ни странно, никто не встречался, будто храм вымер полностью от какой-то смертельной эпидемии. Ни одного эха возгласа или отголоска разговора, так присуще таким местам, как храм, совершенно ничего, тихо, словно в склепе. Унцио пока не решался лезть с расспросами к настоятелю, не желая показаться излишне любознательным, и как следствие быть заподозренным в чем-либо непристойном. Очередной поворот вывел их к спиралеобразной лестнице.

– Нам наверх.– Обернувшись, промолвил Лкун, сверкнув улыбкой и ловко переставляя тощими ногами по узеньким ступенькам, заспешил вверх.

Унцио изрядно потея, последовал примеру своего старшего брата по вере, как же ему хотелось сейчас выпить и желательно чего покрепче. Физические упражнения, как он подметил давно, ослабляли его веру. Винтовая лестница вывела их к одной-единственной двери. Покопавшись в связке ключей, настоятель отпёр замок и споро нырнул в образовавшийся проём, монаху ничего не оставалось, как протиснуться следом.

Помещение башенки оказалось довольно просторным и светлым с узенькими окнами-бойницами, выходящими на северную оконечность храма. Внутри ощутимо попахивало кориандром, Унцио сразу в голову полезли мысли о плотном завтраке.

– Присаживайся брат.– Настоятель указал на простой, но добротный стул у овального стола.– Ты устал с дороги, знаю, путь твой был не близким и не лёгким…

Унцио не надо было долго упрашивать. Кинув подорожный мешок на пол, он плюхнулся на стул и принялся вытирать засаленным рукавом обильно выступивший пот с взмыленного лба. Сам Лкнун не грамма не вспотел, даже отдышка не мучила его.

– Может, испить желаешь с дороги брат?– проявляя участие, осведомился он, не сводя пристального взгляда со своего гостя.

– Не мешало бы… решил не скромничать монах.– Признаться меня ужас, как донимает жара, будто я пересёк пустыню Мученников,– пожаловался он, тяжело вздыхая.

– На, возьми, испей. Это вольёт в тебя свежие силы и освежит.

Носитель света Мируса благодарно принял из жилистых рук Лкуна, глиняный кувшинчик и, не дожидаясь кружки, опрокинул одним махом внутрь себя все его содержимое. «Ба, да это скрутиловка!» – подивился про себя он. Хотя и сдобрена какими-та душистыми травами. Вкус же вообще не походил не на один ему известный. Казалось тут было намешено сразу несколько сортов скрутиловки, своеобразный коктейль, тем не менее, очень приятный, пришедший по вкусу, знающему толк в крепких напитках опытному монаху. « А, настоятель парень не промах!», посетила Унция светлая мысль. Хотел бы я иметь его вместо Гунтера Обливакуса, который не только не наливал никогда, а ещё требовал, чтобы ему подносили. И горе было всем, если в монастыре не находилась ни капли выпить. Он мог запросто заставлять часами без перерыва заниматься песнопениям и читать молитвы. Но благо такое случалось крайне редко, всё-таки у лиц духовного сана всегда имелось в загашнике, что принять на душу.

Видя, с какой скоростью гость опустошает кувшин Лкун, растянул губы в довольной усмешке.– Ну, как тебе солнечная настойка?– поинтересовался он благодушно,– утолила ли она твою жажду?

– Да. Воистину она обладает целительной силой!– не скрывая своих эмоций, воскликнул Унцио.– Не иначе, как лицо истинно духовное изготовило столь чудесное средство. Не приходилось мне пить ничего подобного прежде. Вы преподобный Лкун скажу я вам действительно святой человек!

– Ну, не надо меня, так опрометчиво причислять к ликам святых, я такой же кроткий служитель Мируса, как и ты, брат мой…

– Скромность является благодетель.– Процитировал монах строчки Описаний, при этом думая, – «будет ли считаться не скромным попросить закуски к выпитому?». А, то от солнечной настойки у него не на шутку разыгрался аппетит.

Лкун, остался равнодушен к желанию гостя или просто сделал вид, что не заметил его многозначительного взгляда. Пододвинув стул и усевшись напротив монаха, он принялся смиренно ждать покуда тот, окончательно осушит кувшин. Что неизбежно и последовало. Стоило Унцио допить и вытереть рукавом губы, как его буквально засыпали вопросами.

– Как прошло твое странствие, многих ли ты наставил на путь солнца и добра? Какие препятствия тебе пришлось преодолеть, чтобы добраться сюда? Как себя чувствует мой старый друг Гунтер Обливакус?

Унцио, как сказитель заправский, выдержал паузу, прикоснулся рукой к звездунку и начал глаголить.– Что ж, начну с вашего последнего вопроса. Преподобный Обливакус не забыл вас и шлёт наисветлейшие приветствия. (Справедливости ради надо отметить, что настоятель монастыря упоминал имя Лкуна один или два раза на памяти у монаха и то когда был зол изрядно и уж тем более ничего не передавал ему) Но Унцио благоразумно решил задобрить Лкуна, расположить тем самым к более тёплому отношению к собственной персоне. Ибо, Мирус один только знает, сколько ему придётся гостить ещё тут. (В свете последнего выпитого, хотелось бы как можно подольше)

– Каждый день молиться за ваше здоровье, прося Мируса укрепить вашу веру и ободрить в служении. Сам же он, благодарение нашему солнечному богу, чувствует, себя довольно хорошо. Полон сил и готовности и далее нести свет Мируса наставлений нам греховным людям. Касательно же меня, то да, вы правы наставник Лкун, путь мой действительно был не из лёгких, тернистым и часто опасным. Жизнь моя подчас висела на тонком волоске, готовая оборваться в любой миг, от нечаянного дуновение злого ветра. Но, я укреплял себя в молитвах, постоянно постился,– перед последним словом монах слегка сбился, – читал «Святые Описания» и проявлял стойкость в выпавших на долю мою тяжких испытаний. Дела же мои всегда были праведными, наполненные смыслом священных истин господа нашего. Да, оглядываясь назад, я с уверенностью могу сказать, что путь мой был опасен, но необходим. И я безмерно счастлив, что сумел-таки добраться до славного дома Мируса, здесь в Пьянтузе.

– Ну, брат мой, тут ты несколько поторопился.– Неожиданно произнес настоятель,– путь твой ещё далёк до завершения. Я думаю, не одно испытание ещё ждёт тебя на пути миссионерского служения. Так, что запасайся верой и терпением. Крепись Унцио, ибо День Великий близок.

Монаху совсем не понравились слова Лкуна. « На какие ещё трудности в будущем намекает настоятель, уж не даёт он тем самым понять ему, что долго здесь тот не задержится?» С замиранием сердца подумал он, но тут же быстро собравшись, грозившая перспектива вновь быть выдворенным прочь в неизвестность придала ему сил, проникновенно заговорил в ответ.

– Да, это так всё. Испытание преследуют нас до конца жизни нашей. На то человек рождается и живет, чтобы быть проверенным на крепость веры. Но изредка надо и остановиться собраться с мыслями, дать отдых бренному телу.– Взгляд Унцио напоминал коровий, когда он говорил это, не желая, по крайней мере, в близлежащие время покидать уютные стены храма.

– Да действительно тела наши далеко не идеальны и склонны быстро изнашиваться и ломаться. Усталость насылает дракус на человека, дабы остудить пламенеющую веру людскую. Подчас, очень тяжело противостоять его нападкам. Но, ты я вижу брат мой совсем не такой. В тебе ощущается сила, неудержимая мощь пламя настоящего праведника. Ведь недаром именно на твои плечи легла не лёгкая миссия нести слово Мируса, в мир.– Вновь туманно намекая на что-то, провозгласил Лкун.

– Да, это так выбор пал на меня и я с радостью взвалил на себя эту непосильную ношу. Надеюсь, я не опозорю имя бога нашего, ибо слушаю и выполняю его указания неукоснительно, каждодневно и еженощно. Ни, разу я не ослушался слова Мируса, не повернул вспять, уступив коварным замыслом дракуса, а упрямо шёл вперед, не сворачивая, и вот я здесь в городе язычников! Должно быть Мирус своей тайной волей направил меня именно в Пьянтуз, дабы я смог помочь вам преподобный Лкун.– Унцио всем своим видом показывал, что намерен задержаться подольше здесь.

– О, это было бы замечательно, служить рука об руку.– Настоятель мечтательно закатил глаза. – Я думаю, твой опыт послужил примерам для более молодых братьев. Сколько всему ты бы мог научить, показать им (ты даже не представляешь, про себя добавил Унцио) – о таком можно только мечтать…– Но я всё же склоняюсь к мысли, что у тебя более ответственная миссия, нежели служить тут.

Монах чувствовал всем естеством, что его пытаются выставить прочь, вот только, он не собирался вот так просто сдаваться, всеми силами упираясь.– На всё воля Мируса,– смиренно заметил он, и как бы невзначай поделился собственным мнением.– Но в данный момент, как мне кажется, он хочет, чтобы я задержался в его доме и помог братьям в служении.

– Тебе это просто кажется, поверь. Братья при помощи солнцеликого Мируса, сумеют самостоятельно справиться с наложенной на них миссией.– Лкун подобострастно щурясь, склонил голову, но в его голосе стали проявляться металлические нотки. – Усталость от пройденного пути путает в твоей голове, истинные мотивы Мируса. Советую не поддаваться им, иначе можно угодить в сети лукавого врага всех людей дракуса.

– Отведи от меня его.– Странствующий монах осенил себя знаком, не зная еще, что следует добавить ему, дабы задержаться здесь. Унцио словно наяву представились распахивающие перед ним дверцы храма.

– Ты должен хранить стойкость в сердце своём брат мой! Не на миг, не поддаваясь искушению мягкой постели, тепла и ревущего огнём камина. Помни, огонь сей сияет не от пламенного взгляда Мируса, а от противника его, что тщиться спалить в огне нечестивом своём как можно больше отбившихся от солнечного стада душ. Будь непрестанно бдителен! Не попади под скользкую пяту его, постоянно помни об ловушки поджидающей тебя.

– А, я никогда и не забываю. Служение для меня превыше всего!– воодушевленно воскликнул монах, привстав и уцепившись руками за край балдахина настоятеля.

– Рад, это слышать с твоих уст Унцио. Но, всё же этого мало,– прикладывая не малые усилия, чтобы расцепить пальцы монаха, с собственного одеяния скрипя, произнёс Лкун.

– В смысле мало?

Ревнитель веры опешил, ему сразу пришли на ум недавние его «подвиги». « Неужели, кто донёс уже?» – Была его вторая мысль, от которой его бросило в дрожь.

– Недостаточно усилий было приложено. Мирус требует больше жертв, больше стараний.– Продолжал напирать настоятель.

« Куда уж больше можно?!» Хотел выпалить Унцио, но вовремя спохватился, вместо этого жалобно промямлив,– я стараюсь, себя не жалею…

– Мирус видит это и конечно радуется, но всё же требуется большего.– Произнёс Лкун с облегчением в голосе, наконец, освободившись от неумолимой хватки бывшего воителя.

– Чего же большего?

Уже раздражаясь в ответ, вопросил монах. « Чего хочет от меня этот выживший из ума старикашка?» – недоумевал про себя он.

– Тебе надо продолжить начатое дело.– Настоятель выдержал короткую паузу, пристально всматриваясь в лицо своего гостя. – Правда, немного скорректировав цель, так сказать навести фокус на первоочередное.

– Если бы ещё ведать, это самое… Унцио сбился, для него всегда давались тяжело длинные, трудновыговариваемые слова чревородное…

– Не переживай.– Поспешил успокоить его настоятель,– это ведомо мне. Мирус через своих преданных верных служителей открывает свою волю…

Унцио чувствовал себя немного неуютно, так как будто ему хотели всучить заведомо порченый продукт, выдав его за первый сорт. Он никак не мог уразуметь, куда клонит Лкун. Более того, ему совершенно не хотелось знать, чего он вообще добивается от него, и хотя ему была неприятна сама мысль об этом, но даже сейчас в данный момент желание Мируса для него ровным счётом ничего не значило.

– Вижу тебе не терпеться узнать его волю, что же необходимо нашему Великому богу?

Настоятель неправильно интерпретировал поведение своего гостя или же наоборот откровенно забавлялся над ним, говоря такое.

– Да, уж, это самое сейчас заветное моё желание, узнать, чем же я еще могу?– монах сделал акцент, в последнем слове,– послужить Ему.

– О, это известно!– всплеснул радостно руками Лкун.– Воля нашего могущественного бога открылась мне в долгих молитвах и песнопениях читаемых. Глас был мне послан, сам Мирус снизошёл со своего высокого пьедестала, чтобы явить волю свою рабу своему верному. Впрочем, тебе это брат мой самому ли не знать? Насколько я уведомлён, тебе некоторое время назад было ниспослано откровение. Не так ли?

Унцио продолжал теряться в догадках, не зная наверняка, то ли издевается над ним Лкун, то ли действительно серьёзно говорит. Последняя его фраза просто сразила несчастного монаха, сравнение было приведено как нельзя лучше, вот только в правдивости своего «предназначения» он, мягко говоря, глубоко сомневался, как и в том, что, было ли оно вообще на самом деле таковым, а не следствием, грандиозной попойки и дурного настроения Обливакуса. Сам же он до сих пор не помнил, ничего. Ни света Мируса, ни его слов, ничего совершенно, кроме разве что сильной головной боли после изрядно выпитого накануне. Тем не менее, пребывая своеобразным заложником ситуации, Унцио не мог не дать ответа.

– Я до сих пор с благоговейным трепетом вспоминаю, сей счастливый миг, когда Он снизошёл до меня. Хотя я и не помню, о чём самом Он мне говорил тогда, но преподобный Гунтер расшифровал сей знак, как свидетельство воли Мируса его желания нести свет и благодать в мир безбожников и невежд.

– Воистину, мудрость, как и вера Обливакуса не знает границ. Сему достойному избранному волей Мируса всевидящего служителю открылась истинная суть явления тебе светлейшего бога нашего. Кто как не он смог бы понять и осмыслить действо сие сокральное? Мирус открывает волю свою лишь через самых наидостойнеших служителей. И мне отрадно знать, что я, в том числе причислен к этим избранным. Что получили такую величайшую честь, как возможность озвучивать Его послания своей пастве. Это такое счастье общение с самим Мирусом, что, несомненно, можно умереть от переполняющих тебя чувств!

« Не знаю, как от счастья, но вот смерть от скромности, сему служителю точно не грозит!» -подумал про себя Унцио, вслух естественно ничего не сказав.

– Да, я счастлив!– Лкун воздел руки ввысь, но не достаточно энергично и высоко на взгляд странствующего монаха. – И озабочен одновременно.– Руки настоятеля немедленно опустились, повиснув плетьми вдоль тела. По всей видимости, он ждал, что его гость броситься задавать вопросы или хотя бы соизволит проявить обыкновенное любопытство, но тот с невозмутимым взглядом продолжал угрюмо сидеть на табурете, и, не помышляя, вообще как-то реагировать на его слова.

– Хм,– выдохнул Лкун.– Так вот возвращаясь к воли нашего пресветлого Мируса,– резко перешёл он на деловой тон, присущий скорее матерому торгашу с Центрального круга, нежели кроткому божьему служителю.– Ему требуется Унцио твоя помощь.– Видя, что смысл сказанного не доходит до собеседника, он несколько возвысил голос, вновь воздев руки ввысь – Представь только величественный Мирус выбрал никого нибудь из множества достойнейших служителей, а именно тебя Унцио. Какое высочайшее доверие тебе оказано. Ты самый счастливый человек на свете! Ибо именно тебе и ни кому другому выпало ответственная миссия, представь только возложенная Самим. Ах, как же я тебе завидую!