Лечение водой

Нет выхода, нет выхода. Шмякается на асфальт мозгом, жихает с пылью.

«Нет, я не позвоню ей… но ты ведь позвонил Уртицкому тебя ведь затянули теперь уж… – нет! Я не буду ей звонить!» Но эта мысль – как у падающего тела.

«Нет, не буду звонить!»

Мы там готовили… так и не вышел.

Все это – мастерски сделанные намеки. Костя чувствует, что каждое слово, каждая интонация стоят в них на своем месте. Это как фортепьянный аккорд, но клавиши нажимаются не разом, но по порядку (каждая часть одного намека). Но в его сознании это уже отражается горстью звуков. А что эта «горсть» означает доходит он постепенно, через несколько часов.

Конечно, основную суть он ловил сразу, но детали проявляются для него гораздо позже, когда он начинает обдумывать и вспоминать. В результате он приходит к тому, что от него требуют вполне определенных действий да еще с мелкими нюансами. Но больше всего в тупик ставит… ты должен. «Я ее совсем не знаю…» – ты должен. Раз и все. Должен.

Ира Лобова.

Это условие.

Позвонить в журнал, рассказать, открыть им глаза…

«Вообще они все вместе, сговорились, и так все знают – они заодно с Уртицким – и Лобов тоже».

Позвонить, узнать, что с романом… – роман не годится, переделывать. «Я отказался, наотрез отказался переделывать». Как ловко его заманили в ловушку его же действиями! Костя ходит, ходит – старается увидеть на потолке комнаты – позвонить, узнать, там, на потолке, узнать, что с романом!.. – рецензия, плохая рецензия – идет, идет тент наверху.

Ходит, шагает – успеть рассмотреть на потолке – тихонько-быстро тент следует за Костей, все накрывает.

Ваш роман не годится. Молдунов специально. Сговор с Уртицким.

Позвонить, узнать, – ходит, ходит по комнате: что же делать, что делать – на потолке, разглядеть – узнать, узнать… жизненный опыт, Костя. Ты Иру-то помнишь?

Позвонить, позвонить, узнать-разглядеть на потолке, успеть! – скажут то же самое, роман отклонен – и это будет уже все. Официальный отказ из журнала. Тихонько-быстро следует тент.

Уртицкий вступился втихаря.

«Если позвоню в журнал, полезу на рожон…» – Отказ. И если уже скажут точно – в журналах все точно, если спросить напрямую – дадут ответ, точка.

«Не могу, не могу позвонить… Молдунов все сказал… Молдунов говорил как из потесненного положения…» – это только ощущения – «я никогда не смогу зацепиться за это!!» – неясный тент, ничего не видно.

Секунду ему страшно, удивительно! – от этой наглой быстроты – как быстренько следует тент – «как это может быть, кто им позволил?!..»

Такое происходит!! Еще вдруг спонтанная мысль: «Я, может, слышал полно таких историй? Да, но когда это в вопиющей реальности… Боже мой, это просто, просто…»

Непередаваемо и невообразимо, да.

«И… Не могу взбунтоваться. Не за что зацепиться». И снова, снова слова Уртицкого: Мы там готовили один текст, который так и не вышел.

«Я столько лет его знаю и после этого выходит что только… Ублюдок, ублюдок кислорожий».

Жаркие вспышки-змеи в голове, в туманящей усталости. Гул, все гудит в извилинах!!

Ходит, ходит, узнать, узнать – позвонить Молдунову – сказать, что Уртицкий…

Я не знаю вообще, о чем идет речь, – кажется, слышит уже Костя ответ Уртицкого – Молдунову. – Это ему просто померещилось. Ну вы что думаете, что я… и его личная жизнь… как это вообще может быть связано?

«Боже мой, да есть ли у них хоть капля совести, хоть капля человеческого?!!! Это такой классный роман!! И я столько работал!!» – мысленно вопиюще восклицает Левашов.

Так Уртицкий и хочет человеческих отношений. Человеческой любви, – откликается у Кости само собой.

Вы можете помочь напечатать? – Ты Иру-то помнишь? Это ж еще неизвестно, получишь ты премию или нет. Писатель Валтаров совмещает литературу сриэлтерством. «Работать, работать идти ради Иры… – ошалело колотит, колотит в висках. – Этого не будет, не будет!»

Ледяной жар в голове.

«Валтаров… он мне еще этого придурка будет в пример ставить! Пятьдесят лет, а ничего не добился, никому не известен, только две книжки издал…»

Но Уртицкий всегда хвалит Валтарова – они вместе учились и большие друзья. «Да, да, друзья. И с Молдуновым – тоже».

Костя продолжает расхаживать, расхаживать по комнате, расхаживать.

«Они звонят мне намекают потому что знают что я все равно позвоню ей. Они это знают – что выудят из меня! Знают заранее, все равно знают!»

идет, идет по комнате – идет-идет, идет

«Нет! Не буду ей звонить!..»

Расхаживает, расхаживает – мы знаем, что ты отправил на премию… но это ж еще неизвестно, что там будет. (Чарующий блеск – церемония вручения «Феномена»! Огромный экран над сценой, оживленная игра цветомузыки, совершенство, талант – в момент ты взлетаешь, у тебя море поклонников!..)

Неизвестно, неизвестно – идет, идет по комнате, идет-идет, иди сюда, иди…

«Нет! Я не позвоню ей! Не позвоню! Бездари, ничтожество! Не продамся!» – Костя остановился посреди комнаты. Несколько секунд…

Расхаживает, расхаживает, опять, опять – это ведь только один отзыв и оценка вполне можно изменить — мягенький, манящий голос Уртицкого.

«Нет! Я не поддамся! Не бывать!..»

Маэстро может и решение жюри изменить… «Там уже, значит, сговор – раз Лобов звонит мне, говорит такое… Если я буду встречаться с Ирой – мне дадут премию «Феномен»?..»

Костю так и влечет, влечет – невидимая леска протянулась к нему…

«Но а что если обманут меня?..» И ему мерзко-ступорно от этой невольной «расчетливости». «Я Ире позвоню, а премию… мне все равно не дадут?

Что если членам жюри наоборот захочется «проявить волю»? Уртицкий сказал одно – а они захотят показать, что у них, дескать, свое мнение?»

Мутный, крутящийся клубок интриги. Костя как чувствует его… и двоя-кость всего, шаткость. А Уртицкий как играет на этом – своими устойчивыми, акцентированными намеками.

«Когда именно он говорил с жюри? И что конкретно сказал? Он замолвил за меня слово? Да… но может забрать его назад».

Левашов останавливается. И бросается на кровать.

Лежит…

Алё… – мягкий, покладистый голос Уртицкого. Голосок поддается… когда скатываешься вниз, как по леске – к Ире.