На кухне сидели Стас с Милой и пили чай. Солнце грело их довольные лица, парочка наслаждалась новогодним утром, теплом, горячим свежим напитком и тишиной.
– О, Игнатий, с Новым годом! – радостно приветствовал приятеля Стас. – Присоединяйся. Чаю хочешь? Или чего другого? Пиво есть, кефир для желающих…
Игната передёрнуло. Организм явно и недвусмысленно протестовал против любых жидкостей, а при слове «пиво» внутренне содрогнулся в ужасе.
– Не-е, – выдавил он. – Я, пожалуй, это… Потом. Попозже. Слушай, а что вчера было-то? Почему я в твоей комнате на полу спал?
– Ммм… Ты вообще ничего не помнишь, что ли?
Игнат снова попробовал что-то вспомнить, но это было равносильно попытке разжечь костёр из мокрых дров без растопки отсыревшими спичками.
– Помню, как за стол сели. А дальше что-то вообще ничего.
Стас хмыкнул.
– Короче, как двенадцать отзвенело и все стали пить за Новый год, ты тоже со всеми выпил, стакан на стол поставил. Потом постоял несколько секунд и, как стоял, так и рухнул плашмя.
Игнат замычал.
– Что, в салат?
– Да нет, пронесло. Назад грохнулся, на диван. Мы подождали, ты не встаёшь. Кто-то из девчонок тебя проверил – нормально, дышишь, только отключился. Тогда Тоша с Кириллом тебя оттащили в маленькую комнату и аккуратно положили отдыхать.
– И всё?
– Нет. Где-то в полвторого, когда до танцулек дошло, ты внезапно вылез, дошёл до зала и встал на входе. Просто смотрел, ни на кого не реагировал. Минут пять так постоял, потом сел в коридоре и начал сам с собой разговаривать. О чём – понять никто так и не смог. Какое-то время так сидел, наконец народу надоело через твои ноги перешагивать, тебе предложили куда-нибудь переместиться. Тут ты заявил, что тебя тошнит. Пацаны тебя в ванну перетащили и слегка освежили. Освежившись, ты прям там и заснул. Так что они тебя опять в маленькую комнату отволокли, уже с концами.
Игнат покачался на стуле взад-вперёд.
– А Лёлик там откуда взялся?
– Он тоже основательно поднабрался, но уже позже. Часа в три, когда все гулять пошли, заявил, что хочет спать и никуда не пойдёт. Сам ушёл в комнату и задрых, никто его не контролировал.
– Угу…
Игнат ещё помолчал. Мысли в голове перекатывались с трудом, как галька во рту древнегреческого оратора.
– А где все вообще?
– Так разошлись. Почти все рядом же живут. Трое ещё спят в родительской комнате, да Лёлик остался.
– Угу.
Снова минута молчания.
– А Кирюха где?
– Он с Никой отчалил. Когда все с гулянки вернулись, они ещё часок тут шушукались, потом сказали, что опять пойдут гулять и, скорее всего, уже не вернутся. Думаю, в Битцевский парк пошли и через него догуляли докуда-нибудь, пока метро не открылось.
Игнат вспомнил, как Кирилл с Никой накануне о чём-то непрерывно говорили друг с другом, как блестели у обоих глаза.
– Я в душ схожу? – угрюмо вопросил он. – И это… – он оглядел себя критически, – я бы постирался, если не возражаешь, конечно. Можешь дать надеть что-нибудь?
– Да не вопрос. Халат отцовский тебя устроит? Чистый. Он удобный очень, как раз то что надо будет. А одежду просто в машинку запихни, я потом запущу.
От душа стало чище, но не легче. Вымытый Игнат облачился в халат и вернулся на кухню. Там уже сидел Лёлик и пил кефир. На лице его было написано столь же невыносимое вселенское страдание, но он, по крайней мере, мог улыбаться (хотя и криво). У Игната же кожа лица, как мокрая тряпка, тянулась вниз, мимические возможности были сведены почти к нулю.
– О, с лёгким паром и Новым годом! – возопил Лёлик. – Слушай, ну мы и набрались с тобой вчера! Я ещё не так критично, а тебе, видать, красное винцо-то в начале не пошло, не-ет, не пошло. Кефирчик будешь?
Игнат посмотрел на кефир, к горлу подступила тошнота.
– Не-е. Слушай, Стас, пойду-ка я прилягу ещё, не возражаешь?
– Иди, конечно. Мы сейчас тут Лёлика кефиром отпоим и опять гулять пойдём. А ты отдохни, если торопиться некуда. Мне тоже некуда, а родители только четвёртого приедут. Так что можешь тут хоть три дня торчать.
Игнат ушёл в комнату и лёг, теперь уже на кровать, а не на пол. Как только тело приняло горизонтальное положение, появилось головокружение. Не то, чтобы оно было невыносимым, но очень неприятным, перед взором всё плыло. Он закрыл глаза, тотчас же увидел какое-то серое звёздное небо, тоже крутившееся бесконечной каруселью, затягивавшей его дальше и дальше. Он подумал, что если встать (или хотя бы сесть), «вертолёты» исчезнут, но встать сил не было.
Минут через сорок Стас сунул нос в комнату, спросил не надо ли чего – например, чаю или алка-зельтцеру. Игнат подумал, и согласился на химию. Хозяин квартиры заботливо развёл препарат и принёс шипучий раствор. Получилось выпить полстакана. Стас поставил остаток на стул и сказал, что они отчаливают на прогулку, поскольку все уже встали и в состоянии.
– Звони, если что.
Вскоре хлопнула дверь, в квартире установилась тишина.
Минут через десять после приёма алка-зельтцера Игнату слегка полегчало, и он впал в лёгкую полудрёму. Это было странное состояние, когда вроде бы ещё не спишь, но уже начинаются сны – неглубокие и зыбкие. Перед ним поплыла всякая ерунда – то он видел Барака Обаму, в одних трусах несущегося вниз по лыжному трамплину в Яхроме, то Лёлика в костюме-тройке с сосредоточенной миной наяривавшего Бетховена на безладовой бас-гитаре, то ещё какой-то бред. Наконец накатил сон.
Пробуждение пришло с ощущением, что проспал он с полдня, не меньше. Но часы недвусмысленно показывали, что прошло всего каких-то минут пятьдесят с ухода Стаса и компании. «Вертолёты» прекратились, вновь накатило ватное отупение и тяжесть. Сил не было, ощущалась такая беспощадная усталость, словно вместо новогодней гулянки он таскал брёвна. Игнат посмотрел на стакан с алка-зельтцером, стоявший рядом. Подумав, привстал и выпил остаток препарата, после чего рухнул обратно.
Ещё пару часов он пролежал в похмельной медитации – без движения, думать ни о чём не хотелось, да и не моглось. Потом щёлкнул дверной замок – Игнат услышал голоса Стаса и Милы – видимо, вернулись они вдвоём. Вновь заглянул Стас.
– Как ты тут?
– Ну, так. Живой, но больше ничем хорошим похвастаться не могу.
– Живой – и то хлеб. Обедать будешь? Вроде время уже, мы сейчас сядем.
Игнат задумался. При слове «обедать» внутри что-то ёкнуло, но это была не тошнота, а какое-то другое ощущение, тоже не очень приятное. Он не мог понять – то ли организм проголодался и требует пищи, то ли, наоборот, паникует, как бы чего в него не запихнули.
– Не знаю. Вы садитесь, а я подойду, там видно будет. Завари чаю, если можно. Некрепкого.
– Окей, присоединяйся, когда решишь.
Через десять минут Игнат нашёл в себе силы подняться и пройти на кухню. Стол был, как на богатом натюрморте, заставлен остатками блюд, которые обычно остаются после новогоднего ужина и потом поедаются ещё день-два. Мила обедала пирожками, Стас уплетал запечённую картошку с салатом-оливье. Игнат опустился на стул и исподлобья оглядел постпраздничное изобилие. Ни одно блюдо, стоящее перед ним, организм не возбуждало. Подумав, он кинул ложку мёда в чай и медленно выпил, заедая куском белого хлеба. Вроде бы не тошнило, но и желание съесть что-либо ещё отсутствовало напрочь.
– Ну как? – спросила Мила.
– Да так. Непонятно как-то, – Игнат вздохнул. – Пойду я, пожалуй, опять прилягу.
– Да без проблем, – кивнул Стас.