Жизнь и любовь. Сборник рассказов

А где же ваша рация? – спросил Володя.

– У другого моего помощника. Вон там. – Лесник махнул рукой назад в глубь леса.

Настенька и Володя, как по команде, повернулись и только теперь заметили гнедого коня, ноги которого чуть выше копыт были словно одеты в белые носочки, а шелковистая грива буквально засветилась на солнце, когда тот резко качнул головой, отгоняя появившихся уже мух. К седлу была приторочена сумка, из которой торчала антенна рации.

– Ну а всё же можно узнать, как вас спасла собака? – спросила Настенька.

– Случилось это так, – начал лесник. – В сущности, по моей невнимательности. Дело было во время урагана. Ехал я на своём Месяце, – так, оказывается, звали коня – а Волк, как всегда, за нами. Тут вижу, что осину сломало ветром, и она перекрыла ручей. Вода уже пошла другим путём и на дороге целое болото образовалось. Спешился я, значит, и стал дерево оттаскивать да не заметил, что чуть выше старую сосну видимо уже вывернуло из земли, и она еле держалась кроной за соседние деревья, ну а очередным порывом ветра её и понесло на меня. Я как услыхал треск сверху, назад откинулся, а меня и прижало к земле стволом. Тут два момента удачных было. Во-первых, я успел разогнуться, и меня не треснуло по спине. Тогда бы мне точно крышка была. И то хорошо, что сучья сосны в землю упёрлись, и меня не раздавило совсем. Но я упал спиной на землю, и руки оказались среди веток так, что я их никоим образом не мог освободить, чтобы с их помощью попытаться выползти. Ни перевернуться не могу, ни ногами оттолкнуться. Всё вроде целое, а вылезти не удаётся. Такая дурацкая ситуация получилась.

Будь я один, так впору бы и испугаться совсем. Не так часто люди ходят в наших краях. В конце осени грибников не богато. В плохую погоду тем более. Прокукуешь холодной ночью – не скоро оправишься, а то и совсем дуба дашь. Тем более что упал я рядом с ручьём. В жаркую погоду – это хорошо, а в холодную не очень. Журчит возле уха, но радость не доставляет. Скончался бы от жажды у самой воды, вот был бы цирк.

Но это будь я один. А тут ведь и конь есть и собака. Месяц мой, конечно, стоит себе на дороге. Что он сделать может? Да и не понял, наверное, в чём дело. Другое дело Волк. Тот сразу забегал вокруг упавшей сосны. Я, конечно, говорю ему:

– Волчок, сделай что-нибудь. – А сам думаю, что придётся, наверное, посылать его домой. Но захочет ли он оставить хозяина?

Только пока я думаю своё, а Волк мой сам соображает. Эта собака, ой, как умна. Чувствую – задышал мой пёс над ухом. Ухватил зубами за ворот куртки и потянул.

Должен вам сказать, ребята, не думал я, что до такой степени силён мой друг. Сам не поверил, когда поползло моё тело из-под проклятого ствола. Сантиметрами, сантиметрами, а поползло. Попал я, конечно, в ручей спиной, но уж теперь мог и сам помочь Волку, вытащив руки и отталкиваясь от ствола.

Вымокли мы с моим другом изрядно. Да и подняться мне потом, оказывается, было не очень просто. Так что без Месяца я, пожалуй, тогда до дома не добрался бы. Волк бы мог тащить по земле, но это для обоих было бы мучением. С конём, конечно, проще. Главное было забраться на него, когда всё тело ныло. Но что это по сравнению с усилиями Волка?

Между тем ньфаундленд, будто понимая, что речь идёт о нём, улёгся у ног хозяина, скромно положив голову на лапы.

– Добрейшая собака, между прочим, – заключил рассказ Николай Иванович. – Никого ещё ни разу не укусила, но страх нагоняет и, будьте уверены, не пропустит случай вступиться за меня, если надо. Всё понимает.

– Да, собака у вас замечательная, восхищённо сказала Настенька и протянула руку к голове Волка, чтобы погладить.

Собака подняла морду и неожиданно лизнула ладонь девушки, словно давая понять, что бояться не надо. Настенька рассмеялась, отдернув, было руку, но тут же теперь совсем без страха повела рукой по мохнатой голове и шее добродушного великана.

Лес тихо зашумел листвой.

О ТОМ, КАК Я СЛУЖИЛ РАБОТНИКОМ У ТРЯСОГУЗОК

А и вот что я вам скажу, дорогие мои собратья по перу, писатели, то есть те, кто некогда скрипели перьями по бумаге, а нынче катают шариками ручек шариковых по ней же или тюкают пальцами по клавиатуре, выбрасывая буковки на компьютерных экранах. Чем сиднем сидеть в городских стенах, штаны или юбки протирая в погоне за славой и весьма призрачным величием, обратите-ка вы свои стопы, изрядно приуставшие в беготне по не всегда благодарным и приветливым редакциям и, тем более, вышестоящим организациям, за город, поближе к природе-матушке. Уверяю вас, что только там вы обретёте истинную радость душевную, покой и умиротворение сердечные. Там, именно там среди берёз игривых, весело подставляющих тела свои белые взгляду вашему ласковому, среди ив задумчивых, опустивших пряди волос до самой воды речушки быстротечной, как и сама жизнь, среди дубов осанистых да кряжистых, по-стариковски мудрых, среди лугов, неизбывной зеленью охваченных, волнующихся травами сочными да пряными, только там вы поймёте всю тщету ваших помыслов превзойти это величие, миллионы раз описанное, но так и не отражённое во всей своей красе, ибо невозможно познать бесконечное, охватить бескрайнее, объять словесами необъятное, но очень даже возможно и совершенно приятно и восхитительно любоваться этими чудесами в любое время года, а особенно в пору цветения, благоухания и буйства красок.

Что бы вы ни делали там на природе, чем бы ни занимались, она заманит, увлечёт и окунёт в жизнь прекрасную и удивительную. В подтверждение этих слов расскажу-ка я вам историю свою собственную, а вы уж сами думайте, подходит вам такая жизнь или нет.

Закончил я суматошную деятельность государственного служащего, длительные разъезды по заграницам. Ушёл, наконец, на пенсию и купил дачу неподалеку от Москвы, этак километрах в тридцати от кольцевой дороги, но в замечательном месте, где и лес просто рядом, начинается сразу за калиткой, и река поблизости в пяти минутах хода, и горы тут тебе, да и равнинные местности – всё есть. Отдыхай себе да радуйся. Только отдых этот ещё организовать надо.

Приехали мы с женой на дачу впервые в середине лета. Глядим – домик на пригорок поближе к лесу забрался, по правую руку, если на него смотреть, красавицы вишни распушились, по левую – молодые яблоньки только-только начали наряжаться в зелёные коротенькие платьица, по центру – словно кто кисть с красной краской встряхивал да капли оставил – это клубника зреет, солнечным огнём наливается. А

возле самой ограды с одной стороны пышные кусты красным бисером обсыпаны, значит, красная смородина к себе подзывает, что б вы на чёрную не засматривались, а она рядышком томной чернотой спелых ягод привораживает. Уж я не говорю о малине, разросшейся так, что ни обойти её, ни объехать, чтоб не остановиться и не съесть ягодку-другую, а там и на десятки счёт можно вести, да кто считает, когда ягоды во рту тают и сладостью душу греют?

Однако, как там прежние хозяева к природе относились, не знаю, но сразу видно было, что не вся земля ласку чувствовала, не вся ухожена была и привечена. Вот мы и взялись за неё в первую очередь. Не стану описывать, что сажали в первое лето, что во второе, а вот, что меня поразило сразу же, о том не могу умолчать. Люблю я, знаете, всякую живность в природе подмечать. Вот и на даче сразу стал ожидать гостей – думаю, может, зайка какой или лисичка пожалуют. Они, конечно, нами тоже заинтересовались, да в гости приходили почему-то в ночное время, когда мы усыплённые заботами дневными, глаз не могли раскрыть ото сна.

Но вот кто не скрывал своего интереса к нам в дневное время, так это трясогузки. Я, было, не сразу обратил на них внимание, но слышу над головой чи-чи-чи да чи-чи-чи. Смотрю, что там? А это трясогузка над беседкой на проводе электролинии сидит, хвостиком потряхивает и мне что-то чивикает. Я был занят вывозом сорняков и покатил тележку к противоположному концу участка. Подъехал и слышу опять над головой чивиканье.

Трясогузка уж здесь, на другом проводе хвостиком потряхивает.

Хочу в самом начале повествования обратить внимание всеведущего читателя на то, что я имею в виду не жёлтую трясогузку с вызывающе жёлтой грудкой и зеленоватой спинкой, которая тоже встречается мне изредка, но не на даче, а при подходе к ней, когда я поднимаюсь по тропе, извивающейся в густой траве полной такого аромата, что дышать хочется. Именно тут жёлтая трясогузка, усевшись на какой-нибудь ближайший к тропе кустик, неприлично открыто красуется своим ярким оперением, но мгновенно улетает, стоит вам только обратить на неё пристальное внимание и попробовать слишком приблизиться. Нет, она не общительна.

Другое дело, белая трясогузка, что живёт у меня на даче. Впрочем, думаю, что в этой части трясогузка со мной не согласиться, прочивикав вполне резонно, что неизвестно ещё, кто у кого живёт. Но об этом рассказ впереди.

Я остановился на том, что моя белая трясогузка следовала за мной, когда я шёл из одного конца участка в другой. Сначала мне показалось, что это случайное совпадение, поэтому я решил проверить. Убеждённый в том, что птица не полетит за мною, я направился специально от калитки к беседке. И что же? Слышу и вижу над собой интеллигентную птаху в удивительно красивом чёрно-белом наряде. Головка словно в чёрной шапочке, а грудка и горло от самого клюва покрыты чёрной манишкой. Зато лоб и щёки совершенно белые, что позволяет чёрным глазёнкам резко выделяться на белом фоне и особенно остро воспринимать их живой заинтересованный взгляд.

Уверяю вас, трясогузка выглядит очень интеллигентно, почти как иной человек в строгом фрачном костюме. И хоть у маленькой птички весьма острый клюв, она не кажется сколько-нибудь злой и опасной, как, например, полярная крачка, которая своим острым, как шило клювом и сердитыми глазами в сопровождении громкого резкого крика в состоянии напугать кого угодно, особенно в момент её пикирующего полёта, который может весьма вероятно закончиться ударом клюва по голове, когда вы и поймёте по-настоящему, что кричала птица не ради того только, чтобы вас напугать, а в порядке предупреждения об атаке.

У белой трясогузки никакой агрессии, однако, как я впоследствии убедился, она далеко не из робкого десятка. Смелость некоторых птиц меня вообще давно удивляет. Нет, не воронье нахальство, а совершенно другая смелость. Помню один эпизод, в котором проявилась поразительная храбрость птицы, о которой прежде мне доводилось только читать, а увидеть собственными глазами посчастливилось лишь однажды.

Я тогда жил в пригороде Ялты – Ливадии, именно там, где некогда проживал русский царь. Замечу на всякий случай, что его семья селилась во дворце, а меня поселили в одном из домов дворцового комплекса, в котором в царское время жил обслуживающий персонал. Но, может, слуги эти были не самые маленькие по значимости, если дом этот был сложен на века из крупных кусков прочного диорита. Да дело не в этом.

Я к тому это поясняю, что дом наш примыкал вплотную к чудному ливадийскому парку, подходящему непосредственно к лесу и, я бы сказал, смыкающемуся с ним. Этим фактом всё и объяснялось.

Как-то услышал я за окном необычно тревожные голоса птиц. Выглядываю. А у нас перед окном рос высоченный тополь. На самом верху в дупле синицы устроили гнездо. Уже подрастал первый выводок, и каждый день можно было слышать голоса птенцов, требующих корма от родителей. Вот и в этот момент их писки доносились до меня довольно явственно, однако не это привлекло моё внимание. Тревожными были голоса взрослых птиц. И тут я увидел внизу, почти от самой земли по стволу тополя поднимается куница. Кого угодно я мог ожидать, но не этого довольно редкого зверя в пределах посёлка. Тогда-то я и почувствовал настоящую близость леса.

Куница неторопливо, но очень легко перемещалась вверх, и трудно было поверить, что ей что-то сможет помешать добраться до дупла, из которого предательски громко доносились голоса птенцов. Но над головой куницы пронеслась птица. Это была синица-мать. Однако ни громкий крик, ни близкие взмахи крыльев не оказали ни малейшего влияния на хищного зверька, неуклонно стремящегося к своей близкой добыче.

Красивое гибкое тело хищницы, покрытое блестящим светло-коричневым мехом, находилось по уровню уже выше сарайчика, крыша которого пряталась под кроной огромной старой сливы. Синица, безуспешно совершавшая пролёты над самой головой куницы, вдруг села на ветку сливы буквально под носом у зверька. Куница не удержалась и попыталась схватить зубами наглую птицу, но та успела каким-то чудом ускользнуть. Куница продолжила подъём.

До желанного дупла оставались считанные метры. Но большое яркое жёлтое брюшко синицы кажется зверьку тоже привлекательным, тем более что оно опять совсем рядом, прямо перед глазами. Стоит сделать лишь небольшой прыжок и обед в лапах. А птица кажется совсем уставшей. И куница прыгает на сливу.

Но ах, какая неудача – синица успела вспорхнуть, хотя тут же села и опять совсем близко, ну вот же у самого носа. Ещё прыжок, и опять неудача – синица взлетела, но, может быть, в последний раз, потому что опять упала на ветку рядом. Куница делает огромный прыжок. Ветка сливы пригибается под тяжестью тела, а птица перепорхнула на соседний каштан. Погоня началась. Куницу охватила страсть охоты и жгучее желание добычи.

Я в изумлении наблюдал, как смелая птица, казавшаяся такой беспомощной на сливе, выскальзывавшей буквально из пасти хищника, теперь легко перелетала с ветки на ветку, увлекая всё дальше и дальше стремительно несущуюся за нею куницу.

Глупый зверь не уловил хитрости смелой птицы, готовой ценой своей собственной жизни      спасти      маленьких беззащитных птенцов. Не всяк человек так сможет.

К слову сказать, случился у меня однажды разговор с женщиной немолодой. Она уверяла меня, что ни в каком случае, и ни при каких обстоятельствах не будет обращаться в милицию за помощью, так как доносительство не в её характере. Я возразил, говоря, что доносительство доносительству рознь. Одно дело доносить на кого-то ради собственной выгоды и совсем другое, когда речь идёт о спасении чьей-то жизни. Она не соглашалась, и я предложил ей ситуацию вполне жизненную, когда, к примеру, моя собеседница оказывается на перекрёстке улиц и видит, как в конце одной улицы преступники грабят или даже убивают человека. Сама женщина ничем помочь не может, между тем, на другой улице она видит милиционера. Спрашиваю, скажет ли она блюстителю порядка о грабителях. Она ответила, что не обратится за помощью к милиционеру.

Я усложнил задачу, предположив, что в подобной же ситуации она видит, как кто-то собирается взорвать дом и это преступление женщина может предотвратить, обратившись немедленно в милицию. Ответ, к моему изумлению, был опять отрицательным.

Тогда я задал совершенно сложную задачу для матери, а женщина была ею. Я сказал, что в доме, который собираются взорвать находится её ребёнок, и только милиция в состоянии предотвратить несчастье. В это трудно мне было поверить, но в ответ прозвучала фраза: "От судьбы не уйдёшь".

Так вот мне кажется, что синица, спасавшая своих птенцов, рискуя своей жизнью, к счастью, жила по их природному инстинкту, не имея разума моей собеседницы.

Но я отвлёкся и прошу простить. Мы ведь о другом совсем. Вернёмся к даче. Мне-то думалось, что она принадлежит мне, но вскоре я понял, что настоящими хозяевами на ней являются две трясогузки. Во-первых, они поселились под стрехой крыши дома раньше, чем я приобрёл эту дачу у прежних хозяев. Во-вторых, они появлялись на грядках и дорожках, когда хотели. А после одной удивительной картинки, свидетелями которой

были в этот раз мы с женой, нам пришлось решительно зауважать трясогузок и признать в них хозяев.

Случилось это, правда, после целого ряда других маленьких происшествий. Первое время нам приходилось выполнять на даче очень много физической работы. Дело в том, что большая часть земли заросла сорной травой так, что даже культиватор "Крот" был не в состоянии справиться со вспашкой твёрдого, цепко схваченного растениями земляного покрова. Приходилось браться сначала за лопату, перекапывать тот или иной кусок земли, удаляя корни одуванчиков и прочей нечисти.

Трясогузки внимательно следили за этим процессом и время от времени слетали вниз на перекопанный участок, но довольно далеко от меня. И всё же было приятно заметить, что им нравится наша работа. Я копаю, вожу на тележке песок, затем удобряю навозом, а жена всё это обрабатывает участок цапкой и граблями, после чего делает грядки и сажает то ли морковь, то ли редиску, свёклу, кабачки и прочие овощи, сдабривая одних суперфосфатом, других нитрофоской и другими полезными удобрениями, рекомендуемыми умными книжками. Завершается всё поливом. Но это только на бумаге так быстро. На самом же деле каждый овощ требует, свих сроков посадки, своей агротехники, и, конечно, много сил и времени.

Однако работа на воздухе доставляет ни с чем несравнимое наслаждение. Это вам не бумагами шуршать на столе. Хоть и не лёгок физический труд на земле, а душу радует. Ведь очень хочется, чтобы то, во что ты столько сил вкладываешь, вдруг потом выглянуло зелёными росточками из-под земли и потянулось к солнцу, веселя глаз нежной зеленью.

За непрерывной работой, когда нужно успеть к сроку и вскопать, и посадить, и от холода ночного плёнкой укрыть, забывали иногда о наших трясогузках, да только они о нас помнили всегда и держали нас в поле зрения постоянно.

Я по своей московской писательской привычке за рабочий стол садился и здесь на даче поздним вечером, если заполночь можно так назвать. В городе-то я обычно днём по организационным делам всяким бегаю, а писать сажусь, когда никто ни разговорами по телефону, ни другими способами не отвлекает. Так и на даче повелось, поэтому и просыпался, естественно, поздно. К жаворонкам, в этом смысле, никогда не относился, всё больше к совам.