Глава 6
В небе Подмосковья
Чудо не произошло. Да и не могла, при всём своём желании, одна-единственная эскадрилья переломить ход войны. Хотя и потрепали мы 2-й воздушный флот люфтваффе изрядно. Начавшееся восьмого августа наступление 30-й и 19-й армий под командованием генералов В. А. Хоменко и И. С. Конева на направление на Духовщину завязло в обороне немцев. Прорвав передний край, они так и не смогли выйти в оперативную глубину.
Сверху нам хорошо было видно, насколько упорные бои идут по всей линии соприкосновения. Очень помогла нашим наземным войскам поддержка с воздуха. Полковник Ерёмин прислушался к моему совету и активно использовал уже не такие эффективные истребители И-153 «Чайка» и И-15 бис в качестве лёгких штурмовиков. Ну а нам всё же пришлось выступать их прикрытием от атак немецких истребителей. Потери «чайки» и «супер чато»[34 - «Чато» (исп. «курносый») – прозвище, которое в годы гражданской войны в Испании (17 июля 1936 – 1 апреля 1939) дали истребителю И-15. «Супер чато», соответственно, назвали И-15бис, появившийся в Испании в последние месяцы войны.], конечно, несли большие, но и шороху наводили немало, уничтожая технику и артиллерию противника и поливая пулемётным огнём скопления пехоты немцев.
Не забывали мы и о свободной охоте. Как смеялись наши лётчики, летали проветриться в свободное от работы время. Во всяком случае, старались, чтобы одно звено этим занималось. Почти из каждого вылета возвращались с парой-тройкой побед. Так и «развеивались», ежедневно сменяя друг друга.
А после полётов, какими бы ни были уставшими, почти все дружно шли на устроенное неподалёку стрельбище, где с удовольствием стреляли по полюбившимся всем тарелочкам. Где они их нашли, остаётся загадкой. На мои осторожные расспросы только хитро улыбались, однако из столовой жалоб на нехватку посуды не поступало. Ну а патронами для ружей запаслись ещё в Раменском.
Увы, но такое времяпрепровождение прошло мимо меня. Каждую свободную минуту я систематизировал на бумаге процесс подготовки, описывал и рисовал новые тактические схемы. Это мне Ерёмин посоветовал сделать.
В середине августа со свободной охоты вернулось звено старшего лейтенанта Гуладзе. Стоило лишь винтам остановиться, как Дункан выскочил из кабины, сбросил с себя парашют и, с силой швырнув на землю шлемофон, едва не начал топтать его ногами, громко выкрикивая русские и грузинские ругательства и грозя кулаком в сторону заката. Наконец, смачно плюнув в ту сторону, он поднял с выгоревшей на солнце травы шлемофон, стряхнул с него пыль и пошёл в сторону наших землянок. Я как раз только умылся и, вытираясь полотенцем, смотрел на весь этот цирк.
– Зураб, ты чего такой нервный?
– Ай, прэдставляешь, командыр, лэтим, и тут навстрэчу нэмцы. Восэм. «Мэссэры». Как на параде, – активно жестикулируя, рассказывал Гуладзе. – Ну, мы обрадовалыс, на них довернули, а они, эти шакалы, в вираж и удралы. Лэтим дальше. Опять нэмцы. «Лаптёжники» и тоже восэм «мэссеров». Нас увидэли и тоже удралы. Ну как тут работать, а?! Никого не сбили, зря бэнзин сожгли. Прышлось на пэрэдовой расстрелять миномётную батарэю у нэмцев и по окопам из пулэмётов пройтись.
Расстройству Гуладзе не было границ.
На следующий день я сам стал свидетелем странного поведения немцев. Мы пристроились к идущим на штурмовку Ил-2, надеясь использовать их в качестве приманки. Ну не могли немцы не клюнуть на такую лакомую добычу, как не прикрытый с хвоста одноместный штурмовик. И они клюнули, но потом что-то явно пошло не так. Я успел срезать одного с дальней дистанции, и тут же целый штаффель «мессеров» резко развернулся и дал дёру.
– Э, куда?! – только и успел я проорать в эфире, прежде чем немцы скрылись в утренней дымке.
Ещё через день стала ясна причина такого поведения немцев. Сбитый над нашей территорией и попавший в руки красноармейцев немецкий лётчик рассказал, что им было приказано всячески избегать боя с самолётами с красными оконечностями крыльев: мол, на них летают какие-то особенные лётчики из личного полка Сталина, встреча с которыми в воздухе означает верную смерть. По данным радиоперехвата, которыми с нами поделился командующий ВВС фронта полковник Науменко, немецкие авианаводчики уже начали орать: «Achtung! Rote Flugel im Himmel!»[35 - Внимание! В небе Красные крылья! (нем.)]
Семнадцатого августа, собрав ударный кулак, командование фронта предприняло новое наступление. За несколько дней боёв наши части смогли продвинуться лишь на пару километров, а местами и того меньше. В конечном итоге бились лбом об оборону противника, неся при этом немалые потери, аж до десятого сентября, когда Ставка отдала приказ о переходе к обороне. Безусловно, самым положительным результатом всех действий войск фронта стало освобождение шестого сентября города Ельня. А в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое сентября советские войска оставили Киев.
Мы вынуждены были изменить тактику. Теперь мы занимались сопровождением штурмовиков и бомбардировщиков, пытаясь спрятаться среди них. Часто это получалось, и, выскочив как чёрт из табакерки, мы уничтожали пытавшихся атаковать наших подопечных. Дошло до того, что немцы стали с опаской приближаться к любым краснозвёздным самолётам.
Однако выход они нашли. Отправляли в атаку пару, а остальные наблюдали со стороны. Естественно, позволить обижать своих мы не могли и сбивали этих либо храбрецов, либо невезучих, которым выпал такой жребий. А вот остальные тут же ретировались, видя, что им здесь не рады.
Как бы там ни было, но к концу сентября на счету эскадрильи было сто два сбитых самолёта противника. После вышедшего 19 августа приказа № 0299 «О порядке награждения летного состава ВВС РККА за хорошую боевую работу и о мерах борьбы со скрытым дезертирством среди военных летчиков» оказалось, что четверо лётчиков эскадрильи выполнили норму на звание Героя Советского Союза, а уж ордена заработали все без исключения. Да ещё и смеялись, что теперь денежной награды (тысяча рублей за каждый сбитый плюс выплаты за количество боевых вылетов) точно хватит и на коньяк, и тарелок закупить побольше. Свой личный счёт я довёл до сорока семи сбитых.
Все отчёты о боевой работе эскадрильи в целом и каждого пилота отдельно я ежедневно отправлял в штаб ВВС Жигареву. Оттуда заверили, что за наградами дело не станет. Кроме того, отправил в Москву представление на награждение комиссара эскадрильи Гайдара и начальника особого отдела младшего лейтенанта госбезопасности Данилина орденами Красного Знамени, как проявивших особую храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности.
В конце августа немцы решили разделаться с нами раз и навсегда. Рано утром, когда рассвет ещё только-только забрезжил на востоке, над аэродромом появились немецкие пикировщики Ю-87 в сопровождении целой своры Ме-109.
Спасло нас только то, что буквально накануне мы сменили место стоянки и перебрались на другую сторону аэродрома, поближе к импровизированному стрельбищу. Надоело, видите ли, сталинским соколам ноги бить и топать в такую даль, чтобы пострелять вволюшку. Немецкая разведка среагировать на это не успела, и «юнкерсы» вывалили бомбы на пустую опушку. Однако всё же смогли разглядеть, что там никого нет, и развернулись уже в нашу сторону.
Вот в этот самый момент Гайдар вместе с Данилиным подбежали к счетверённой пулемётной установке, расчёт которой посекло осколками от близкого взрыва, и первой же очередью сбили самый настырный «лаптёжник». Идущему следом тоже досталось, и он, чадя чёрным дымом из-под капота, отвалил в сторону и взял курс на запад.
Не ожидая такой ответки, немцы порскнули в разные стороны, что дало время другим расчётам ПВО занять свои места и открыть ураганный огонь. Под их прикрытием смогла взлететь пара Гоч – Смолин и с ходу завалить ещё пару Ю-87 и один «мессер». Увидев, что на взлёт пошли ещё Rote Flugel[36 - Красные крылья (нем.).], асы люфтваффе предпочли ретироваться, потеряв при этом ещё пару бомбардировщиков. Так что ордена комиссар с особистом честно заслужили.
В конце сентября из Москвы поступил приказ возвращаться. Только лететь нам предстояло не в Раменское, а на Центральный аэродром. Напоследок вылетели в полном составе к линии фронта, показали себя, пошумели слегка, проштурмовав немецкие позиции, и сбили парочку зазевавшихся немцев.
Тепло попрощавшись с полковником Ерёминым, с которым почти что сдружились, с начальником штаба майором Протасевичем и лётчиками авиагруппы, взяли курс на Москву. Вёл нас наш верный DC-3, который всё то время, что мы геройствовали на фронте, тоже не стоял без дела, то мотаясь за запчастями, то помогая с эвакуацией раненых.
На Центральном аэродроме нас встречал сам главком ВВС РККА генерал-лейтенант Жигарев. Поблагодарив личный состав за отличную службу, он забрал меня, а остальным приказал отдыхать и готовиться к награждению. Видно было, что он сильно торопился.
– Сам велел привезти тебя к нему, как только прибудете, – уже в машине, показав глазами вверх, сказал Жигарев. – Положение на фронтах, сам знаешь, какое тяжёлое, а тут ещё Киев сдали. Злой был. А вот за вашими успехами следил. Несколько раз сам звонил и спрашивал, как там самый нахальный капитан ВВС воюет.
Сталин встретил нас с Жигаревым вполне приветливо. Подробно расспрашивал о том, как воевали, о настроении в эскадрилье и в авиагруппе, в составе которой мы вроде как числились.
– Мне доложили, что немцы начали избегать вступать с вами в бой и издали соответствующий приказ. Это правда? – чуть прищурившись, посмотрел на меня Сталин.
– К сожалению, правда, товарищ Сталин, – вполне откровенно горестно вздохнул я.
– Почему «к сожалению»?
– Так ведь совершенно невозможно стало работать, – пожал я плечами. – Только соберёмся подраться, а они драпают. У меня лётчики все расстроенные ходят.
Сталин улыбнулся.
– Молодцы! А товарищам лётчикам передайте, чтобы не расстраивались. Немцев на всех хватит. И всё же, в чём, по-вашему, причина такой результативности вашей эскадрильи?
А дальше пошёл уже, как говорится, деловой разговор. Узнав, что я подготовил методичку, Сталин попросил передать её ему для ознакомления. Благо с аэродрома я поехал на встречу, не переодеваясь, и несколько тетрадей с записями лежали у меня в планшете, который охрана, когда сдавал пистолет, осмотрела, но оставила при мне.
Сталин читал быстро, но было видно, что внимательно. Пару раз возвращался к уже прочитанному и делал, по своей привычке, пометки на полях красным карандашом.
Наконец он закончил с чтением, не спеша набил трубку табаком и прикурил. Над столом, покрытым зелёным сукном, поплыл ароматный дым.
– Есть мнение, что ваш опыт и разработанная вами методика подготовки пилотов истребительной авиации должны быть размножены и переданы для ознакомления всем лётчикам нашей авиации. Оставляйте свои тетради. Я распоряжусь, чтобы их незамедлительно отправили в типографию. И я рад, что не ошибся в вас, товарищ Копьёв.
Хотел я было спросить о поисках месторождений алмазов, но воздержался. Раз Сталин сам об этом не сказал, то, значит, не моего это ума дело.
Нам дали два дня отдыха перед награждением, а затем весь лётный состав эскадрильи, плюс Гайдар с Данилиным, в новенькой, только что выданной форме отправился на автобусе в Кремль.
Старший лейтенант Шилов, старший лейтенант Юсупов, лейтенант Гоч и младший лейтенант Филонов стали Героями Советского Союза. Все остальные получили ордена Красного Знамени. Также Знамя получили и Гайдар с Данилиным, причём их награждению заметно порадовался присутствовавший на церемонии нарком внутренних дел Л. П. Берия. Нечасто армейцы балуют подчинённых грозного наркома представлениями к орденам.
Я получил, к некоторому удивлению моих подчинённых, орден Красного Знамени. Как позднее сказал Жигарев, против моего награждения второй звездой Героя выступили представители ГлавПУРа, высказавшиеся в том плане, что не стоит награждать высшей наградой слишком часто, да ещё в то время, когда армия повсеместно отступает.
Но, несмотря на их сопротивление, меня и Гайдара, как комиссара эскадрильи, наградили орденами Ленина в соответствии с пунктом приказа № 0299, в котором говорилось, что «командир и комиссар эскадрильи, уничтожившей в воздушных боях не менее пятнадцати самолётов противника и потерявшей при этом не более трёх своих самолётов, представляются к ордену Ленина».
М-да, иконостас у меня на груди получился солидный. Хотя слухи о том, что мы любимчики Сталина, оказались слегка преувеличены. Да и не всесилен Иосиф Виссарионович, что бы ни писали о нём в будущем, и вынужден учитывать мнение других.
После церемонии решили обмыть награды в ресторане. После недолгих размышлений выбор пал на «Арагви». Посидели вполне душевно, но в меру. Блюда выше всяких похвал, особенно для нас, привыкших к фронтовой трапезе. Коньяк тоже был превосходный. В честь знаменательного события налили по сто грамм и нашим лётчикамзалётчикам.
А на следующий день на общем построении приехавший главком авиации генерал-лейтенант Жигарев зачитал приказ наркома обороны Советского Союза И. В. Сталина о присвоении 13-й отдельной истребительной эскадрилье почётного звания гвардейской за боевые подвиги, организованность, дисциплину и образцовый порядок, с вручением особого знака отличия – гвардейского знамени. Теперь мы стали именоваться 13-й отдельной гвардейской истребительной эскадрильей специального назначения. Народ воодушевился настолько, что, казалось, прикажи – и они голыми руками разорвут в клочья всё люфтваффе.
Ещё два дня ждали, когда с завода перегонят для нас новые самолёты. Наши было решено списать. Облётывать новые машины начали второго октября. В этот же день немцы начали наступление на Московском направлении.
Третьего октября вечером получили приказ вылететь утром следующего дня в Кубинку. Задача ставилась прикрыть Москву с этого направления. Я даже несколько раз перечитал текст приказа. Смысла в нашем перебазировании туда именно сейчас не было. Вернее, пока не было. Днём немцы бомбить столицу не рисковали, предпочитая действовать ночью. А вот у нас в эскадрилье опыт ночных полётов был только у двоих: у меня и у Гоча. Ну, и много мы навоюем вдвоём?
Зато чуть позднее, когда немцы подойдут вплотную к Москве, наше присутствие в той же Кубинке будет очень даже кстати. Бывал я там в своём прошлом-будущем. Пару раз по службе на аэродроме в новом городке и один раз в качестве туриста в танковом музее. Насколько я помнил из истории, Кубинку немцы не возьмут.
Прилетели в Кубинку, на этот раз без транспортника: смысла гонять его за шестьдесят километров не было. Техники прибыли на новое место на автотранспорте, отстав от нас лишь на несколько часов.