Собирание умов. Научно-публицистические очерки

Сегодня российский интеллект распространился по всему миру. Известна роль, которую играют российские программисты в Силиконовой долине, российские преподаватели и профессора в американских университетах; известно, сколь многочисленна российская научная диаспора в Германии, Канаде, Австралии. Российский интеллект сегодня работает на развитие высокотехнологичного комплекса современного мира.

Но этим «списком Кузнецова» влияние российского ума на цивилизацию планеты не исчерпывается. Мир безоговорочно признает величие русской литературы – той литературы, что творит собственные вселенные, Вселенные Толстого, Достоевского, Булгакова. Мир отдает должное своеобычной российской философии – учению русского космизма, видя в ней непривычную для Запада широту. Та же широта и притягивает и пугает Запад в русской литературе. Всеохватность – родовая черта русского способа мышления, проявляющегося во всех сферах, в том числе, понятно, и в науке. Владимир Иванович Вернадский обозначил этот способ термином «эмпирическое обобщение». Он не укладывается в прокрустово ложе методологии, обязательной в господствующей научной парадигме со времен Ньютона, Декарта и Лейбница (эксперимент – тысячекратное подтверждение опытных данных – выводы – построение теории, должной объяснить факты), ему, при желании, можно вообще отказать в «научности», но результаты этот способ приносит удивительные.

В 1880 году молодой русский ученый Сергей Подолинский, занимаясь термодинамикой, как бы между делом обратил внимание на то, что в процессе труда энергия не растрачивается, а напротив, концентрируется. Все работающие машины портятся и, поскольку сами заменить изношенных деталей и частей не могут, то, говоря на языке термодинамики, доля свободной энергии, затрачиваемой на полезную работу, при этом сильно уменьшается. Человечество же, взятое в целом, постоянно увеличивает долю свободной энергии, идущей на полезную деятельность. Оно упорядочивает все природные процессы, которые до вмешательства человека были хаотической тратой энергии. Чтобы стать совершенной в термодинамическом смысле машиной, то есть не растрачивать в процессе работы энергию, а собирать ее, человечество должно отказаться от использования запасенной посредниками-растениями солнечной энергии, то есть от растительной и животной пищи и напрямую подключиться к солнцу как к источнику питания.

В 1925 году ту же мысль высказал Вернадский в статье «Автотрофность человечества», напечатанной в солидном французском журнале. Что будет происходить с человечеством по мере освоения всей поверхностной оболочки планеты? – задается вопросом ученый. В конце концов, окультуривая все возможные биоценозы, оно должно овладеть непосредственным синтезом пищи из минеральных источников. Пока человек в питании зависит от остального растительного и животного мира, он не может в достаточной степени быть обеспеченным. Подойдя к пределу своего охвата природы мыслью, человечество должно перейти к иному способу питания – автотрофному. Синтезируя пищу непосредственно из солнечной энергии, человек подтолкнет историю Земли к неслыханному геологическому перевороту, к новой геологической эре в истории планеты. Собственно, это будет уже не человек, а какое-то другое разумное существо.

В 1925, а тем более в 1880 году предположения Вернадского и Подолинского были расценены как фантазии, недостойные серьезной науки. В 2003 году мы видим, что «фантастические» идеи блестяще подтверждаются. В разных концах Земли появляются так называемые «солнцееды», отказывающиеся от еды и питья и переходящие на питание светом. Их – возможно, предтеч нового биологического вида – на планете уже тысячи и тысячи. По некоторым данным, их уже целых 8 тысяч человек. И они в 1999 году уже провели свой съезд в Лондоне. Они уже пишут книги под названием «Праническое питание». Никто из пророков-ясновидящих или футурологов не додумался, что шестая раса может оказаться расой «солнцеедов. Додумались русские космисты, владевшие специфически российским способом решения научных, технологических, инженерных, вообще говоря, творческих задач и проблем, в котором проявляются родовые черты русского ума.

Они дают о себе знать при обращении к не строго формализованным областям знания, когда философы, ученые, которых лучше назвать красивым словом «естествоиспытатели», включают в равной степени левое и правое полушария мозга, мысля рационально и иррационально одновременно. У исследователей Европы и США преобладает рациональное мышление, российские универсальные, всеохватные концепции мироздания во многом основываются на интуиции, на гениальных прозрениях.

Голос Ойкумены

Так полагает президент РАЕН Олег Кузнецов. Но русский ум сосредоточен ныне не только в самой России. Наши соотечественники из бывшего СССР живут и успешно работают в 83 странах мира. По разным оценкам, на Западе находится от 5 до 8 миллионов русскоязычных людей. Россия совершенно неожиданно для себя самой породила Всемирную Русскую Ойкумену, – говорит ее идеолог и глашатай, когда-то ленинградский профессор, а ныне президент «Math Tech, Inc.», Нью-Йорк, США, Юрий Магаршак. За 10 лет без единого выстрела наши культура и наука распространились на весь мир. Эмиграция из Советского Союза – самая образованная за всю историю человечества. Русская диаспора – самая интеллектуальная в мире. Посетите семинары по теоретической физике или по математике в самых уважаемых университетах Англии, Франции, Соединенных Штатов. На многих из них русский язык является вторым рабочим языком, а иной раз и первым. В Соединенных Штатах вице-президентами множества крупных фирм являются русскоговорящие люди. Точка зрения, что экономический бум Америки девяностых связан с массовой эмиграцией из Восточной Европы, не лишена оснований.

При всем том мы совершенно другие. И это сразу же становится понятно в любой области – в лингвистике или в биологии, сразу же проявляется в любой лаборатории, в любом университете, в любой фирме. Наше глобальное отличие от Запада – широта. Широко не только наше образование, но и наше понимание мира. Наш подход к делу с идущей от национального характера неопределенностью – своего рода квантовая механика по сравнению с механистическим Западом.

Мы пробиваемся к цели любыми путями и средствами, уклоняясь от правил, добиваясь того, чтобы система работала, а потом заделываем бреши и находим более рациональные решения. Америка, Европа и Азия работают совершенно иначе. Там, где китаец стремится к детализации, европеец к точности, склоняется к компромиссу, к золотой середине, человек русской культуры стремится к широте и выходу из собственно проблемы для решения этой проблемы. Мы действуем за пределами задач, а не по их внутренней логике. Мы не боимся приближенных и грубых решений, будучи уверенными, что детали осмыслим и доделаем потом – если потребуется. В результате нам удается непостижимым для Запада способом соединять все и вся, находить новые нетривиальные ответы на любом уровне и в любом месте.

Таким образом, у российского подхода к науке и технологиям есть своя уникальная ниша, которую специалисты иных культур и школ заполнить не могут. Возможно, нашим национальным способом никогда не наладить производство тщательно отделанных «Мерседесов» или телевизоров, способных конкурировать с «Сони». Но он, как никакой другой, дает возможность создавать новые устройства, прототипы, уникальные продукты, развивать абсолютно новые подходы и принципы.

У нас – Ползунов, у них – Эдисон

По-видимому, за границами обозначенной Юрием Магаршаком ниши российский интеллект чувствует себя не совсем уютно. Там, где начинается наукоемкий бизнес, он не совсем в своей тарелке. Еще в советское время мы неизменно отставали от Запада во внедрении научных и технологических идей. Если там на воплощение уходило 5 лет, то здесь – 20. Конечно, в плохой экономической системе хорошие технологии, скорее, исключение, а не правило, конечно, их внедрение тормозилось негибкостью планового хозяйства… Но вот плановой системы давно нет, но ведь и инновационной нет. Ее нет до такой степени, что не на что потратить выделенные на инноватику деньги, и венчурный фонд «Альфа-групп» не находит среди пятисот проектов ни одного, достойного внимания!.. Не потому ли, что российский интеллект действительно не желает опускаться до составления бизнес-планов? Ему это просто не интересно. Это для него и впрямь не царское дело. Поэтому для Запада показательна фигура преуспевающего изобретателя и одновременно преуспевающего бизнесмена Эдисона, а для России – неудачника Ползунова, сконструировавшего первую в мире паровую машину, но не сумевшего ее построить и умершего за неделю до пуска своей паросиловой установки, первой в России. Коммерциализация научного, изобретательского таланта, достижение исследователем, естествоиспытателем, мыслителем богатства и независимости у нас невероятная редкость.

Мир привычно списывает это на «загадку русской души», а мог бы списать на «загадку русского ума». Ему обязательно надо знать, «ради чего». Идеалы творцов наук и технологий выражались формулой Леденцова «Наука – Труд – Любовь – Довольство». В документах основанного Христофором Семеновичем Общества последовательно отстаивается мысль, что именно пронизанность жизни духовными идеалами, стремлением к научному и технологическому совершенству не просто создает «серьезную и ясно ощущаемую экономическую заинтересованность», но делает бытие осмысленным и продуктивным. Лучшие умы России еще век назад нашли собственную работоспособную схему управления технологическим прогрессом и действенную схему наукоемкого бизнеса, не претящего душе и уму. На Первом Всероссийском съезде изобретателей в 1916 году Н. Е. Жуковский говорил об «организации научно-лабораторной разработки изобретений» и о «национальных научно-технических лабораториях возникновения и осуществления изобретений» и о реализации изобретений через мелкое предпринимательство. Российская схема инновационного бизнеса включала идеалы, духовные ценности в качестве важнейших элементов.

Лента Мебиуса

Бегство нашего ума за рубеж было актом самосохранения. Спасением от «безумной траты самого дорогого достояния народа – его талантов. А между тем эти таланты никогда не возобновляются непрерывно. И даже если бы оказалось, что процесс их создания в нашем народе еще длится, все же одни личности механически не могут быть заменены другими».

Горькие слова Вернадского, сказанные в 1927 году, можно было каждый день повторять в конце века, когда за границу перекочевывали уже не отдельные представители российской науки, а целые лаборатории и институты. Но, слава Богу, к трагедии это не привело: таланты возобновлялись, процесс их создания в народе еще длился. И, к счастью, пока еще длится. Потому что, писал сам Вернадский, «раса достаточно здорова и очень талантлива», потому что творческие люди «приходят в мир независимо от общественных условий, иногда вопреки неблагоприятным обстоятельствам». «Появление творчески одаренных личностей – биологическое явление, существа которого мы не знаем». В России это явление проявляется со всей возможной наглядностью – независимо от общественных условий и вопреки неблагоприятным обстоятельствам. Русский ум подрастает, словно молодой сосняк на месте вырубленного бора. Русский ум – что пена на кипящем котле: чем больше снимаешь, тем больше набегает.

Запас талантов в стране такой, что мы можем поделиться им с другими. И делимся – как нефтью, газом, лесом. Пресловутая «утечка мозгов» – не что иное, как экспорт интеллекта. Он идет давно, благодаря чему российская научная и интеллектуальная элита рассеялась по всему миру. Похоже, производство умов – и в самом деле миссия России, ее настоящая роль в мировой цивилизации. Не знаний, а именно интеллекта, который затем и производит знания. По образцу Царскосельского лицея.

Притоку российских талантов мир противиться не станет, уверен Олег Кузнецов. Мир и так ждет от России рождения революционеров и гениев… Тех, что практически бесплатно уезжают на Запад? – саркастически вопрошает Борис Салтыков. Да, Россия экспортирует умы, причем, в возрастающих масштабах, и делает это с ущербом для себя, – ведь мозговая подпитка планетарной цивилизации фактически ничего не стоит, экономически она еще менее выгодна, чем экспорт сырой нефти или круглого леса…

Прагматик и реалист Салтыков прав, но прав как прагматик и реалист. Ведь интеллект все-таки не мазут и не бревна. Его миграция, надо полагать, подчиняется иным законам, нежели движение товаров. Однако, чтобы придти к этой мысли, надо выйти за пределы болезненной проблемы «утечки умов» и взглянуть на дело шире, как и предполагается в русской традиции. При таком взгляде становится очевидно, что в зарубежных университетах и лабораториях русский ум не ослаб, не очерствел, не завял, не переродился, не перестроился на западный манер и не переменил своих базовых качеств. Гигантский интеллектуальный потенциал Русскоязычной Ойкумены остается потенциалом русского ума. Сегодня его экспорт практически бесплатен, но он сродни вложениям в надежные банки под большие проценты, поскольку в процессе «потребления» интеллект не иссякает, наоборот, прирастает и развивается. Через какое-то время этот умноженный капитал вернется в Россию – здесь он дома, здесь ему всего комфортней.

Он уже возвращается. Например, в подмосковную Дубну, в свое время снабдившую Запад теоретиками и экспериментаторами высшей пробы. Но возвращается не насовсем, не навсегда, как – «не насовсем, не навсегда» – оказывается, и убегал. Он теперь живет и мыслит там и тут. Российская наука ныне похожа на ленту Мебиуса, у которой две стороны, перетекающие друг в друга. Кажется, что она объективно состоит из двух частей, но на самом деде она едина. У нее теперь вроде бы два дома, но они сливаются в один большой планетарный дом. То, что это и впрямь лента Мебиуса, становится абсолютно ясно в некоторых точках земного шара, принадлежащих одновременно России и остальному миру. Дубна – одна их таких точек. Интеллектуальный комфорт в городе теперь создается не только знаменитым Институтом ядерных исследований, но и молодым Университетом природы, общества и человека. Его визитной карточкой является идеология устойчивого развития – одна из многообещающих современных парадигм. Среди ее создателей – ректор университета «Дубна», он же президент РАЕН Олег Кузнецов.

Кристалл Разума

На него часто ссылаются на Дербеневской у Владимира Лисина, но не как на доктора, профессора, директора, лауреата, президента и ректора, а именно как на творца серьезной парадигмы, что, на взгляд участников «Интеллектона», куда как важнее. Титулы и регалии здесь ничего не значат. Здесь властвует чистый разум. Здесь наш интеллект разворачивается во всю свою ширь. Здесь работают с универсальными категориями бытия, сверяясь не с отчетами Академии наук, а с трактатами основных философских школ, которые, в свою очередь, сверялись лишь с Абсолютным Знанием.

Оно хранится на Земле в Кристалле Разума, говорит Лисин, а он активируется и знание возвращается, когда завершен какой-то космический цикл и начинается новый. Сейчас как раз такой момент – ведь на часах стык веков, тысячелетий и эпох. Человечество вновь прикрепляется к Абсолютному Началу. Настал светлый период поисков истины. Искать ее – дело русского ума.

Есть люди, назначение которых – мыслить. В России, похоже, они появляются чаще, чем в других местах Земли – благодаря тому таинственному «биологическому явлению», которое подметил выдающийся русский мыслитель Вернадский. Другой выдающийся русский мыслитель, философ Алексей Лосев называл их «мыслящими первоэлементами мира». Есть, разумеется, такие «первоэлементы» и в сегодняшней России, но широкой российской публике они практически неизвестны. Во-первых, их все-таки немного, они не на виду, не то, что политики или теледивы, во-вторых, продукт их творчества – знание высшего уровня – очень специфичен и почти не востребован обществом. Социального заказа на серьезное знание нет, оно рождается в агрессивном вакууме, говорит Лисин. И все же, несмотря на невзгоды, отечественные мыслители, по его счету Лисина, предложили около ста новых концепций верхнего уровня. В поисках новых идей бесстрашная мысль уходит в дальнюю разведку и возвращается с багажом, который поначалу могут понять, оценить и сопоставить с другим лишь несколько человек на планете…

***

Из беседы с Владимиром Лисиным, руководителем «Интеллектона», специалиста по синтезу моделей мира с учетом феномена человека

– Как далеко забрели передовые группы интеллектуалов-разведчиков, Владимир Николаевич? В каких пространствах обживается сегодня человеческий разум?

– Мы плохо представляем, где вообще находится наш разум. Возможно, он находится в ментальном пространстве, где и работает с идеями, а тело пребывает в другом пространстве – в физическом. То есть, наши разум и тело как бы принадлежат разным мирам. К тому же, информация приходит не только по ментальным каналам, в виде логических моделей, но и по интуитивным, в виде откровения. Цепочки логических доказательств нет, а информация очень правдоподобна, ее подтверждают специальные расчеты. При создании новых моделей мира в равной мере используется логическое мышление и интуитивные каналы. Их три, потому что, согласно Питириму Сорокину есть три вида интуиции – чувственная, интеллектуальная и духовная. Мы стремимся к единому знанию и начинаем мыслить в другом стиле, сознавать себя частью мироздания, структурным элементом реальности. Благодаря этому мы действительно проникаем в новые пространства.

– В которых творцы «концепций высшего уровня» чувствуют себя как рыба в воде? Скажите, они такие же люди или двуногие какой-то особой породы?

– Древнегреческий философ Секст Эмпирик сравнивал ученых с пчелами, которые рефлекторно строят соты. Занятие наукой – это, скажем так, инстинктивная жизнедеятельность ученого. И в том числе потому, что информационной емкости мозга не хватает, чтобы всем заниматься сознательно. Чтобы придти к таким концепциям, нужно совершить огромную интеллектуальную работу, а для этого – сконцентрировать интеллект.

– Выходит, «мыслящие первоэлементы мира» концентрируют в себе интеллект нации?

– Для нашего типа интеллекта это так. А для американского – не так. Американцы не строят моделей мира, они строят аппараты, снаряжают экспедиции, привозят образцы и разбирают их по атому в прекрасно оснащенных лабораториях. Они как бы ощупывают мироздание. Интеллект американской науки я бы назвал ощупывающим. К чему они свели освоение Луны? К изучению доставленных на Землю проб грунта. Стоило ли ради этого летать? Ведь состав Луны известен. Его дает мощная парадигма нашего ученого, профессора-геолога Ходькова. В ней определено происхождение всех тел Солнечной системы, генезис ее развития, генетические параметры планет, их элементный состав…

Американцы побывали на Луне и не поняли, что она такое. Они даже не задавались этим вопросом. А теперь они собираются вложить в новые полеты 30 миллиардов долларов. Наверное, чтобы продолжать возить минералы… Впрочем, ничего другого позитивистское мировоззрение сделать не даст. Согласно ему, истинно то, что полезно в данный момент. У американцев позитивистское мышление. А у нас – нет. И об этом надо знать, чтобы принимать обоснованные решения в любой области. Надо знать достижения и особенности своей культуры, своей цивилизации. Мы можем взять на вооружение новые прорывные концепции и резко сократить все расходы, исключить все развилки и двигаться напрямую к цели, а не разбрасываться, не «щупать» там и там – вдруг откроется что-то необычное, перспективное? Ничего дельного на тупиковых путях не откроется, это давно выявлено и доказано русским умом.

– Но наш путь, путь страны определяют отнюдь не сконцентрированный интеллект нации, не, а самый что ни на есть обыденный, бытовой умишко. А порой, кажется, и того не хватает…

– Действительно, у нас нет влиятельных органов, которые занимаются экспертизой. А экспертные советы крайне необходимы. Они должны быть при правительстве, при Академии наук, при всех инстанциях, принимающих решения. Когда серьезные, что называется, судьбоносные вопросы решаются без участия ведущих специалистов, это, извините, просто детский лепет. Что, чиновники превзошли все науки, все знания мира?

– Хорошо. Но сколько в мире экспертов, способных понять и оценить новые прорывные концепции? Двадцать человек? Десять? Или даже меньше?

– В целом, сегодняшний интеллектуальный уровень невысок. Те интеллектуалы, кого после Октябрьской революции убили, отправили в лагеря или выслали из страны, стояли несравненно выше нынешних академиков. Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Семен Франк, Иван Ильин, Георгий Федотов, Николай Лосский, Сергей Булгаков, Павел Флоренский – блестящие умы, основатели научных школ, творцы непревзойденных философско-религиозных концепций, подлинная элита нации. Мы часто даже не в состоянии понять, какое духовное наследие нам досталось. А уж освоить – тем более.

– Но, может быть, это и не обязательно? Ведь незнание не мешаетсовременным российским мыслителям строить всеобъемлющие теории.

– Нет, все-таки мешает. Ньютон говорил, что стоял на плечах гигантов, и это верная формула процесса познания. Считается, что теорию Эйнштейна сначала понимали 5 человек, потом 10, потом 20. Потом, когда к теории относительности приобщились тысячи, выяснились ее очевидные слабости и было построено около ста теорий, лишенных недостатков материнской, но зато обладающих собственными, которые тоже будут устранены – в свое время. Процесс познания идет именно так, а не иначе. Поэтому, хочешь, не хочешь, а придется осваивать и Флоренского, и Сорокина, и Лосева…

– А какие, собственно, проблемы решают эти немногочисленные и вроде бы стоящие на обочине мыслители? Понятно, для чего нужны обществу земледельцы, военные или врачи. А для чего необходимы творцы новых моделей мироздвния?

– Они необходимы для выживания страны и народа.

– Для выживания?!

– Да, как бы странно это ни прозвучало. Для движения вперед. Эти люди улавливают и доносят до нас откровения, связанные с духовным миром, с миром идей. Или, скажем так, приходящие из мира идей. Они представляют эти откровения в привычной нам форме – в виде законов, уравнений и прочего, с чем уже может работать прикладная наука, инженеры и практики. Это их неоценимый вклад в прогресс, в общее дело, овеществляемый в новых прорывных технологиях в энергетике, транспорте, информатике, в образовании, медицине, производстве продовольствия.

Но сами «ловцы откровений» не занимаются прикладной наукой, да и фундаментальной, в общепринятом смысле слова, тоже не занимаются. Их область – не теоретическая физика, не космогония, а, я бы сказал, Физика Бытия, онтологический синтез физики и философии. И это поразительно. Откуда у людей, живущих в материальном мире, тем более, в сегодняшней России, получивших стандартное образование, берется способность создавать такие глубочайшие концепции? Думаю, люди с уникальные способностями необходимы мирозданию для разработки новой парадигмы Бытия, время которой настало или настает. Рамки нынешней человечество переросло. Поэтому такие люди появляются, а благодаря их свободному творчеству появляются откровения, сравнимые по масштабу с откровениями мировых религий.

– С той лишь разницей, что эти откровения известны лишь нескольким десяткам человек. Верно?

– Их книги, конечно, не наделали шума. Да и не могли наделать. Но свои читатели у них есть. Тысячные тиражи расходятся. Идет осознание, усвоение, критическое осмысление. Идеи входят в умственный обиход постепенно, своим чередом, так сказать, по плану. Сейчас все больше подтверждений находит мысль, что гнозис – познавательный процесс – развивается по определенной программе, написанному кем-то сценарию. Согласно ему, те, кто занимается целостной моделью мира, составляют передовой отряд. Это пионеры, первопроходцы. Мы уже обязаны им локальными прорывами в физических науках, в философии, в биологии, в психологии. Каждый первопроходец прорывается на своем участке, а мозаика постепенно складывается в так называемую «теорию всего», содержащую все законы, все физические величины, все программы развития. Сейчас мы имеем ее отдельные фрагменты, но не знаем, где можно применить ту или иную модель. Сидим на таком богатстве и не понимаем, как его использовать.

– Использовать на практике? Создав какие-то приборы, устройства, технологии?

– Почти все авторы новых парадигм предлагают в конце своих трудов что-нибудь практическое, обычно либо удивительный летательный аппарат, либо, фактически, вечный двигатель вечный двигатель той или иной модификации, работающий на свободной энергии Вселенной. Ее действительно сколько угодно, но взять ее мы пока не умеем и неизвестно когда научимся. Практического эффекта пока нет и до него, думаю, страшно далеко. Большинство моделей – красивое космическое знание, не привязанное ни к чему земному и не стремящееся к заземлению.

Другое дело – нооосферные проекты. Когда, например, Михаил Беляев предлагает периодическую систему знаний наподобие системы элементов Менделеева, когда, по его словам, строит ствол древа знания, ветвями которого будут все ныне существующие науки, то это предложение вполне практическое. Такая система послужит преподавателям при переходе на ноосферный этап развития. Его признаки, кстати говоря, уже просматриваются. Действует 200 общественных, то есть, условно говоря, ноосферных академий. Некоторые работают «на дому», это распределенные, иной раз по всей Европе, «сотовые» структуры. Но когда тот или иной мыслитель обещает разработать новые источники энергии и новые транспортные средства, это вызывает большие сомнения.