Сказки заморского аиста

У всякой бутылки есть горлышко, шейка и чаще всего покатые плечи, но нет головы.

Голову бутылке обычно заменяет пробка. А так как пробка, по общему признанию, глупа, то думать ею затруднительно. Поэтому бутылки очень редко защищают диссертации на учёные степени и ещё реже занимают придворные посты, хотя и способствуют иногда другим в занятии таковых.

Бутылки безвольны и легкомысленны. Они могут быть заполнены чем угодно. Вот почему применяют их для самых различных целей в столовых, молочных, королевских дворцах, керосиновых лавках, аптеках, аналитических лабораториях и в морских приключенческих повестях для почтовых операций.

Вот и всё, что нам необходимо знать о месте и роли бутылки в обществе. Сейчас мы вполне можем перейти к описанию частной жизни одной Бутылки.

Она была выдута в год коронования Сильванера XII, получившего впоследствии прозвище «Пьяный». Великое Виноградное Королевство, на трон которого возводился Сильванер XII, было настолько миниатюрно, что меридиан, проходивший через его владения, полностью закрывал их. И только на некоторых географических картах, где меридианы наносятся тонкими линиями, можно под одним из них различить восточные и западные очертания границ Великого Виноградного Королевства. Картографы никогда не обозначают названия на картах Великого Виноградного Королевства, даже сокращенно. Так как всего лишь одна, самая маленькая буква не только бы покрыла всю территорию королевства, но и вторглась бы во владения соседних стран. И это повлекло бы за собой дипломатические осложнения, а может быть, и войну.

Однако не всё, что выглядит микроскопическим или никак не выглядит на географической карте, мало на самом деле. Если взять самую большую географическую карту и положить её на землю этого королевства, то она едва ли бы покрыла и половину его виноградников. Именно этот пример был приведён первым министром как доказательство провозглашения королевства Великим.

Но не будем отвлекаться…

После того как выдутая Бутылка остыла, королевский браковщик сразу предначертал ей блестящую карьеру. Он написал мелом на её донышке всего лишь три буквы: К.И.В. Так сокращённо обозначалось Королевское Игристое Вино.

Многие остывшие и ещё не остывшие бутылки посмотрели на счастливицу с завистью.

И это естественно. Какой из бутылок не хотелось опьянить короля, чтобы потом всю жизнь хвалиться своими успехами!

Бутылка-избранница вскоре была заполнена искристым, игристым вином. Затем её заткнули большой и очень красивой пробкой, напоминающей голову первой статс-дамы двора его величества не только по форме, но и по существу.

Далее на Бутылку было наклеено самое главное – ярлык, по которому надлежало ценить оклеенное.

Когда все это было сделано, в пробку ввинтили шуруп, шляпкой которому служила маленькая копия королевской короны, вычеканенная из латуни.

Вот тут и началось то, что называется страшнейшей из душевных болезней… Но не будем отвлекаться и забегать вперёд.

Теперь оставалось обернуть Бутылку розовой мантией из гофрированной бумаги, перевязать её малой королевской лентой и подать на королевском подносе к коронационному столу.

Коронованная Бутылка заняла центральное место стола, напротив короля и королевы. Королева не понравилась Бутылке с первого взгляда. Она была слишком плоска, а её плечи недостаточно покаты. И Бутылке, ослеплённой общим вниманием, показалось, что она тоже могла бы стать королевой, тем более, что король Сильванер XII бросал на неё взгляды, полные восхищения.

– Какая прелесть! Я не видел ничего подобного! Очаровательнейшее создание! Как много заключено в тебе солнечной радости и веселья!

Сказав так, подвыпивший король поцеловал Бутылку. В ответ на это раздались громкие рукоплескания виноторговцев и владельцев виноградников,

– Ну, милая моя, – обратился затем Сильванер XII к Бутылке, – сейчас я окажу тебе моё королевское внимание.

Не мешкая долго, король сорвал с неё серебряную шаль, затем открутил проволочку и принялся привычным движением выкручивать пробку.

Хлоп! И пробка полетела в потолок. И вот королевское вино разлито по бокалам. Пустую обезглавленную Бутылку унесли на королевскую кухню до того, как произнесли тост в честь короля.

Пустая и безголовая Бутылка провалялась до рассвета. А на рассвете, когда закончился коронационный пир, королевский повар подобрал Бутылку.

– Как-никак это королевская Бутылка. Нельзя такую Бутылку выбрасывать в мусорную яму. В ней можно держать оливковое масло.

И вот Бутылка снова оказалась заполненной и заткнутой пробкой с ввинченной в нее короной. Правда, теперь она находилась всего лишь в шкафу повара, но это не охладило её дерзких намерений. Опьяненная недавним успехом во дворце, она высказывала недовольство двором Сильванера XII. Веря в своё высокое призвание, она стала вербовать заговорщиков. Бутылка обещала королевские милости доверчивым пивным кружкам, круглым дурам – тарелкам, овальным простакам – рыбным блюдам и прочей опальной посуде, населявшей шкаф повара.

А посуда была опальной и обиженной. Её удалили из королевского дворца за некомплектность.

Бутылка бросала слова в дружественную ей почву. Она говорила о возвращении во дворец некомплектной посуды. Она говорила так убежденно, что все ощущали трепет королевских комплектных сервизов, угодливый звон вельможных бокалов, статс-рюмок и флигель-лафитников. Её болезненное самовнушение доходило до такого накала, что все, даже молчаливый глиняный графин, присягнули сумасшедшей мятежнице.

Беспочвенные мечты и действительные возможности всегда напоминают собою беспечно поющего комара, которого проглатывает жаба. Примерно так и случилось…

Однажды жена повара позабыла заткнуть Бутылку с остатками оливкового масла. В открытую Бутылку наползли тараканы и налетели мухи. Бутылка стала их кладбищем.

– Какая гадость! – воскликнула жена повара. – Куда теперь годна эта опоганенная Бутылка?

Сказав так, она хотела выбросить её в мусорную яму. Но, подумав, решила приспособить Бутылку для керосина.

Вскоре Бутылка с керосином оказалась в обществе половой щётки, кухонного совка и помойного ведра.

Униженное положение и легкомыслие всегда бывают отличной средой, порождающей несбыточные надежды. Ими-то и продолжала жить Бутылка.

– Вы ещё услышите обо мне, – твердила Бутылка. – И как знать, может быть, тебе, половая щетка, предстоит честь расчистить мне путь к трону. А тебе, совок, собрать окружающий меня мусор в это помойное ведро, которое я могу назначить министром виноделия или королевским прокурором.

Половой щётке и помойному ведру очень хотелось участвовать в дерзком путче. И они верили в такую возможность, тем более, что на их веку подобные субъекты производили дворцовые перевороты и становились лидерами партий, вершителями судеб различных стран, куда более обширных, нежели Виноградное Королевство.

По их мнению, Бутылка, наполненная керосином, могла пролить своё содержимое, а коробка спичек, примкнувшая к заговору, – поджечь пролитое. Разве это не правдоподобно? Разве история не знает примеров, когда захват власти начинался с пожара?

Но Бутылке не повезло. В продаже появились удобные и вместительные бидоны для керосина. Бутылку выбросили в мусорную яму. Оказавшись там, Бутылка могла бы послужить художникам-графикам отличной натурой для иллюстрации некоторых страниц всеобщей истории, но появился мусорщик.

– Ого! Да она ещё целая. Её можно продать обознику.

Облитая дёгтем и дочерна измазанная Бутылка раскачивалась под телегой обозника до тех пор, пока не перетерлась веревочка, на которой она была подвешена.

Бутылка оказалась на дороге, а затем в канаве. Её отшвырнул туда подметальщик.

Никто не знает, сколько времени она провалялась в канаве.

Пробка её сгнила, дёготь вытек, ярлыки отмокли. Пустая и голая, она располагала теперь достаточным временем для размышлений, воспоминаний и вздохов. Она, разумеется, не мечтала более о блеске дворца и королевском троне.

Но разве жизнь бутылок зависит от них? И ничего удивительного нет в том, что однажды… Впрочем об этом нужно рассказать подробнее.

Лежа в канаве или движимая потоком, Бутылка часто рассказывала своим новым знакомым о злоключениях её жизни. Её охотно слушали населявшие канаву жабы, крапива, старые консервные банки и коробки от сигарет, сметённые туда подметальщиком.

Однажды историю жизни Бутылки услышала любознательнейшая из сорок Виноградного Королевства. И когда Бутылка окончила свой рассказ восклицанием: «Как трудно быть пустой и легкомысленной бутылкой!» – сорока заметила:

– Разве можно считать пустой и легкомысленной ту, которая так полна сознанием своей пустоты и легкомыслия? И коли в тебе появились такие качества, ты можешь стать королевой.

Бутылка горько усмехнулась. Она не знала, что сорока была вовсе не сорокой, а женой первого министра короля. Она не знала, что молодая королева давно умерла, а король беспробудно пил. Она не знала, что придворные разбились на множество враждующих партий и каждая провозглашала своего короля.

Первый министр был самым хитрым человеком при дворе. Вот он-то по совету жены и предложил провозгласить королевой Бутылку.

Это всем очень понравилось. Потому что все отчетливо представляли особенности, свойственные только бутылке. Она безголова и пуста. Её можно было наполнить чем угодно и менять пробки в зависимости от внутренней и внешней политики.

– Но у неё же нет рук и ног, – усомнился кто-то из придворных.

– А кто же об этом будет знать? – возразил первый министр. – Да и зачем королеве руки, когда горностаевая королевская мантия шьётся без рукавов. А что касается ног, то кому придет в голову проверять, есть ли у королевы под мантией ноги.

– Да, да, – согласились придворные и решили женить Сильванера Пьяного на Бутылке, назвав её звучным именем Буль-Буль.

Бутылка довольно устойчиво была поставлена на королевский трон. И после смерти короля стала настоящей королевой. И никому из слуг, послов и тем более простолюдинов не приходило в голову, что на королевском троне сидит Бутылка, которую в зависимости от политической обстановки заполняли то скипидаром, то благовонным елеем, то кофейной гущей.

Королева Буль-Буль, прозванная Мудрой, очень долго была удобнейшей из королев Великого Виноградного Королевства. Она занимала бы королевский трон и по сие время, если бы не её природная хрупкость.

Когда в стране начались волнения виноградарей, королеву Бутылку заполнили для устрашения слишком крутым кипятком. Она, не выдержав высокой температуры, треснула и потекла.

Это послужило признаком дрогнувшей королевской власти. Волнения перешли в восстания. Виноградное Королевство было объявлено Виноградной республикой…

Но тут начинается другая сказка, о том, как в президенты республики был подсунут господин Громкоговоритель, послушно и громко говоривший всё то, что передавали радиостанции, принадлежавшие тем, кто провозгласил в своё время королевой Бутылку.

Президент Громкоговоритель оказался удобнее королевы Буль-Буль. Та молчала, а этот произносил грозные речи, держа виноградарей Виноградной Республики в постоянном напряжении.

Но если вы думаете, что так кончилась жизнь треснувшей Бутылки, то вы заблуждаетесь.

Бутылку переправили вместе с глиняным графином в нейтральную державу, где она, получив убежище, была заполнена порохом, так как в треснувшую бутылку нельзя уже было наливать жидкие тела, а можно только насыпать тела сыпучие.

Экс-королева Буль-Буль и по сей день не теряет надежды вернуть трон при помощи грубой силы.

На этом пока прерывается жизнеописание одной бутылки, которое, как и все подобные марионеточные истории, закончит история, о чём вы узнаете в своё время из газет.

О волшебном ошейнике и семи драконах

В одном большом доме жил чёрный мальчик и жил белый мальчик. Они очень любили друг друга.

Белый мальчик любил чёрного мальчика за верность и дружбу, за ум и храбрость. Он любил его и за оливковый цвет лоснящейся кожи, за белизну зубов и кудрявые волосы. Ему было всё мило и дорого в чёрном мальчике.

Чёрный мальчик любил белого мальчика за прямоту и доброе сердце, за смелость суждений и отвагу. Он любил золото его волос и синеву глаз. Глядя в них, чёрный мальчик видел себя полноправным мальчиком среди всех своих сверстников в городе, где равенство между людьми разного цвета кожи не признавалось. Поэтому белый отец запретил своему сыну видеться с чёрным мальчиком.

Отец лишил его этой радости. А собаке белого мальчика было разрешено всё. Она могла, когда ей вздумается, встречаться с чёрным мальчиком и с лаем бросаться в его объятия. Она даже могла лизнуть его щеку.

Белый мальчик очень завидовал своей собаке. Он с грустью глядел из окна большого дома, когда та резвилась с его чёрным другом. Это было так мучительно и так несправедливо, что белый мальчик заболел. Его щёки осунулись. Он стал задумчив. Его мучила бессонница.

Созвали всех белых докторов города, но ни один из них не нашёл причину болезни. Они прописывали больному порошки и капли. Предписывали уколы и ванны, но мальчику не становилось лучше. Он не спал.

Тогда сказали, что нужно позвать чёрного доктора. Это был лучший доктор города. Ему удавалось вылечивать даже тех, кто терял рассудок.

И белый отец послал за чёрным доктором.

– Хорошо, – сказал чёрный доктор, – я, может быть, сумею вылечить вашего мальчика, если вы не будете мешать моему лечению.

– Нет, – ответил отец белого мальчика, – мы не будем мешать. Мы готовы на всё, чтобы его спасти.

Чёрный доктор лечил по-своему. Он не прописывал порошков и капель. Он не предписывал уколов и ванн. Доктор разговаривал и шутил с мальчиком, стараясь выяснить причину тяжелой болезни. Разговаривая так о том, о другом и как будто ни о чём, доктор спросил однажды:

– А чего бы тебе хотелось больше всего на свете?

Мальчик испуганно окинул помутившимся взором комнату и, убедившись, что его никто не подслушивает, очень тихо, почти шепотом сказал:

– Доктор, мне хочется стать собакой!

Плохой доктор стал бы расспрашивать у больного, зачем-де и почему ему захотелось стать собакой. А это был хороший доктор: он знал, что лучшее лекарство для такого больного – исполнить его желание. Поэтому он так же тихо, чтобы никто не слышал, сказал:

– Очень хорошо! Я помогу тебе стать собакой, только умеешь ли ты лаять?

– Не очень хорошо, – ответил мальчик. – Но я учусь… И у меня уже получается. Послушайте… – И мальчик принялся лаять.

– Превосходно, – сказал доктор. – У тебя чудесный лай. Теперь тебе остается немного.

– А что? – спросил испуганно мальчик. – Научиться бегать на четвереньках? Извольте. Я могу.

И он стал изображать бегающую собаку, а потом, задумавшись, сказал:

– Но у меня не хватает хвоста…

– Это не обязательно, – мягко утешил доктор. – Бывают и бесхвостые собаки. Тебе нужен волшебный ошейник. И как только я надену его на твою шею, всем будет казаться, что ты та самая собака, какой тебе хочется стать.

Мальчик улыбнулся. Тут доктор погладил своей иссиня-чёрной рукой белый потный лоб мальчика и таинственно сообщил:

– Сегодня ночью я отправлюсь в ущелье семи драконов и отберу запертый под семью замками волшебный ошейник. Но-но…

– Что, доктор?

– Но, чтобы я мог победить драконов, ты должен заставить себя спать. Спи же! – приказал доктор. – Спи!

– Я сейчас, – сказал мальчик, засыпая.

– Ему, кажется, лучше? Он спит? – спросила мать больного мальчика.

– Да! Ему, кажется, лучше! Будем надеяться, что я завтра сумею продолжить счастливо начатую сказку, а она нам подскажет, как правильнее продолжить волшебный курс лечения.

Так сказал доктор и направился в охотничий магазин.

Мальчик впервые спокойно спал. Дыхание его было ровным. Он улыбался кому-то во сне, изредка подскуливая по-щенячьи.

Доктор пришёл рано утром. В таком виде он никогда не появлялся. Рукав его пиджака был наполовину оторван, бровь забинтована, на щеке была пластырная нашлёпка. Он вошёл, опираясь на костыль.

– Что с вами, доктор? – спросила мать белого мальчика.

– Мама! Доктор сражался с драконами, – сказал больной мальчик. – Оставь нас, мама, вдвоём.

Доктор подал знак, и мать покорно ушла.

– Они изувечили вас? – участливо спросил мальчик.

– Сущие пустяки, – ответил доктор. – Когда я свалил трёх драконов, то остальные четыре бросились на меня. Двое из них искусали мне ногу, третий хватил хвостом по лицу, а четвёртый – самый глупый – принялся мне отгрызать рукав. Тут я рассвирепел и принялся избивать их тростью с тяжелым серебряным набалдашником. И когда трое из четверых полегли, то последнего я решил добить калошей.

Мальчик ликовал. Его глаза стали яснее.

– Что же дальше, доктор?

– Дальше открылись семь замков, и я схватил волшебный ошейник. Вот он. Сейчас я надену его тебе на шею, и ты начнешь превращаться в собаку.

На бледном лице мальчика проступил яркий румянец. Он был вне себя от радости, превращаясь в собаку. И когда пряжка ошейника была застегнута, мальчик взвизгнул и пролаял:

– Гав! Гав!

А потом, спохватившись, спросил:

– А если папа узнает, что я его сын?

– Никогда, – твёрдо заявил чёрный доктор. – Даже я теперь в тебе не могу узнать мальчика. Беги и лай!

Тут белый мальчик спрыгнул с постели и на четвереньках побежал через малую гостиную и приёмную отца, громко лая. Он спустился по широкой лестнице и выбежал во двор.

– Гав-гав-гав! Вау-вау! – заливался он, подбегая к чёрному мальчику, бросаясь в его объятия.

Белый мальчик, оглядываясь на окна, боялся, что в нём обнаружат человека и снова вернут в дом. Поэтому он не поцеловал своего товарища, а лизнул в щеку и, подскуливая, сказал:

– Джони! Уведи меня на поводке в сад и не узнавай меня, пока на нас смотрят.

Джони так и сделал.

А в это время из окна смотрели трое: белый отец, белая мать и чёрный доктор.

Они молчали. Первым нарушил молчание отец:

– Доктор, скажите, сколько дней он должен оставаться собакой, чтобы окончательно вылечиться от этой душевной болезни?

– Я думаю, господин губернатор, – ответил доктор, – не более недели.

– Благодарю вас, – сказал губернатор, целуя иссиня-чёрную руку доктора. – Волшебная и целительная сила ошейника неоспорима. Только я не верю, доктор, что вами окончательно умерщвлены те семь драконов, с которыми вы сражались. Они, кажется, всё ещё шевелятся во мне…

Тут белый губернатор припал к плечу чёрного доктора. Он рыдал на его плече счастливыми слезами раскаяния, но драконы от этого не переставали жалить его мозг.

Это были очень живучие и ядовитые драконы. Они жалят и поныне тысячи светлых голов и добрых сердец…

Семь королей и одна королева

Некогда на свете жила до безумия злая и до ужаса страшная королева. Всё это унаследовала она от своих предков: королей и королев, герцогов и герцогинь, царей и цариц, графов и графинь… Они из рода в род приближались всё более и более к зверям в обращении со своим народом. Они, обожая хищников, изображали своё могущество на фамильных гербах в виде львов, тигров, орлов, крокодилов, удавов, пантер и скорпионов. Королева, о которой идёт речь, была живым олицетворением всех этих гербов и даже более того… Она была страшнее самого Страха и всех ведьм, какие только были в сказках.

Судите сами, какова эта королева, если на её голове вместо волос росла кабанья щетина, и она была вынуждена носить тяжелый шлем, крепко-накрепко пристёгивая его ремнём к подбородку. Но и при этом, когда тигриное сердце королевы закипало гневом и щетина становилась дыбом, шлем приподымался на восемь, а иногда и десять дюймов над её головой.

Налитые злобой её глаза приводили всех в ужас, и она вынуждена была носить тёмные очки.

Так как вместо ногтей у нее росли львиные когти, ей ничего не оставалось, как носить перчатки из толстой лосиной кожи. Обычные лайковые оказывались недостаточно прочными: когти прорывали их тотчас, как только она выходила из себя.

Лютая королева приводила в отчаяние бедный, трудолюбивый народ.

Между тем в королевстве находились люди, которым была нужна именно такая королева. Тут мы должны сказать о семи некоронованных королях, управлявших при посредстве коронованной королевы страной и народом.

В этом королевстве, в отличие от всех других королевств, все богатства принадлежали семи хозяевам, семи богачам, семи властелинам всех земель, всех лесов, всех рек, всех овец, всех ткацких и прядильных станков и всего, что растёт, добывается и перерабатывается.

Эти семь некоронованных владык и были настоящими королями королевства, а коронованная королева была при них. Да, при них! Как топор при палаче! Как зубы при волчьей пасти! Как жало при змее! Как нож при разбойнике! Словом, страшная для всех, она была послушной и очень исполнительной королевой при семи королях.

Они писали от имени королевы законы, объявляли её устами войны, казнили, судили, миловали – словом делали всё, что им было выгодно.

Королева отлично владела мечом, отсекая сразу по семи голов. Она стреляла из мушкета без промаха и орудовала ножом, как морской разбойник.

Безоружную королеву боялись ещё больше. Она снимала перчатки, шлем и очки. Щетина на ее голове дыбилась так страшно, налитые кровью глаза сверкали так убийственно и когти вонзались в жертву так глубоко, что армия становилась в диспозицию «на караул», а двор падал ниц.

Народ этого королевства, умевший только трудиться, не знал способа избавления от жестокости королевы и жил надеждами и молитвой. Но нашлась добрая волшебница. Да. Такая волшебница ещё сумела уцелеть в этом жестоком королевстве!

И волшебница посоветовала приставить служанкой к королеве самую красивую, самую умную, самую сердечную, самую добродетельную девушку, уверяя, что она победит королеву.

Ничего не оставалось, как испробовать это средство. Вскоре был произведён всенародный опрос, и выяснилось, что самая красивая, самая умная, самая сердечная и добродетельная девушка королевства не кто иная, как дочь одной прачки.

Когда девушку привели во дворец королевы, все заметили, что во дворце стало светлее. Это светились солнечным светом золотистые волосы девушки. Никто и никогда не видел ещё таких волос!

Как только девушка подняла веки, все увидели, что в её глазах голубое небо и тихое синее море оспаривают первенство по красоте. Вот тут и началось то, ради чего рассказывается эта сказка. Семь некоронованных королей сразу же поняли, что народ хочет смягчить нрав королевы, а это могло послужить причиной ослабления их власти, снижения их доходов. И они шепнули королеве:

– Ваше величество, народ нарочно подослал эту красавицу во дворец, чтобы умалить вашу красоту.

Сказанное достигло цели. И когда взбешенная королева стала снимать перчатки, готовясь вонзить свои когти в грудь девушки, чтобы вырвать ее сердце, девушка мягко заметила: