Криминальные хроники уездного города

– Мама говорит, он такие интересные статьи в журналы пишет, что на одних гонорарах прожил бы, – ответила Машка. – И нужно же ему с нашими балбесами возиться?!

– А с чего ты взяла, что ему гонорары большие платят?!– Усольцева достала пачку «Вог» с ментолом, и со вздохом положила обратно, курить в школьном дворе опасно.

– Хорошо платят, раз на иномарке ездит, – пожала плечами Машка Оленина

– Тоже мне крутая тачка! – фыркнула Усольцева. – «Мазда3», десятилетняя. Дон Кихоту её старший брат подогнал, он в Москве живёт. Своей жене «Мазду 5» купил, а её тачку младшему брату отдал. Вот на ней Дон Кихот и ездит.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Кудимова.

– Общаться с людьми нужно, – усмехнулась Оксана, – но наш Дон Кихот, мужчина интересный.

И не знали болтушки, что в это время Дон Кихот стоял у окна пустого класса и смотрел на них.

В последнее время, вероятно из-за утомления, Ивана Ильича стали мучать приступы головной боли. Особенно они, болезненны при повороте головы. Только что, такой приступ миновал, и Иван Ильич радовался жизни, размышляя:

«Нет сто раз прав Шопенгауэр, заявив: « Только одурманенный половым влечением, рассудок мужчины, мог назвать прекрасным, узкоплечий, широко бедренный пол». Верно, как верно, заметил Вересаев: «Есть уродство в женском теле – круглый живот, ноги в коленях изогнуты внутрь». И в тоже время как прекрасно тело девочки-подростка! Гибкий стан, прямые, не располневшие ноги, и словно нераспустившийся бутон прекрасного цветка – формирующаяся грудь. Как прекрасна девочка подросток! – он посмотрел на красивое личико Оксаны Усольцевой. Мысли учителя Красовского потекли совсем уж в аморальном направлении: « Сильно ошибался Чехов, заявляя: «Глаза – зеркало уши». Поверив в это, глядя в глаза Оксаночки Усольцевой, можно обмануться, приняв её за невинного ангелочка, но губы, чувственные губы взрослой женщины-хищницы, выдают всю порочность её натуры. О, какая гремучая смесь: глаза и губы этой девчонки! Как легко пропасть, попав под очарование этих глаз. Но Боже, как хочется пропасть!»

Огорчился Иван Ильич от размышлений своих, ибо, что может быть хуже, чем рассматривать свою ученицу в качестве сексуального объекта. Безнравственно это и аморально. Но что уж совсем печально, то, что скабрезные мысли, змеиным клубком шевелились именно в голове Ивана Ильича. Педагогика была его призванием, и жизни своей он не представлял без учеников, а тут такие мысли. Появились эти скабрезности в одно время с головной болью. Решив впредь одёргивать себя от подобных размышлений, Иван Ильич отправился обедать.

Оксана со своей младшей сестрёнкой шла домой. Настроение её улучшилось, так как только что удалось покурить, и она снисходительно слушала болтовню Снежаны.

– Ванька Слюсарев сегодня меня за косы дёрнул, а я его за это рюкзаком по башке двинула, – жаловалась сестрёнка, – а этот дурак, на весь класс заорал, что я в него влюбилась и заигрываю с ним.

– Не обращай внимания, – махнула рукой Оксана, – мальчишки в вашем классе ещё мелюзга, и повзрослеют не скоро.

– Да я и сама знаю, – вздохнула Снежана, – но приходится возиться с ними.

– Пора тебя приобщать к взрослой жизни, – улыбнулась Оксана.

– И тогда у меня будет кавалер, который, как тебе будет дарить помаду и серёжки?! – радостно изумилась Снежана.

– Всё у тебя будет сестрёнка, – пообещала Оксана.

Дальнейший разговор пришлось прекратить, с противоположного тротуара к ним направилась Надька Курянина.

– Вы домой? – спросила она.

– Куда же ещё?! – пожала плечами Оксана.

– Поговорить хотела. Одну тему тет-а-тет обсудить надо, – сообщила Курянина.

– Вечером на «плешке» и перетрём, – предложила Оксана.

– Я могу поздно освободиться, – вздохнула Надька, – если что, я к тебе зайду.

«Плешкой», звался небольшой холмик за котельной, со всех сторон окружённый кустами – любимое место сбора подростков. Удобно: можно покурить и попить пиво, вдали от глаз взрослых, да и менты незаметно, туда подойти не могут.

ГЛАВА 3

Провинциальный город живёт своей неторопливой жизнью. Она отличается от стремительного темпа мегаполисов. В Москве или Питере можно не знать своего соседа по лестничной площадке, кто он и чем занимается, а в провинции дело обстоит по-другому. Здесь про тебя известно всё. Плохо это или хорошо сказать не берусь, но чувствуешь себя легко и спокойно когда шагаешь по улицам родного городка. Здоровается с тобой бабка, торгующая солёными огурцами и цветами около автобусной остановки, а спустя пять минут, останавливает помятая личность, и бурно выражая радость от встречи, «стреляет» у тебя сто рублей до завтра.

Только спустя полчаса ты вспоминаешь, что бабка с остановки, лучшая подруга твоей тётки. Видел ты её двадцать лет назад, когда был тринадцатилетним пацаном, а вот узнала она тебя, а помятый субъект, что выклянчил у тебя сто рублей – Валерка Еркин, бывший водящий всей уличной шпаны на улице твоего детства.

И млеешь ты от счастья, что помнят тебя здесь, а Валерка тем временем побежал к самодельному столику, вкопанному в землю, во дворе двух пятиэтажек. Там его дожидается Ванька Крест – шестидесятилетний уголовник, почитаемый всеми местными алкашами за «смотрящего». С Крестом были два его неизменных компаньона: Седой и Хала, такие же «засиженные» субъекты. Валерка лет на пятнадцать моложе, да и авторитетом среди порядочных бродяг[1 - Порядочный бродяга – уголовник, придерживающийся старых воровских традиций.] не пользуется, так как первый срок сидел по «лохматой статье», то есть за изнасилование.

– У Слонихи взял, – сообщил Валерка, выставив на стол бутылку самогонки.

– Ну что, бухло, есть, бонзуха[2 - Бонзуха – (криминальный жаргон) компания.] в сборе, приступим, – провозгласил Крест, откупоривая бутылку самогона.

Изрядно помятый квартет, влив в себя вонючее пойло, крякая, закурил, так как иной закуски, кроме сигарет у них не было.

– Гля Мутный, Надька твоя идёт! – кивнул Седой в сторону ближайшего подъезда.

Туда как раз подошла Надя Курянина.

– Девка самый сок, – Хала вперил свои «масляные» глазки в стройную фигуру девочки, – буфера сквозь майку так и прут.

Надя была дочкой сожительницы Валерки Еркина, и по-пьяному делу, он частенько доказывал, что Верка родила её от него. Сальные замечания Халы были не по душе Еркину, и он что бы сменить тему, предложил:

– Ну что, между первой и второй перерывчик небольшой?! – компания не возражала.

Наметившуюся идиллию, нарушил местный участковый Воронцов, подошедший со своим молодым напарником, к столику, где кайфовала компания.

– Бухаем голуби серые? – полюбопытствовал въедливый мент.

– Да нормально всё Воронцов, – миролюбиво заверил Крест.

Перспектива провести остаток сегодняшнего дня на шконке в камере, его не радовала. Он ломал голову как бы свалить, не подорвав при этом своего блатного авторитета.

– Это мне решать нормально или нет, – тон Воронцова не предвещал ничего хорошего, – даю вам три секунды, что бы испариться отсюда.

Сказав это, Воронцов со своим напарником направился в ближайший подъезд.

– Ушли, – обрадовался Валерка, – я разливаю?

– Когда болан на хвосте[3 - Болан на хвосте – криминальный жаргон, означающий: «Менты следят».], самогонка в глотку не лезет, – Крест отобрал у Валерки бутылку и сунул её во внутренний карман замызганного пиджака, – всё разбежались.

Понимал Валерка Еркин, что менты, лишь повод, что бы обрубить лишний рот, но возразить побоялся. Обозлённый поведением Креста, отправился он домой, и лишь на своей лестничной площадке, вспомнил о сторублёвке, которую «сшиб» час назад у заезжего лоха. Вновь повеселел Валерка и открыл входную дверь. В прихожей перед зеркалом, Надя красила губы помадой.

– Взрослая ты уже, – Валерка сделал попытку обнять девочку.

– Отстань, – оттолкнула та Еркина, – скажу маме, что ты пристаёшь ко мне.

– Да кто тебе поверит? – Валерка всё сильнее прижимался к Наде.

– Прокурор поверит, если заявление напишу.

Еркина словно током отбросило от девочки.