Большая игра

Хоремхеб посмотрел на слугу, и тот, поклонившись, принёс два серебряных кубка, подал их отцу и сыну. Посмотрев на нас, жрец сказал:

– Дайте вино погибающему и огорчённому душою, пусть выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит о большем страданий.

Улыбнувшись Ментуи и Саисе, жрец сказал им ласково:

– Выпейте друзья мои.

Те вмиг осушили кубки.

– Смелее Ментуи, на тебя смотрит бог Сет! – подбодрил отца жрец.

Ментуи глупо улыбаясь, взял нож из рук Бакенхонсу, потрогал лезвие.

–Милый Саисе, – обратился он к сыну, – сейчас ты увидишь светлый лик Сета, нашего бога. Готов ли ты?

– Да, – кивнул юноша.

И тут же отец ударил его ножом по горлу. Саисе захрипел, и стал медленно оседать на пол. Хоремхеб подошёл к бедняге, в руках у него была серебряная чаша в форме бычьей головы. Кровь Саисе струилась в эту чашу.

– Бакенхонсу, помоги Саисе, – приказал жрец.

Слуга взял нож из рук Ментуи, и ударил им в живот юношу. Саисе пару раз дёрнулся и затих.

– Он отправился к богу Сету, – возвестил Хоремхеб.

–А! А! А! – заорал Ментуи. – Саисе сынок, я иду следом за тобой!

Бакенхонсу вонзил нож по самую рукоять в живот Ментуи, и отец упал рядом с сыном. Хоремхеб налил вина в чашу с кровью. Поднеся её Корею, сказал:

– Здесь кровь жертвы принесённой Диа Волу, богу нашему. Пейте дети мои!

Отпил Корей из чаши той, а после пили я и Элксай.

– Теперь вы и дети ваши, и дети детей ваших, из поколения в поколение будут служить богу Диа Волу. И выполнять волю наместника его на земле. Сейчас это Моисей, а умрёт он, на его место встанет другой, вы же слуги Диа Вола всегда будете находить хозяина своего. Голос крови той жертвы, что сделана во имя Диа Вола, будет приводить слуг его к наместнику бога Диа Вола на земле. Да будет так!

Я был поражён речами Хоремхеба, и стоял в оцепенении. Однако твёрдо осознавал, повели мне жрец умереть, выполнил бы тот час же. Но он не приказал этого, а продолжал говорить:

– Завтра вы отправитесь к Моисею и будете служить ему. Становище племени его недалеко от Авариса. Вскоре надлежит вам с племенем ибреев отправиться в пустыню и жить там. Будете вы охранять землю нашу от врагов, которые могут вторгнуться к нам из пустыни. А теперь отдыхайте дети мои!

***

По каменистой пустыне, меж скалистых глыб, бредут люди. Тёмной лентой тянется толпа по рыжей пустыне. Сколько их здесь? Две сотни, три, четыре, пять? Кто их считал?! У кого грязное схенти на бёдрах, многие облачены в овечьи или козьи шкуры. Мужчины и женщины, дети и старики, все уныло тащатся по раскаленным камням. Впереди ступает Моисей и брат его Аарон. Единственные из всех нас облачены они в чистые, белые одежды. Плечи их укрыты шкурами леопардов.

Мы с Кореем шли в шагах пятидесяти от них. Брели позади Элксая, и с вожделением смотрели на кувшин, что нёс он на плече. Плескалась там сладкая сикера, настоянная из ягод вишни. Крепкий напиток, что мутит разум и придаёт веселье. Нам бы дала силы эта сикера.

Вчера Корей вернувшись из Авариса, принёс с собой вино и сикеру, и мы с ним хорошо посидели всю ночь. Вино выпили, а сикеру отобрал Элксай. Теперь мы бредём позади брата, и умоляем дать нам по глотку живительной влаги.

– О, благочестивый Элксай, у нас раскалывается голова! Не дай умереть, пожалей нас. Дай по глоточку живительного напитка. Заклинаем тебя! – стонет Корей.

– Услышь же брат мольбы наши! – хриплю я в поддержку друга.

– Эх вы греховодники, – вздохнул Элксай. – Говорил же Моисей на недавней проповеди: «В месяце Авиве, в день выхода нашего из Египта не должно находиться у тебя квасного во всех пределах твоих», а вы, всё норовите утробы свои набить вином и хмельной сикерой.

– Да будь ты милосерден! – возопили мы, теряя последние силы.

– Ладно, держите, – смилостивился Элксай, и отдал кувшин.

Мы вмиг опустошили половину, а потом наступила благодать, и сказал Корей:

– Вот теперь хорошо нам! Даже воздух стал свеж.

– Это подул ветер со стороны Камышового моря[4 - Камышовое море – Красное море.], – рассмеялся Элксай.

К нашей вящей радости, Моисей приказал остановиться.

– А место это зовётся Пи-гахиров! – воскликнул Корей, повертев головой. – Я бывал тут. Значит, Моисей решил здесь устроить стоянку.

Он расшвырял камни и уселся на землю, сказал мне:

– Садись Иексей, и давай допьём сикеру. Когда кувшин наш будет пуст, исполним мы завет месшиаха [5 - Месшиах – (древне иудейское) царь.]Моисея, ибо не будет у нас больше квасного в пределах наших.

Допив сикеру, рыгнул я, отрыжкой святой, и, рухнув без сил на землю, захрапел.

Снились мне камни, коими полна была эта пустыня. Много камней, ветер дул, а камни шумели. Стоял сплошной гул. Однако можно было различить отдельные слова. Да это не камни! То люди кричат, а в бок меня толкает Элксай.

–Бегом к Моисею! – крикнул он.

На меня смотрел очумелым взором, всклоченный Корей.

– Что такое? – спросил он, скребя у себя под мышкой.

– Сейчас узнаем, – ответил Элксай. – Идите за мной!

Со стороны Камышового моря неслись четыре колесницы. Они гнались за кучкой оборванцев. Бедняги те были из нашего племени ибреев. Впрочем, теперь мы звались – народ Израильев, то есть Богоизбранный народ.

Последним бежал кривоногий старик. Он сильно отстал, и первая колесница настигала его. Рядом с возницей стоял высокий, широкоплечий египтянин. Белая, льняная, схенти контрастировала с его тёмно-коричневой кожей. На голове платок, с красными полосами. Платок этот называется – немес. С красными полосами он мог быть только у воина. Когда до старика оставалось шагов двадцать, египтянин метнул копье. Оно насквозь пронзило старика, вскинув руки, тот рухнул на камни.

Навстречу колесницам от нашего лагеря бежала толпа, с Моисеем во главе. Остановившись перед колесницей, Моисей взмахнул своим посохом, и закричал:

– Остановитесь! Это говорю вам я – Мош!

Египтянин, который только что убил старика, подняв вверх руку, крикнул:

– Хетемни-Пта, Манграх, Сарра, Бедуина остановите колесницы свои!

Когда все остановились, он продолжил:

– Я номарх[6 - Номарх – чиновник, управляющий административной территорией в Древнем Египте.] сепата[7 - Сепат – административно – территориальная единица в Древнем Египте.] Гиза, имя моё да будет тебе известно, Саамон!