Люмпен

Хорошо, что находившийся тогда у власти Президент не стал церемониться, а просто отдал приказ Гвардии применить все имеющиеся в распоряжении ресурсы для уничтожения мятежников. Поднявшиеся в небо с авианосцев вертолеты и самолеты засыпали воинство семьи Ревеньковых бомбами, а подразделениям «морской пехоты» оставалось только зачистить местность. Пленных никто не брал, а восемнадцать погибших «гвардейцев» объявили национальными героями. Про других погибших официальные средства массовой информации не сообщали.

Случившееся вызвало в обществе огромную волну недовольства Знатью. С учетом того, что на тысячу обычных людей приходился всего один человек с магическими способностями, одарённые оказывались в заведомо проигрышном положении. Именно это послужило причиной резкой обособленности знатных семейств, которые перестали занимать хоть какие-то руководящие должности и фактически переместились жить в параллельную вселенную. Теперь основной сферой их интересов был бизнес, особенно тот, где можно было использовать магию во благо.

После Апокалипсиса многие технологии были утеряны и их восстановление представлялось достаточно дорогим процессом. Например, те же самые Ревеньковы активно использовали Дар при добыче газа. Я не силен в физике и химии, но, судя по всему, один одарённый спокойно заменял пару десятков звеньев сложной производственной цепочке, причем всё, что ему было нужно для эффективной работы, это лишь регулярный отдых и хорошее питание.

А Семицветовы, с которыми я сегодня столкнулся, умели воздействовать на землю, благодаря чему их урожаи никогда не болели и вызревали не один, а два или даже три раза в год. Интересно, а чем занимаются Сечкины? Если верить новостям, то абсолютно всем. Но ведь так не бывает… Должна же быть у них хоть какая-нибудь специализация?

– Калмыков! – похоже, что я задумался слишком сильно. Веденеев смотрел на меня с крайне недовольным видом, да и все остальные ребята тоже кидали крайне неодобрительные взгляды. – Ты здесь? С нами?

– Так точно, товарищ майор! – я попытался изобразить на лице служебное рвение. То, что учеба в институте имеет мало общего с реальной работой оперативника я понял в первые же месяцы после своего распределения. Большинство тех знаний, которые вкладывали в наши головы преподаватели, так никогда и не пригодились мне в ходе службы, поэтому у начальника отдела складывалось обо мне не самое лучшее мнение. Периодически, я вообще начинал опасаться, что он спихнет меня куда-нибудь в патрульные, но пока неведомым образом мне удавалось держаться.

– Ты в бизнес-центре Семицветовых был? Удалось выяснить причины конфликта Сечкина и всех остальных? – строго посмотрел на меня Веденеев.

– Был, – понуро ответил я, понимая, что порадовать начальника мне особенно нечем. – Семицветовы-младшие приводили друзей на экскурсию, ну или что-то наподобие. Они пробыли в здании около трех часов и Сечкина там с ними не было. Судя по всему, встреча с ним не была запланированной, потому что охранник на входе сказал, что Павел разговаривал с кем-то по телефону, а потом позвал друзей выйти на улицу со словами, что «там этот неадекватный подъехал». Он не уверен, что речь идет о Сечкине, но поскольку трагедия произошла буквально через несколько минут после их появления на улице, то…

Я развел руками, не зная, что еще добавить к сказанному, а Веденеев криво усмехнулся.

– Рассказываешь, как будто книгу читаешь… Вот только не говори мне, что охранник бизнес-центра разговаривал с тобой именно такими словами!

Он еще раз ухмыльнулся, а потом передразнил меня:

– Трагедия произошла! Калмыков, сколько раз я буду тебе повторять, что не надо придумывать слова и мысли за свидетелей. Охранник бизнес-центра не способен строить такие словесные конструкции!

– Охранники разные бывают, – обиделся я. В этот раз мне и в голову не приходило хоть на йоту нарушить инструкцию, поэтому скепсис начальника был явно не по адресу. – Я разговаривал с начальником охраны здания. Учитывая статус гостей, он лично сопровождал их с момента появления в бизнес-центре и до выхода на улицу. Вполне допустимо предположение, что его образование несколько выше, чем у рядового сотрудника службы безопасности.

Веденеев смерил меня тяжелым взглядом и перевел взгляд на Столетова. Вот и пойми теперь, согласен он со мной или просто не желает дальше продолжать беседу.

– Ну и что будем делать дальше? – спросил он у него, как будто действительно сам не знал, что делать.

– Да что тут делать, – пожал плечами оперативник. – Сечкин молчит, значит можем расценивать это, как косвенное признание его вины. На нас никто не давит, значит за парнем есть косяк, и Знать решила его слить. Возбуждаем дело по статье «Убийство двух и более лиц», документируем всю информацию и передаем в суд. Использование Дара пойдёт, как отягчающее обстоятельство.

– А если это всё-таки не он? – подал голос Пельмень. – Мы же не сможем доказать, что именно Сечкин применил магию.

– Тогда этот урод начнёт говорить и расскажет нам, как всё было, – жестким тоном оборвал его Веденеев. – Мы не психологическая помощь для прыщавых подростков, чтобы уговаривать самодовольного психа не делать себе хуже.

– Был бы не он, не сидел бы с видом праведника, – добавил Зорин. – А он улыбается постоянно, как будто вообще не переживает. Либо крыша поехала, и тогда самое место в дурдоме, либо действительно переживать не способен, а тогда значит, что он тварь, каких свет не видывал.

– Может быть, у Знати произошедшее и правда не считается чем-то из ряда вон выходящим? – аккуратно спросил я, опасаясь вызвать очередную вспышку гнева начальника. – Семицветов вон тоже никак не отреагировал на гибель детей, даже словечка не проронил. Может их с самого детства готовят к смерти, вот они и реагируют совсем иначе.

– Ты еще молод, Калмыков, – как-то неожиданно мягко для меня ответил Веденеев. – Семицветов промолчал, потому что от горя потерял дар речи. А может вообще хотел побыстрее спрятаться в автомобиле и поплакать в одиночестве. А этот щеголь сидит как ни в чем не бывало и даже не чешется сотрудничать со следствием.

Я промолчал. Ответить мне и правда мне особо было нечего. Мало того, что я самый молодой сотрудник нашего отдела, так и большого жизненного опыта приобрести мне действительно было негде. Если честно, у меня вообще плохо получалось представить, что должен чувствовать родитель, потерявший своего ребёнка. А уж тем более тот, у кого погибло двое сразу.

– Так, – помолчав минуту, принял решение начальник отдела. – Зорин и Столетов, сейчас откладываете всё и плотно занимаетесь Сечкиным. Я не хочу, чтобы он задерживался в нашем здании надолго, поэтому давайте, оформляйте бумаги для перевода задержанного в следственный изолятор, а затем готовьте бумаги для передачи дела в суд. Остальные работать по текущим делам.

Ответом ему было нестройное угуканье и кивание головами. Приключение закончилось, начались будни. Мы встали и начали потихоньку продвигаться в сторону выхода, однако в дверях меня остановил оклик Веденеева.

– Калмыков! Через пятнадцать минут жду тебя с результатами твоего расследования!

Я судорожно кивнул и выскочил в коридор. Ну вот и всё, дамоклов меч начал своё падение и совсем скоро разрубит меня на две неровные половинки. Не спрашивайте, почему неровные, но неминуемость кары сейчас виделась мне неизбежной.

Когда два года назад я пришёл в отдел расследований, то вдохновлённый своими успехами в учебе был просто уверен, что впереди меня ждёт головокружительная карьера. Однако суровая реальность бытия оказалась гораздо неожиданнее, чем те сказки, которые рассказывали нам преподаватели в институте.

Во-первых, выяснилось, что трактовка Кодекса преступлений Республики в реальной работе гораздо более вольная, чем нам преподавали. Во-вторых, хороший опер должен уметь всё и даже немножечко больше, а не только бегать по улицам и таскать на допрос к следователю подозреваемых. Вся стройная система деления сотрудников на оперативников, следователей, дежурных, дознавателей и так далее давным-давно была похоронена.

Людей не хватало, поэтому в дежурке сидели по графику, который постоянно нарушался, бумаги писали все, не особо сильно разделяя, какого назначения этот документ – справка о встрече с агентом или постановление о возбуждении уголовного дела.

Кроме того, по какой-то причине я сильно не понравился нашему начальнику отдела. Веденеев при первой же встрече прочитал мне целую лекцию на тему того, какая высокая честь служить в его подразделении и насколько сильное оскорбление нанесли всей Службе Правопорядка, прислав в отдел лейтенанта без опыта практической работы.

Но я-то наивный все еще верил, что сумею быстро изменить мнение о себе, причем обязательно в лучшую сторону. Вы только дайте мне настоящее дело, а желательно сразу «Преступление века», и оно обязательно будет раскрыто! И все поймут, что лейтенант Калмыков способен на многое. Как же я жестоко ошибался!

Не буду вдаваться в подробности моих многочисленных провалов, но тяжкий крест главного лузера отдела расследований я гордо нёс уже второй год и перспектив передать кому-то это знамя пока не было. Старшого то почти случайно получил, хотя там тоже та еще история… Но, в целом, радоваться в плане карьеры пока было особо нечему. А тут ещё эти убийства…

– Калмыков, – быстро пролистал бумаги в скоросшивателе Веденеев. – Давай поговорим откровенно. Может быть, ты хочешь перевестись от нас?

– Никак нет, товарищ майор! – глухо ответил я, стараясь не смотреть в глаза начальнику.

– А ты всё-таки подумай, – по-отечески продолжал гнуть свою линию начальник отдела. – Бывает же так, что человек не на своем месте. А его истинное призвание где-то рядом, просто он еще не знает об этом. Ты уже два года в подразделении, а толку никакого от этого нет.

– Я стараюсь, Борис Игнатьевич, – пробормотал я, понимая, что никаких особенных аргументов в свою защиту придумать у меня не получается. Если сейчас начальник поднажмет, то я подпишу не только рапорт на перевод в самую глушь нашего острова, но соглашусь и на досрочное увольнение.

– Плохо стараешься, – грустно констатировал Веденеев. – Сам посмотри, свидетели не опрошены, связи между убитыми не выявлены… Я-то думал, что тебе излишняя опека мешает. Может быть, совсем на старости лет с ума сбрендил, загонял пацана. Решил, надо тебе самостоятельное расследование поручить, и тогда несомненно сумеешь проявить себя! А ты?

– Я найду, Борис Игнатьевич! – горячо заверил я начальника, для убедительности прижимая руки к груди. – Мне просто нужно еще немножечко времени.

– Ну не знаю, – с сомнением покачал головой Веденеев. – Пойми, время детских игр закончилось. Ты служишь в самом сердце нашей Службы Правопорядка, и здесь место для настоящих профессионалов, которые могут грудью встать на пути преступности и беззакония. Подумай сам, может быть сейчас ты занимаешь чье-нибудь место?

С каждым словом начальника моя спина непроизвольно сгибалась всё ниже и ниже. Голос Веденеев струился мягко, заполняя всё моё сознание, вытесняя любые ростки сопротивления. Я отчаянно пытался придумать, как можно выпросить отсрочку неизбежного, но опытный служака знал, как заставить подчиненного принять именно то решение, которое он считал единственно верным.

Собрав волю в кулак, я всё-таки выпрямился и предпринял последнюю попытку спасти свою карьеру в Управлении.

– Борис Игнатьевич! – с пылом начал я, но все мои усилия пропали зря.

Дверь с грохотом распахнулась и на пороге возник Столетов. Его обычно невозмутимое лицо было красным, а короткие волосы на голове стали похожи на иголки ощетинившегося ёжика.

– Что случилось? – недовольно воскликнул Веденеев, уже, видимо, приготовившийся услышать от меня заветные слова, что я готов уйти.

– Борис Игнатьевич, – задыхаясь, как будто только что бежал, выдавил из себя Столетов. – Там Сечкина отпускают!

– В смысле?!! – подскочил начальник отдела, едва не перевернув свой письменный стол и опрокинув на пол папку с моими бумагами. – Кто разрешил? С какого перепуга?

– Начальник управления, лично, – развел руками Столетов, отодвигаясь, чтобы пропустить мимо себя Веденеева, который тоже покраснел и теперь неуправляемым реактивным снарядом спешил навести порядок.

Про меня уже все, конечно же, позабыли, и я мысленно порадовался, что перевод в глухомань ненадолго откладывается. Хотя, возможно, что это лишь последний глоток воздуха перед казнью, но будем верить в хорошее.

Я подобрал скоросшиватель и поспешил вслед за коллегами, гадая, что же могло такого произойти за последние полчаса, что убийцу шести человек планируют выпустить на свободу. Причем проводить душегуба решил лично начальник управления, которого я, например, за два года видел лишь несколько раз на торжественных собраниях в честь праздников.

Спустившись вслед за Веденеевым на первый этаж, я увидел, что далеко не единственный любопытный в управлении. Из-за всех углов за разворачивающимся спектаклем смотрели десятки глаз. Виданное ли дело, генерал лично выпускает подозреваемого, еще и задержанного буквально несколько часов назад.