Что отражает грубость всех цепочек,
Что связывают крепко так,
Своей структурой примитивной,
Что заставляют нас не думать беспричинно.
И я отвечу на твои вопросы,
И я прижму тебя к себе,
Считая, что бессрочен
Процесса этого момент,
Да только вот я – обесточен.
Ты поцелуешь – я отвечу,
А улыбнешься – не замечу,
Пообещаешь мне любовь до гроба,
Я посмеюсь, ведь знаю – если и проснусь,
То не с тобой, а только с болью томной.
И прокляну тебя, себя.
Тот вечер.
Ветер.
Море.
Лето.
Стужу,
Что заставляют нас болеть так дружно,
Одной единою мечтой
О том, что можем быть с тобой.
Прости, я сам не свой.
***
Шум текущего потока остывает, приходя домой,
Затекает он сквозь трубы в свои ванны и покой,
Гул рабочего потока рвется, устремляясь вниз,
Втаптывая то слегка, то пляской, то под визг
Душу, тело, разум в целом,
Что хотел оставить целым.
Рев машины так бесшумен,
Он крадется за спиной
Тенью медленной и тонкой,
Подбирая части лиц,
Собирает их по новой
И кладет обратно вниз.
И в порту уснувшего покоя,
Где хоронят корабли,
Ветер воет и катает комья,
Сотканные сплошь из спиц,
Что достали из глазниц.
***
Прохладой уж веет от всех вечеров,
И в парках, на улицах, выше домов,
И я возвышаю всю эту материю,
Забыв лишь о том, где я был и где не был я.
Забыв, кто я есть, возвращаюсь туда,
Где если я полон и был, то вчера,
Прости малодушие, прости за молчанье,