Мультиреальность осознанных сновидений

Указывая на присущие науке и мифу самобытность и уникальность, известный немецкий философ К. Хюбнер [16] проводит их тщательный сравнительный анализ по различным формам рациональности (семантическая, эмпирическая, логическая интерсубъективная рациональность и т.д.). Он приходит к выводу, что наука и миф по этим формам рациональности не так далеки друг от друга, как это кажется: «научный и мифический опыт имеют одинаковую структуру. Наука и миф применяют одну и ту же модель объяснения. И там, и там мы можем различить чистый и предпосылочный опыт. Чистый опыт дан интерсубъективно необходимым образом. И в науке, и в мифе существует метод „проб и ошибок“» и т. д. [17]. «Опыт, на который опирается наука, не более обоснован и интерсубъективно убедителен, чем опыт, на который опирается миф. Опыт науки относится лишь к иным предметам и содержаниям» [18]. В некоторым смысле, миф также реален, как и наука. При этом он первичен по отношению к науке и пронизывает ее, хотя это и происходит в неявной и трудноуловимой форме.

Примером «обнажения» мифологического в науке может являться то, что Дж. Хорган [19] называет «иронической» (постэмпирической, спекулятивной) наукой. По мнению автора, иронической наукой занимаются ученые, пытающиеся, вооружившись своим разумом и научными знаниями, найти ответы на фундаментальные вопросы Бытия. Таких ученых можно разделить на два типа: тех, кто надеются и верят в то, что они открывают объективные истины о природе, и тех, кто понимает, что они скорее заняты деятельностью похожей на искусство или литературную критику, нежели на традиционную науку.

В качестве одного из примеров иронической науки Дж. Хорган приводит теорию суперструн в физике. Эта теория заменяет подобные точкам частицы крохотными энергетическими петлями, существующими в десятимерном пространстве. Струны настолько же малы в сравнении с протоном, как протон в сравнении с Солнечной системой. То есть для нас, скорее всего, они навсегда останутся чем-то недостижимым. Движимый желанием понять, чем являются загадочные суперструны Дж. Хорган обратился за разъяснениями к физикам, но ни один из них так и не смог помочь ему испытать «суперструнный» инсайт. Вот как пишет об этом сам автор: «Я говорил о суперструнах со многими физиками, но ни один не помог мне понять, что такое суперструна. Насколько я могу судить, это не материя и не энергия; это некая древняя математическая штука, генерирующая материю, энергию, пространство и время, но в нашем мире ничему не соответствующая» [20]. Теория суперструн, построенная на строгом математическом фундаменте, судя по всему, никогда не будет подкреплена экспериментально, так как теоретические построения ученых, занимающихся этой теорией, выходят далеко за пределы любого эмпирического теста. Одной из важных причин веры ученых в истинность этой теории является ее математическая элегантность и красота. Чем же является теория суперструн – суперсложной наукой, современным изощренным мифом или формой утонченного искусства для очень узких кругов?

Некоторые из читателей на основании представленных доводов и рассуждений могут явственно ощутить как сужается в их сознании пропасть между наукой и мифом. Упоминаемый нами ранее К. Хюбнер, в своей книге «Критика научного разума» приходит к выводу о том, что научное знание строится на априорных предпосылках эксплицитного и имплицитного характера. Эти выводы он формулирует в трех важных тезисах: «1. Не существует абсолютных фактов или абсолютных фундаментальных установлений, на которые могла бы опереться наука. 2. Нет также и необходимых оснований дня утверждения о том, что наука в своем развитии непрерывно улучшает и дополняет представление о неизменных, имеющих одно и то же эмпирическое содержание объектах. 3. Нет оснований полагать, что наука в ходе своего исторического движения подходит все ближе к некоей абсолютной, свободной от теоретической нагруженности, истине». [21]. В это же время, К. Хюбнер считает, что эти выводы ни в коей мере не обесценивают науку, научное познание и его достижения.

По нашему мнению, представленные выводы и открытия постпозитивистов, действительно ни в коей степени не обесценивают научное мышление, а лишь вскрывают его совершенно естественные особенности, связанные с факторами, лежащими в самом фундаменте рациональной исследовательско-познавательной деятельности. Любое рациональное познание, начиная от наивного мифологического до научного – это способ описания, упорядочивания, моделирования реальности, основанный на использовании цифровых и речевых знаков. Развитие рациональности – процесс постепенный, связанный с овладением речью, осознанием значений понятий, выстраиванием системы понятий и их взаимосвязей, развитием умственных операций. В мифологическом мировоззрении эти функции слабо развиты, человек совершенствуется в речевой, знаковой деятельности, укрепляет систему сознания, освобождается от доминирования аффективно-эмоциональной сферы и бессознательного.

Современная научная рациональность является результатом постепенного развития и совершенствования работы человека с символическими, знаковыми способами отражения действительности. Можно сказать, что процесс эволюции рациональности – это совершенствование способности человека строить модели, «карты» реальности. Более того, можно сказать, что имманентной особенностью вербально-рационального ума, на который мы опираемся в рамках научного или вненаучного познания, является потребность создавать теории. И как показывает история, для этого ему необязательно нужны факты. Чтобы остудить пыл вербального ума, стремящегося уйти в непроходимые дебри умозрительных спекуляций, человек решил разработать правила и нормы познания, в соответствии с которыми теория должна быть эмпирически проверяемой, то есть все теоретические объекты либо должны наблюдаться непосредственно, либо выражаться через измеримые величины. Но эмпирической проверяемости недостаточно, чтобы обеспечить соответствие теории фактам. При этом само понятие «соответствия теории фактам» остается интуитивным и не имеет общепринятого определения [22]. Принципов верифицирования и фальсифицирования недостаточно, чтобы окончательно опровергнуть или подтвердить теорию. Принцип Дюгема-Куайна показал не только то, что логически несовместимые теории могут согласовываться с одними и теми же фактами, но и что теории могут адаптироваться к не подтверждающим их данным через соответствующие коррекции в своей системе. Если задуматься, то все вышеописанное может приводить к довольно пугающим следствиям, так как при соответствующей сноровке рациональный ум может постоянно продуцировать новые теории. Например, А. Бэддели [23] прямо говорит, что современная психология очень похожа на средневековую схоластику. Но как-то эффективно воздействовать на уменьшение входящих в ее состав бесконечных теоретических построений вряд ли возможно. В космологии и физике, как мы видели, наступает период (эпоха), когда теоретические разработки сильно опережают опытные исследования, а некоторые из них оказываются либо не проверяемыми в принципе, либо не проверяемыми в ближайшем обозримом будущем [24]. Теории находятся в состоянии «эмпирической невесомости» и сосуществуют друг с другом.

Как нам кажется, описанная ситуация является естественным следствием развития вербальной рациональности к своим пределам. Имманентным свойством рационального ума является стремление к производству моделей, карт реальности с опорой и без опоры на эмпирические факты. Чем дальше и глубже идет процесс рационального познания, тем больше становится этих моделей, ибо факты сами по себе не определяют теорию, но теория, сотканная из понятий, концептов, определяет то, как и какие факты будут увидены, осмыслены и приняты учеными. Но ученый тоже является человеком, а не бесчувственной машиной (хотя некоторые исследователи чрезвычайно сильно идентифицируют себя со своим мозгом и считают его, по выражению М. Минского, «компьютером из мяса»), поэтому воспринимает, мыслит, творит по-своему, часто неосознанно (или осознанно) игнорируя информацию, которая не вписывается в его модель реальности. В условиях отсутствия однозначных определений понятий, способности рационального ума подстраивать теории к фактам (без злого умысла) мы оказываемся в ситуации, когда количество теорий может расти до конца существования человечества. При этом будет становиться «все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла» (Ж. Бодрийяр), так как близкие или идентичные по смыслу идеи можно выразить тысячами отличных формулировок, речевых конструкций, понятий на разных языках. Они с малыми корректировками могут постоянно дублироваться и воспроизводиться (благодаря современным технологиям это не так сложно сделать), представляясь чем-то новым и угрожая человечеству информационным коллапсом.

Создание карт реальности, которые, в конечном счете, как в случае научного, так и вненаучного познания, оказываются основанными на недоказуемых априорных основаниях – это базовая особенность рациональной познавательной деятельности, которая выступает важнейшей причиной существования множества миров осознанных сновидений.

Эта особенность рационального ума не позволяет абсолютизировать науку и ее положения, но в тоже время, она, вкупе с открытиями постпозитивистов, ни в коем случае не открывает дорогу радикальному релятивизму, в соответствии с которым «ни одна теория не может быть лучше (более истинной) другой». Такое утверждение опровергает само себя: ни одна теория не лучше другой, кроме теории о том, что ни одна теория не лучше другой. Также это не означает, что науку можно свести к мифу, что рациональное познание, основанное на научном мышлении (в том числе, познание осознанных сновидений), не имеет преимуществ перед вненаучным и им можно пренебречь. Иначе мы можем, словно Аристотель, утверждать, что у мужчин больше зубов, чем у женщин, не обременять себя проверкой этой гипотезы и просто верить в ее истинность.

Ввиду имманентной, не просто способности, а потребности рационального ума строить карты реальности, нам необходимо, руководствуясь скептической установкой, подвергать их критической оценке и эмпирической проверке. Это относится и к теме осознанных сновидений. Но как воплотить в жизнь научный подход (рациональный, эмпирический, доказательный, сомневающийся, максимально объективный), не попав при этом в ловушку редукционизма, сводящего психологический, по своей природе субъективный опыт осознанных сновидений, к нейрофизиологическим мозговым процессам?

Главный интегральный мыслитель современности – известный американский философ К. Уилбер описывает три шага, ведущих к достоверному познанию в отношении сфер физической природы, человеческого ума и Духа [25]. В терминологии К. Уилбера физическая природа постигается «оком плоти» (чувственный опыт, обретаемые посредством физических органов чувств и инструментов естественных наук); сфера психического познается «оком разума» (опыт, обретаемый интроспекцией, наблюдением при помощи ума; это опыт непосредственного переживания тех или иных психических состояний); сфера Духа познается «оком духа» (духовный опыт, обретаемый в глубокой медитации, трансцендентальным созерцанием; это опыт непосредственного постижения духовных сфер). Для адекватного исследования Космоса во всем его многообразии, избегающего ловушек редукционизма, необходимы, по меньшей мере, эти три вида познания, не сводимые и не заменимые друг другом. Но достоверное познание в отношении всех этих сфер предполагает три шага:

1) Инструментальная инъюнкция (предписание). Этот шаг подразумевает адекватное использование тех или иных методов и инструментов для осуществления акта познания. Основная формула этого шага гласит следующее: «если хочешь узнать то-то, сделай то-то». Без тщательной эмпирической проверки мы не можем сказать, что опыт осознанных сновидений в той или иной школе является ложным или иллюзорным. Чтобы подтвердить или опровергнуть этот опыт необходимо овладеть теми же психотехниками и методами, которые используются в этой школе для вхождения в это состояние и для его дальнейшего раскрытия с той или иной стороны для познающего субъекта. Этот шаг учитывает важнейшее опосредующее влияние на результат эксперимента, используемых субъектом исследовательских техник и методов.

2) Интуитивное понимание. Адекватное применение инструментов познания приводит к непосредственному переживанию соответствующего опыта. Использование конкретных способов исследования осознанных сновидений, разработанных в определенной школе, приводит (или не приводит) субъекта к непосредственному опыту переживания осознанного сновидения или каких-либо его аспектов. Этот шаг позволяет получить множество результатов попыток изучения осознанных сновидений одним человеком с помощью применения соответствующих методов. Обнаруживается индивидуальная вариативность результатов и их разброс. Возможен поиск причин этого в личностных особенностях человека; ситуационных состояниях, способных обусловить результаты опыта; во внешних влияниях; собственных установках; особенностях протекания опыта и применения метода и т. д.

3) Коллективное подтверждение (или опровержение). На этом этапе происходит сверка полученных результатов, данных, свидетельств, с данными и результатами, других людей, адекватно выполнивших предыдущие стадии. Опыт осознанных сновидений, полученный разными людьми при помощи определенных методик, сопоставляется и сравнивается, в том числе, при помощи статистических методов. В ходе критического «разбора полетов», дискуссий и обсуждений делаются выводы. Теории осознанных сновидений и их аспекты подтверждаются, опровергаются и корректируются. Старые гипотезы могут повторно перепроверяться, начиная с первого этапа. Ставятся новые гипотезы, также проверяющиеся с первого этапа. Этот шаг связан с обязательным учетом и обсуждением перечисленных в этой главе субъективных и социокультурных факторов, обуславливающих познавательную деятельность и опыт переживания осознанных сновидений.

Представленные шаги означают эмпирическое изучение осознанных сновидений и возможность верифицируемости и фальсифицируемости (опровержимости) получаемых при этом знаний. Эмпиризм и верифицируемость/фальсифицируемость – это критерии достоверного знания, применимые не только к чувственному опыту, обретаемому посредством физических органов чувств. Эмпирическое, опытное познание, подразумевающее возможность фальсификации, может относиться и к умственным, и к духовным сферам, на что активно начали указывать в ХХ веке представители трансперсональной психологии.

Все эти шаги не устраняют проблем, описанных постпозитивистами (теоретической «нагруженности» фактов; влияния на результат личности исследователя, факторов личной заинтересованности, власти, авторитета и т.д.), так как они внутренне присущи любой познавательной деятельности, связанной с созданием карт и моделей реальности. Несмотря на некоторую идеализированность, описанные шаги подразумевают истинно научное, не редукционистское исследование множества миров осознанных сновидений. По крайней мере, мы можем верить в то, что используя эти шаги, можно отделить плевела от зерен в различных школах осознанных сновидений и пробраться чуть дальше и глубже в понимании осознанных сновидений как уникального феномена психодуховной жизни человека.

В завершении этой главы суммируем и перечислим причины, обуславливающие существование множества школ осознанных сновидений и различия в опыте переживания осознанных сновидений у представителей этих школ:

• Сложность самого по себе феномена осознанных сновидений и его малая изученность;

• Пристрастное, стереотипное, полное предрассудков и предубеждений, выдающихся за истину, отношение к осознанным сновидениям в массовом сознании современного общества;

• Наличие множества непроверенных свидетельств о парапсихологических явлениях, связанных с осознанными снами, среди исследователей-энтузиастов;

• Действие в осознанных сновидениях проекционного механизма самопорождения во снах принятой субъектом парадигмы сновидений: теоретическая модель сновидений порождает сама себя в сновидениях человека, который верит в нее и руководствуется ею;

• Определенная зависимость опыта переживания осознанных сновидений от методов и техник его исследования;

• Высокая зависимость опыта осознанных сновидений от личностных факторов и индивидуальных особенностей исследователя: его способностей, уровня овладения необходимыми методами и психотехниками, личной заинтересованности, личного бессознательного, личностных качеств и т. д.

• Теоретическая «нагруженность» фактов: зависимость понимания (интерпретирования) субъектом своего или чужого опыта осознанных сновидений от «школы», к которой он принадлежит и существующей в ее рамках теоретической модели осознанных сновидений;

• Групповые психологические процессы в школах осознанных сновидений: лидерство, власть, авторитет, умение убеждать и воздействовать на других, сплоченность коллектива и т. д.

• Слабый контакт и взаимодействие между различными школами осознанных сновидений и их представителями; отсутствие между ними конструктивного диалога, сотрудничества и взаимопонимания;

• Имманентная потребность рационального ума строить карты, модели реальности с опорой на факты и/или воображение.

Все эти факторы вносят свой уникальный вклад в существование множества миров осознанных сновидений, к рассмотрению и анализу которых мы обращаемся далее.

Глава 2. Путешествия души шамана

«Якут Гаврил Алексеев утверждает, что у каждого шамана есть Мать-Хищная-Птица; она похожа на большую птицу с железным клювом, загнутыми когтями и длинным хвостом. Эта мифическая птица показывается только дважды – при духовном рождении шамана и при его смерти. Она забирает его душу, заносит ее в преисподнюю и оставляет для дозревания на ветке ели. Когда душа достигает зрелости, птица возвращается на землю, разрывает тело кандидата на мелкие кусочки, которые раздает злым духам болезней и смерти. Каждый из духов пожирает доставшийся ему кусочек тела; это обеспечивает будущему шаману способность лечить соответствующие болезни. После съедения всего тела духи отходят. Мать-Птица складывает кости на место, и кандидат пробуждается, как от глубокого сна»

Мирча Элиаде

Обсуждая различные школы осознанных сновидений, мы не могли пройти мимо темы путешествий души шамана. В историческом плане шаманизм и его идеи можно назвать предшественником и основой для многих современных школ осознанных сновидений оккультно-эзотерической направленности. Часто шаманские приключения души в иных измерениях отождествляются с осознанными сновидениями. Мы попытаемся разобраться в том, насколько это оправдано и познакомимся с шаманской вселенной.

Шаманизм и осознанные сновидения

В последнее время шаманизм становится все более популярным, но от этого, вряд ли более понятным. Ввиду своей многогранности этот феномен рассматривается и изучается с различных точек зрения и множества подходов, которые часто противоречат друг другу. Помимо культурологов, философов, религиоведов, антропологов, психологов и нейрофизиологов, им активно интересуются практики различных современных эзотерических течений, которых обычно объединяют как представителей движения «Нью-Эйдж». Существование множества уровней изучения шаманизма можно рассматривать как указание на то, что для формирования сколь либо объективного взгляда на это явление, невозможно ограничиться его исследованиями в рамках одного направления и переноса, получаемых при этом результатов, на весь рассматриваемый феномен в целом. Как и в других областях человеческого знания в области шаманизма назрела необходимость интеграции существующих представлений. Вполне возможно, что у каждого подхода есть своя маленькая или большая «истина» о шаманизме, пренебрегая которой мы рискуем упустить что-то важное. Все сказанное относится и к теме сновидений в шаманизме. Попытка адекватного рассмотрения данного вопроса означает, как минимум, обращение к данным наук, описывающим особенности шаманского социума, культуры и мировоззрения (социология, культурология, антропология и т.д.); субъективного опыта переживаний шаманских явлений (феноменология, психология, парапсихология) и их объективных коррелят (нейрофизиология).

Сновидения тесно связаны с культурным развитием человека, начиная с самых ранних исторических этапов. По мнению многих антропологов именно сновидения привели первобытного человека к его начальным идеям о душе и к первым религиозным понятиям [1]. Для представителей древних и туземных культур опыт сновидений и опыт повседневной жизни слабо дифференцированы друг от друга и часто грань между ними полностью исчезает. Сновидения воспринимаются как нечто совершенно реальное, как опыт, являющийся важным источником знаний о прошлом, будущем и настоящем, применяющийся в повседневной жизни и помогающий выживать. Интересный пример этого приводит Р. Мосс: «Хороший сновидец также является хорошим охотником или рыбаком, который раньше других находит богатую добычу. Один чукотский охотник на лис объяснил, что он всегда знает, когда лиса попадает в его ловушку, так как накануне ночью ему постоянно снится нападающая на него дикая и прекрасная рыжеволосая женщина. Иногда она избивает его и убегает прочь. Но когда охотнику удается победить ее и овладеть ею, он просыпается в полной уверенности, что обнаружит лису в своей ловушке. Расчеты всегда оказываются верны, и он в случае „благоприятного“ варианта сна никогда не остается разочарованным в реальности» [2]. В целом, по данным антропологических исследований для всех традиционных культур общим является бережное и уважительное отношение к сновидениям и придание им особого статуса в повседневной жизни.

Среди представителей традиционных сообществ были люди, вступавшие в особые отношения с измерениями реальности, недоступными для восприятия физическими органами чувств. Помимо всего прочего они обладали способностью осознанно проникать в сновидческую реальность, общаться с ее обитателями и получать там новые знания. Это были первые толкователи сновидений, первые врачи, сказочники и жрецы. Таких людей называли и называют шаманами. В литературе можно обнаружить различные указания на особую связь осознанных сновидений с шаманизмом. Одни авторы считают, что осознанные сновидения, на самом деле, не что иное, как шаманские технологии [3]. Другие авторы прямо пишут о том, что шаманы древних сообществ были первыми осознанно сновидящими в истории человечества: «именно шаманы традиционных культур изобрели такие техники, как ясные сны… и выход за пределы физического тела» [4]. Возможно, подобный опыт, как отмечает М. Элиаде, подтолкнул человека к размышлениям о бессмертии души: «шаманы и колдуны могут наслаждаться состоянием душ, бесплотных существ, которое доступно обычным людям только в минуту смерти. Этот магический полет есть одновременно выражение автономности души и ее экстаза… именно здесь следует искать истоки первых размышлений о добровольном отделении от тела, о всемогуществе разума, о бессмертии человеческой души» [5].

При поверхностном знакомстве с темой шаманизма существует большой соблазн отождествить шаманские путешествия души во время камлания с осознанными сновидениями и феноменом «выхода из тела». М. Харнер, объясняя читателям, на что похоже состояние шамана во время камлания пишет следующее: «Переживания шаманов похожи на грезы наяву, на сны, которые он ощущает реально и способен в них контролировать свои действия и выбирать свои пути. Контролирует направление пути, но не знает, что ему будет открыто» [6]. Чем не описание осознанного сновидения? Сравнение шаманского состояния сознания с осознанными сновидениями довольно часто встречается в литературе [7], [8]. Несмотря на имеющиеся сходства и указания на них различными исследователями, было бы ошибкой думать, что это одно и то же явление. Показательными являются обнаруживаемые между ними различия на уровне нейрофизиологии [9].

Шаман может использовать осознанные сновидения в целях гадания, диагностики болезней, уточнения средств излечения клиентов и т. д. Но осознанные сновидения нельзя приравнять к шаманскому путешествию [10]. Например, ночью в осознанном сновидении шаман может узнать, что причиной болезни пациента является кража души. На следующий день во время камлания шаман отправляется в путешествие, в котором занимается возвращением потерянной души пациента. Этот пример представляет осознанные сновидения вспомогательным инструментом шаманской деятельности. Осознанные сновидения по типу выхода из тела могут быть важной составляющей обряда камлания, но не являются его непременным условием. Поэтому, скорее, осознанные сновидения следует рассматривать как малую часть измененных состояний сознания, которые использует шаман в своей практике, в чем мы сможем убедиться далее.

Шаман и измененные состояния сознания

Одними из наиболее популярных терминов, используемых в отношении состояния шамана во время его путешествий душой по иным измерениям, являются термины «транс» и «экстаз». Но что скрывается за ними? Известный французский антрополог Р. Амайон [11] подвергает эти термины жестокой критике по причине их неточности и неопределенности. Танец шамана; каталептическое состояние, в котором по поверьям душа шамана покидает тело; поведение шамана, напоминающее истерический припадок – все это называют шаманским трансом. Подобное объединение в рамках одного понятия совершенно различных явлений сильно запутывает понимание и без того чрезвычайно сложного вопроса природы и сущности шаманизма и его психологической стороны.

Существует точка зрения, что транс шамана это не более чем своеобразная актерская игра. Внешне камлание, действительно, напоминает театральное представление, в котором самозабвенно главную роль играет шаман. Со стороны камлание выглядит как рассказ шамана о совершаемых им в иной реальности действиях, которые он предпринимает для достижения той или иной цели (лечение больного, проводы души на «тот свет» и т.д.). Одна из наиболее распространенных точек зрения определяет шаманский транс как форму самогипноза [12]. Популярным является взгляд на транс шамана, как на особенное состояние, не сводимое ни к чему другому. Поэтому оно получает свое самостоятельное наименование – «шаманское состояние сознания» [13].

Насколько правомерно говорить о трансе шамана как об уникальном состоянии, и какие аналогии оно имеет с другими похожими состояниями можно узнать только благодаря междисциплинарным исследованиям. Стоит отметить, что попытка говорить о трансе шамана как о каком-то одном определенном состоянии обречена на провал. Во-первых, шаманский транс может иметь определенные специфические особенности, когда мы переходим от одного шамана к другому, от одной культуры к другой. Во-вторых, во время камлания шаман может переживать несколько качественно различных состояний, возникающих по мере углубления транса.

В настоящее время для большинства исследователей очевидно, что существует значительная вариативность шаманских состояний – в одних случаях это в большей степени следование традиции и игра, в других случаях психическая активность шамана напоминает активное воображение, в других – переживания по типу выхода из тела, в третьих – медиумизм и т. д. Спектр переживаемых шаманом состояний во время камлания, часто объединяют под термином «измененные состояния сознания» («ИСС») [14]. Под ИСС принято понимать «любое психическое состояние, индуцированное различными физиологическими, психологическими или фармакологическими приемами или средствами, которое субъективно распознается самим человеком (или его объективным наблюдателем) как достаточно выраженное отклонение субъективного опыта или психического функционирования от его общего нормального состояния, когда он бодрствует и пребывает в бдительном сознании» [15]. Возникновение у шамана тех или иных ИСС связано с социокультурными особенностями сообщества, к которому он принадлежит; опытом шамана и его способностями; задачами и условиями выполняемой шаманом деятельности.

Один из лидеров психологической антропологии Э. Бургиньон [16] указывает на два основных типа шаманского транса – транса одержимости и транса видений. При этом автор считает, что галлюцинаторный транс более типичен для мужчин в обществах охотников, так как мужчины воспитываются в них в соответствии с тем, чтобы быть независимыми и полагаться на себя. В свою очередь транс одержимости более типичен для женщин в обществах земледельцев, где женщины воспитываются в соответствии с установкой быть послушными и уступчивыми. Обоим типам трансового опыта предшествует обучение тому, как должен выглядеть транс, чего стоит от него ожидать и как интерпретировать этот необычный опыт.

Главный отечественный специалист по междисциплинарным исследованиям шаманизма В. И. Харитонова [17] предлагает обобщенную схему этапов погружения в ИСС, приложимую к шаманской практике. Автор указывает на два основных пути достижения ИСС той или иной глубины: 1) путь аффективного возбуждения («активный»); 2) путь гипнотического угнетения («пассивный»). Эти пути противоположны по внешним проявлениям поведения человека, но схожи по внутренней сути фаз углубления ИСС. Автор выделяет пять этапов погружения в ИСС. Для примера кратко рассмотрим фазы «активного» пути. Первые этапы этого пути погружения в ИСС связаны с эмоционально-физическим напряжением и активацией творческого воображения. Человек активно создает образы и их связные последовательности перед внутренним взором (2 этап – «экстаз»). Постепенно реалистичность и самостоятельность внутренних образов усиливается. У человека возникает ощущение включенности в происходящие события, разворачивающиеся независимо от его воли (3 этап – «транс»). На четвертом («исступление») и пятом («оцепенение») этапах погружения возможно переживание феномена выхода из тела [18].

Исходя из этой классификации уровней глубины ИСС шамана, мы видим, что как таковой феномен выхода из тела – это небольшая, хотя часто кульминационная часть камлания. Например, М. Элиаде описывает традиционную индонезийскую схему шаманского камлания: «шаман длительное время танцует, падает без сознания на землю, а его душа отправляется на Небо в лодке, которую несут орлы. На Небе он разговаривает с духами о причине болезни (бегство души; отравление другими колдунами) и получает лекарства» [19]. В зависимости от случая, с которым работает шаман, личности шамана и его способностей, культуры, к которой он принадлежит, шаманское путешествие может ограничиваться психоментальной деятельностью по типу активного воображения и не включать в себя сенсорный феномен выхода из тела [20].

По каким же мирам путешествует душа шамана? Является ли опыт шаманских путешествий единым среди различных представителей этого древнейшего социального института?

Шаманская вселенная

Говоря о шаманской вселенной, необходимо понимать, что шаманизм как культурно-историческое явление не стоит на месте, а от поколения к поколению, в связи с историческими событиями, трансформируется и изменяется. Этот процесс продолжается и сейчас, когда на смену традиционному шаманству приходит неошаманизм.

На ранних этапах развития общества шаманизм естественным образом был связан и проистекал из архаического мировоззрение с присущими ему отличительными чертами: тотемизмом (вера в родство между племенем и определенными видами растений, животных, явлениями природы, предметами); анимизмом (вера в одушевленность всей природы); фетишизмом (вера в сверхъестественные свойства неодушевленных предметов); магией (вера в способность человека сверхъестественным образом воздействовать на людей, животных и природу) (например, см. [21]). Разнообразная шаманская деятельность в своей основе была построена на этих аксиоматических установках. В соответствии с ними шаман выполнял множество полезных социальных функций: оказывал влияние на погоду, влиял на удачную охоту, распознавал причины болезней и излечивал соплеменников, предсказывал будущее, находил пропавших людей, животных и вещи, сопровождал души в загробный мир и т. д. Вся шаманская деятельность осуществлялась при помощи духов, место которым находилось повсюду: «В представлениях народов Сибири и Севера обилие животных зависело от могущественных божеств и духов – хозяев леса, гор, воды. Отчего в водах множится рыба? Это дух – хозяин воды бросает в море или реку рыбью чешую или икру, которая сразу же превращается в рыбу. Почему охотник находит и убивает зверя? Это дух – хозяин леса или гор посылает ему добычу… При таких воззрениях, естественно, считалось крайне важным ладить с духами – властителями животных, и от шамана ожидалось умение расположить их к людям» [22].