Нищий

Среди какофонии звуков вдруг всплыла фраза: «Отнеси Якорю, он заказал!» – я напрягся, всматриваясь боковым зрением, кому отнесут заказ. Мне стало смешно – Якорем оказался не тот пузан, которого я выбрал за размер и важность, а небольшой, неприметный человек лет сорока, сидевший рядом с ним и принятый мной за бухгалтера, таким он казался неброским и лохообразным. Однако, понаблюдав за ним, я понял, что внешность, как всегда, обманчива. Вряд ли на такой высокой должности в мафии мог оказаться слабый и глупый человек – это вам не сетевой магазин, где можно устроиться по блату коммерческим директором, будучи дуб дубом.

Я просидел еще долго, пока не заметил, что Якорь собирается уходить, тогда, под шумок в зале, вышел из трактира и стал поджидать его за углом, в темноте – на улице была глубокая ночь. Мне в голову пришла мысль: что скажет матушка Мараса по поводу моих ночных вояжей? Надо что-то придумать…

Мысль была прервана шагами: несколько человек двигались в сторону порта. Вокруг было тихо – ни случайных прохожих, ни повозок – в такое время суток большинство горожан предпочитают сидеть за прочными засовами на дверях. А в портовые районы, как говорил мне Катун, даже городская стража заглядывает редко и неохотно – отсюда можно просто не уйти.

Но эти люди ничего не боялись. Они довольно громко разговаривали – видно было, что идут хозяева района. Неожиданно в их разговоре, разносившемся далеко вдоль затихших домов, я услышал свое имя и имя Катуна.

– Оба мертвые. Катуна нет, Седого нет. Сдается, их эти нищие и положили. Только как смогли? Два дедка, а тут наши бойцы – один другого здоровее! Может, не они вообще, а кто-то другой? – Голос, как я понял, принадлежал тому пузанку, сидевшему рядом с Якорем.

– Нищих искать. Седой приметный – его сразу найдут. А там и поспрошаем: кто наших уложил и куда наши деньги делись. А потом в расход обоих, для острастки будет правильно, пусть другие бойчее деньги сдают. Раздайте всем уличным – ворам, попрошайкам, торговцам – описание Седого. Как увидят, чтобы к нам бежали. Типа награду дадим. Хм… десять золотых. А кто не скажет, где Седой, кожу сдерем.

Я взял в руки трость и, постаравшись идти как можно бесшумнее, последовал за бандитами. Пройдя метров триста, остановился и прислушался – мне показалось, что сзади что-то зашуршало, я наклонил голову, посмотрел вокруг боковым зрением – вроде тихо. Пошел дальше, ловя разговоры главарей, и… попался.

Моей шеи коснулось что-то холодное и очень острое, негромкий голос сказал:

– Тихо, не шевелись. Иди вперед!

Я послушно зашагал, ругая себя последними словами: вот тебе, хренов разведчик, как я мог подпустить кого-то так близко? Пропил умения свои… С этими грустными мыслями я догнал неспешно идущих бандитов. Двое из тех, что были рядом со мной, подошли к ним, что-то сказали – те развернулись и направились ко мне.

Якорь осмотрел меня с ног до головы в свете масляной лампы – ее зажег кто-то из сопровождающих:

– Это что у нас за чудо? Хромой? Хромой… эээ… да он сам в руки пришел! Парни, да это же Седой! Видали как: вы там его ловите, а стоило мне выйти – и тут он сам ко мне прибежал! Хе-хе-хе… мне надо награду давать, десять золотых… – Его обезьянье лицо искривилось в усмешке. – Ну и что же ты, Седой, тут делал? Неужто хотел засвидетельствовать мне свое почтение?

– Он так тихо крался, что мы боялись, нас засечет – он даже эльфа услышал. Думали, все, запалились – ан нет. Не заметил.

– Давайте его в пустой склад, там поговорим! – Якорь повернулся через правое плечо и зашагал к порту.

Через двадцать минут я стоял в кругу бандитов и думал: «Какого хрена я был так неосторожен? Надо же было догадаться, что за ними будет негласная охрана – ну не так же просто они бродят по улицам! Хорошо хоть не отняли трость – видимо, посчитали совершенно безопасной. И это хорошо».

– Ну что, поговорим, Седой? – Якорь равнодушно сделал знак стоящим сзади боевикам, и меня ударили в спину так, что я упал на одно колено – второе у меня не сгибалось, а потому я замер в очень неудобной скрюченной позе.

– Говори, кто убил наших парней, куда делся Катун, где наше бабло! Скажешь или тебе помочь сказать? Парни, он чего молчит-то все время? Ну развяжите ему язык, только слегка – а то подохнет.

Меня начали пинать ногами, я упал в позу зародыша и только старался прикрыть голову – негоже идти на работу с синяками на морде. Впрочем, избежать ударов по лицу все равно не получилось – хорошо, хоть зубы целы. Ощупал их языком, потом, изобразив потерю сознания, обмяк, подсунув трость под себя…

– Вы там его не прибили? – забеспокоился Якорь. – Эльф, ну-ка погляди – живой он там.

Надо мной склонилось вытянутое лицо с острыми ушами, – я видел полуприкрытыми глазами – рука с длинными пальцами оттянула мне веко, и эльф сказал:

– Да он прит… – закончить фразу ему не удалось.

Я выдернул из-под себя рукоять трости с тридцатисантиметровым клинком и воткнул его в глаз существа, и затем здоровой ногой ударил по колену стоявшего рядом бандита – его нога с хрустом сломалась, и он завопил от боли. Не дав никому опомниться, я секущими ударами по ногам свалил еще двух и, вскочив с земли, отразил нож четвертого – распорол ему горло резким выпадом; пузан свалился следом за ним, зажав дыру в животе. Якорь быстро сориентировался и спринтерским рывком попытался покинуть склад – я метнул ему вслед стилет, пробив ногу сзади в подколенной впадине. Похоже, лезвие вышло у него из коленки, и это было страшно больно (по себе знаю). Под ногами шевелились подрезанные бандиты – я обошел всех, оглушил ударами, увернувшись от ножей, которыми они размахивали, свернул головы как курятам.

Якорь со стилетом в коленке успел отползти почти за угол склада, когда я взял его за здоровую ногу и поволок обратно. Бросив его рядом с мертвыми подельниками, я сказал:

– Сейчас ты умрешь. Но у тебя есть выбор – ты можешь умереть быстро, а можешь медленно и мучительно. Чтобы все быстро закончилось, ты ответишь на мои вопросы. Тебе все ясно? – Я подошел к лежащему Якорю, сцепившему зубы и бледному как смерть, и выдернул из него стилет.

– Ясно. Что ты хочешь знать?

Стоило отдать должное Якорю – держался он хорошо, мужественно… или на что-то рассчитывал? Человеку, когда он еще жив, всегда кажется, что вот-вот, и все кончится нормально, хорошо и что вот эти неприятности только дурной сон, а стоит проснуться – все и закончится. Скорее всего, он так и не поверил, что уже труп.

– Я хочу знать, кто такой Хозяин и где его найти.

Якорь хрипло засмеялся сквозь гримасу боли, потом сказал:

– Да ты болван! Никто не знает, кто такой Хозяин, и я не знаю. И они не знали.

– А как же ты получал приказы?

– Дурак! Да не было никаких приказов! И Хозяина никакого нет! Это рассказка для дураков, для того чтобы держать всех в подчинении, в страхе! Чтобы никто не мог и помыслить покуситься на меня!

Я замер, разочарованный, – вот и еще одна легенда, миф… Почему-то я сразу ему поверил. Да и зачем врать человеку, находящемуся на пороге смерти?

– Слушай, Седой, я тебе заплачу и даже не стану тебя преследовать – отпусти меня, доставь к лекарю – я дам тебе… десять тысяч золотых! Ты за эти деньги сможешь вылечить свою ногу, купить дом! Двадцать тысяч! Решайся! Ну?! Ты будешь богат! – Якорь с надеждой смотрел на меня, хитро поблескивая глазами. Главное, уйти отсюда живым, можно наобещать что угодно – ну а потом видно будет.

– Понимаешь, какая штука, Якорь, ты разбудил во мне Зверя – так меня когда-то звали, до того как я стал Седым. Был у меня один друг, вы его убили. Теперь у меня одна задача – отомстить всем вам. И тебе в первую очередь… Это ведь ты послал двух уродов к больному Катуну. Они его убили. Теперь умрешь ты.

Я вонзил в грудь бандиту стилет – тот дернулся, схватившись рукой за лезвие и распахав ладонь до кости, потом умер, закатив глаза.

Обшарив трупы, я собрал довольно большую добычу – больше трехсот золотых, а также много серебряников и медяков. Сложив все в куртку, снятую с убитого, я направился на выход. Подумал – вернулся. Пошарил еще, собрал все предметы, похожие на амулеты, – потом разберусь, какой для чего.

К дому я подходил уже на издыхании – нагрузка для больной ноги была слишком велика, ее разрывало, как щипцами, мышцы онемели и с трудом слушались. Из-за боли в ноге не чувствовалось боли в спине и боках, отбитых сапогами. Теперь нужно было подумать, как попасть в дом, минуя тетушку Марасу, – мне не климатило появиться ночью, в крови, с большим тяжелым узлом на плече.

Я потолкался у забора, потом заметил, что окно в мою комнату осталось открытым. Тихо войдя в калитку, я проковылял в палисадник, прицелился и со всей силы метнул узел на второй этаж. Он точно влетел в окно и плюхнулся рядом с кроватью, издав гулкий тупой шлепок. Я сразу рванулся к входной двери и застучал в нее:

– Тетушка Мараса, это я, Викор!

– Викор? А чего ты так поздно-то? Что случилось? – Она зажгла лампу и посветила, открыв мне дверь. – Что у тебя с лицом?

– Я в трактире засиделся, хотел послушать музыкантов. Потом пошел домой, на меня напали и ограбили. Вот сейчас только очнулся и сразу приплелся. Матушка, у вас нет какого-нибудь средства, чтобы на лице синяков не было? А то как я завтра на работу устраиваться пойду?

– Сейчас, сейчас найдем примочки! Что я, не лекарка, что ли! Сиди здесь, я сейчас принесу.

Я незаметно перевел дыхание – все прошло отлично. Мараса ничего не заподозрила. Вообще-то надо найти способ выбираться из дома незаметно. Интересный метод зарабатывания денег: на тебя нападают, ты их глушишь… ап! – деньги в кармане. Такой лов на приманку. Идет хромой человек, беззащитный, к нему отморозки – а он их всех валит. Я хмыкнул. Хорошо, конечно, но главное – чтобы меня самого не завалили. Бандиты были только с ножами – у них не принято ходить с мечами и саблями – а если сабля? Да меня на кусочки пошинкуют… Ладно, если один будет, а два или три – всех сразу не положишь. Надо будет это обдумать…

– Вот и я, вот и я… – Тетушка внесла в комнату чашку, в которой была какая-то бурая липкая жидкость, и кусочки ткани. – Давай-ка сейчас намажем – завтра будешь как огурчик, ни одного синяка не останется. Вот, гады, что наделали! Ненавижу эту шпану! Тут тоже бродят такие озорники – как-то повадились у нас под окнами выпивать и кричать, ругаться – я им замечание сделала, так они мне в окно камень кинули. Защитить-то некому, вот и хулиганят. Не трогай руками. Не трогай! – прикрикнула она. – Щиплет? Пусть щиплет! Значит – лечит. Что это за лекарство, если оно не противное и не щиплет! – засмеялась лекарка. – Надо, чтобы еще сильнее жгло, чтобы больше не лазил, куда не надо! Облепить тебя с ног до головы, небось не стал бы больше по трактирам шастать! Ладно, давай смывать мазь. Иди спать. Завтра разбужу рано, будем тебя на работу собирать.

Деньги я спрятал по разным углам – пришлось в одном месте поднять половицу и сложить туда основную часть – наверху оставил двадцать золотых и мелочовку, рассовав по сумкам. Вряд ли, конечно, Мараса стала бы лазать по моим вещам, но кто знает – бабулька она любопытная, а объяснять, откуда у меня взялась такая сумма наличными, мне никак не хотелось.

Мараса, как обещала, подняла меня довольно рано и погнала мыться – пришлось обливаться холодной водой из колодца. Моя куртка была безнадежно испачкана кровью, и тетушка выдала мне другую, вполне приличную, сказав, что она осталась от ее сына, – немножко коротковата мне, но вполне сойдет. Так оно и вышло.

К тому времени как мы подошли к зданию школы фехтования, я выглядел вполне благообразно: бедно, но чисто.

У входа в школу стоял дежурный парнишка, который побежал за хозяином. Им оказался человек среднего роста, лет сорока пяти на вид, кряжистый, с мощными жилистыми запястьями рук, с ладонями, покрытыми мозолями от меча. Он строго осмотрел Марасу и меня:

– Привет, Мараса. Что привело тебя ко мне?

– Вот, господин Ланкаста, работника вам привела. Мне сказали, вы ищете себе уборщика и ремонтника – так вот это он и есть.