Охотник

Он не договорил – пущенный рукой Сергара нож вонзился в косяк рядом с шеей бандита и замер, дрожа, будто от разочарования, не успев напиться крови.

Сергар схватил второй нож, такой же острый, со следами ржавчины с края лезвия. Он нашел его за столом в кухне, где тот пролежал лет пять, не меньше, и заточил.

– Следующий будет у тебя в горле!

– Сынок, не надо! Сынок! Тебя посадят! – Мария Федоровна бросилась к сыну и, обхватив его руками, закрыла телом. – Не трогайте его! Мы уедем! Не трогайте! Не трогайте нас…

* * *

Они ехали долго. Почти до вечера.

Вначале по городу – Сергар, несмотря на происшедшее, с интересом смотрел вокруг, на то, как живут люди. Он до сих пор ни разу не выходил на улицу.

Потом пошли предместья с маленькими старыми домишками, соседствующими с огромными, двух – и трехэтажными домами, пытающимися выглянуть из-за высоченных заборов с острыми пиками.

Дорога, вначале гладкая, покрытая поблескивающим в лучах солнца неизвестным Сергару составом, через несколько часов закончилась, началась трясучая, гадкая дорога с торчащими из нее крупными камнями и глубокими рытвинами, похожая на все тракты, что пересекали континент в мире Сергара. Там были дороги и получше, но в основном – вот такие, с рытвинами, заполняющимися дождевой водой и жидкой грязью. Ничего нового – деревня есть деревня. В любом из миров.

Они ехали в автомобиле, где, кроме них с Марией Федоровной, было еще двое подручных Андрея. Сам он сидел впереди, рядом с водителем, таким же угрюмым неприятным типом, смотревшим на мать с сыном, как на два куска дерьма.

Коляску засунули в кузов большой машины вместе с остальными вещами, Сергара бесцеремонно, как куклу, бросили на заднее сиденье легковушки, туда же затолкали и Марию Федоровну.

Женщина молчала – бледная как мел. Голова ее безвольно моталась. Она не плакала, ничего не говорила и еле дышала – будто уснула. Сергар тоже молчал – а о чем говорить? Их ограбили, и хорошо, если не убьют. И он знал – шансов никаких. Нет магии, нет ног, нет силы, чтобы положить этих тварей! Если бы он был в прежнем теле, если бы это был он, Сергар, боевой маг, опаленный огнем заклинаний, политый своей и чужой кровью! Не калека Олег, мышцы которого ослабли настолько, что он вряд ли поднял бы и мешок картошки!

Одно радовало – рефлексы, неожиданно, были совсем неплохи. Когда Сергар сегодня метнул нож, он почувствовал единение со сталью, как когда-то, в ином мире.

Зачем он его метнул? На что рассчитывал? Неужели думал, что эти люди испугаются, убегут от инвалида с ножичком?

Нет, не думал. Не рассчитывал. Но не смог сдержаться. Не смог. Ему хотелось броситься на этих людей, доползти и рвать, бить, кусать – пока не убьют!

И скорее бы уж убили… чем так жить. Сергар сразу понял, что Маму обманули. С той минуты, когда эти твари появились утром на пороге квартиры. Когда увидел рожу бандита, смотревшего на него так, будто он, «Олег», был не человеком, а тараканом, недостойным даже того, чтобы испачкать подошву башмака.

Такой взгляд Сергар видел у аристократов, пренебрежительно оглядывающих простолюдинов, а еще у крутых рубак, для которых человеческая жизнь не стоила и медяка – если тому просто хотелось есть или пить. Или взять женщину.

Сергар встречал и тех и других. С первыми он не общался – кто он такой для того, чтобы аристократ принял в свой круг общения? Вторые – с этими все сложнее. Они всегда были рядом. Всю жизнь Сергара. И отличался он от них только тем, что для него жизнь человека не потеряла ценности. Но уже давно Сергар подозревал, что пройдет еще лет десять, и он станет таким же – циничным, жестоким зверем. И ему было наплевать на это.

* * *

Дом был очень старым. Его построили не меньше чем лет двести назад. Темный, огромный, двухэтажный, он прогнул землю тяжестью своих бревен, и вокруг него образовалось что-то вроде пологого канала, в котором скопилась дождевая вода, оставшаяся после ночного ливня. В запущенном палисаднике цвели мальвы. Яблони, не так давно отцветшие, усыпаны сотнями завязей, превращающихся в зеленые пупырышки-яблочки, а возле забора торчал сруб колодца, накрытый почерневшей ветхой двускатной крышей. Чирикали воробьи, где-то куковала оголтелая кукушка. Покой, красота. И полнейшее захолустье – до ближайшего городка пятьдесят верст по проселку – непреодолимое препятствие, если у тебя нет автомобиля, и лучше – повышенной проходимости.

– Умирать привезли, негодяи! – неожиданно с ненавистью сказала Мария Федоровна, глядя на то, как из «Газели» наскоро выбрасывают их вещи, вытаскивают стулья, шкафы, мешки. – Как он на второй этаж будет забираться, гады? Вы же знаете – дом старый, внизу живет только скот!

– А чем вы отличаетесь от скота? – холодно ответил Андрей, закуривая сигарету. – Радуйся, что вообще живы, дура. Не вы первые, не вы последние. Натренирует руки, полазит, небось не сдохнет. Пенсию получает – не окочуритесь. Тут все дешево, еще и разжиреете! Чего смотришь, урод?

Сергар подъехал близко, встал всего в шаге от бандита и внимательно посмотрел в его лицо. Тот безмятежно щурился, выпуская дым ровными колечками, и обратил внимание на «Олега» только тогда, когда тот сплюнул на землю.

– Запоминаю тебя, – так же холодно ответил Сергар, глядя в бесцветные, рыбьи глаза мужчины. – Свидимся когда-нибудь!

– Угрожаешь, дурачок? – легко усмехнулся Андрей, щелчком отправляя окурок в лужу под дом. – Советую больше никогда меня не видеть. Это плохо кончается. Иногда – для всей родни дурака. Лес большой, места всем хватит.

– Сынок, отойди! – забеспокоилась Мария Федоровна. – Пусть проваливают отсюда! Я этого так не оставлю! Я буду писать в прокуратуру, в суд!

– Да хоть в Гаагский суд по правам педерастов, – ухмыльнулся мужчина и повернулся к грузчикам, выбрасывающим последний мешок. – Все, закончили? По машинам! А вам не хворать, лохи!

Он снова хохотнул, открыл дверь джипа, и через пять минут обе машины уже пылили по корявой, ухабистой дороге, помаргивая красными огоньками фонарей.

– А кто такие лохи, Мама?

– Мы, сынок, – Мария Федоровна опустилась на траву, прямо у порога, и замерла, сгорбившись, как старуха. – Так бандиты называют тех, кто не может дать им отпор, тех, кого они обманули, у кого отняли все, что смогли. Прости, сынок, дура я старая, дура! Обвели вокруг пальца, как… как…

Мария Федоровна заплакала – тихо, горько, беззвучно. Сергар смотрел на нее, и в душе просыпалась холодная ярость.

«Нет, вы не знаете бывшего боевого мага, а ныне грабера Сергара Семига! Не знаете!»

– Мама, не надо! – сказал он твердо. – Выживем! Пенсия есть, крыша над головой есть – и слава богам!

– Богу! – поправила Мария Федоровна, утирая слезы. – Один у нас Бог, Олежа, один. И опять нас испытывает! Но мы все выдержим, все! – Она снова заплакала, неудержимо, раскачиваясь из стороны в сторону.

– О! Соседи появились! – Из-за ветхого забора, поросшего вьюнком, появился мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, заросший седой щетиной, в засаленной, когда-то белой матерчатой кепке. От него разило перегаром за три шага, а три оставшихся в челюсти зуба щерились в веселой ухмылке, криво желтея в разинутой пасти. Типичный пьяница, коих в любом городе и деревне немалое количество, и выглядят они одинаково, хоть в этом мире, хоть в том. Вечно пьяные, вечно ищущие, где бы похмелиться – Сергар их не любил, хотя и оставлял за ними право творить со своей судьбой все, что они хотят.

– Что от нас хочешь? – мрачно спросил Сергар, в упор глядя на веселого мужичка, продолжавшего улыбаться, будто встретил долгожданных родичей.

– Помочь хочу! Да ты не серчай, паренек. Думаешь, дядя Петя хочет что-то у вас стибрить? Неее… спросить – могу! Заработать – могу! А стибрить – нет! За крысятничество руки нужно отрубать!

– Крысятничество? – не понял Сергар, потом догадался. – А! Ты не воруешь у своих. Ясно.

– Не ворую у своих! – радостно заключил мужичок. – Видал я, кто вас привез! Вампир!

– Кто?! – удивилась Мария Федоровна. – Какой такой вампир?!

– Хе-хе… это не тот, кто кровь пьет! – обрадовался мужичок. – Это – Вампир! Андрей Вампоров. Бандюган! Они по квартирам шустрят. Мы все тут такие, как и вы – и я тоже. Квартирку отжали, сунули на рыло тысчонки, и давай сюда! Тоже бедолаги, да? Они выбирают таких, что ответку не дадут. Знают, волки, кого щемить! Инвалида и бабенку! И когда, с-суки, крови досыта напьются, не знаю!

– Они кровь пьют? – на всякий случай переспросил Сергар и был награжден недоуменным взглядом мужичка.

– Ты че, парень… того? Какую кровь? Хотя… да-а… кровушки они у нас попили, точно!

– Сын долго в коме лежал, память потерял. Сейчас учится всему заново, так что… А я учительница. Бывшая. Мария Федоровна меня звать.

– Машенька? Маша! Для Марии Федоровны ты еще молоденькая бабенка! – хохотнул мужчик. – Я, мож, за тобой еще и приударю! Вона ты красотка какая! Эх, где мои семнадцать лет!

– Тьфу на вас, – улыбнулась Мария Федоровна и вдруг невольно, удивившись себе, поправила локон волос. – Вы лучше помогите вещи занести! Видите, что наделали – выкинули все, а вдруг дождь? Или кто-нибудь украдет. Я и в доме-то не была… может, там и полов-то нет.

– Есть! Есть полы! Печка есть! Русская! Натопить – жара! Токо летом-то на печке не готовим, зимой! А летом летняя печка есть, во дворе! А так в доме все ништяк! Ну… ободрано, ни без этова, но ваще-то все в норме! Эти домищи наших дедов пережили и нас переживут! Ничо, Машенька, не одни вы таки. Нас тут, горемык, полная деревня. Домов двадцать. Живем, ничо так живем. Магазина нет – вот плоха. В соседней деревне есть – три кэмэ отседова. Ну ничо, я шеметом щас за соседом, мухой прилетим, затащим твой хабар! Не перживай! Все покажем, научим, как горе мыкать. Обвыкнешь – и ваще медом пакажецца! Тута лес, тута речка, грибы скора пойдут, ягода в лукошки сама прыгает! А то коровку заведешь, коз, курей, яйки будут, молочко польется! Чем не жизня! Ну щас, щас я, не перживайте!

Мужичок исчез, слегка озадачив своим напором, а Сергар с интересом спросил:

– А чего он говорил? Я половины или даже больше не понял! Это какой-то другой язык?

Мария Федоровна улыбнулась, тихонько вздохнула, пригладила волосы и коротко пояснила: