– Участвовал, – скромно потупился юноша.
Данут с замиранием сердце ждал, что гном скажет – вот, мол, ваш отец был героем, в одиночку разгромившим главные силы орков, но маленький профессор все испортил:
– Впрочем, кто из фолков не участвовал в ней?… возможно, слышал еще где-то. Нет, не вспомню.
Юноша был разочарован, но не показал виду. Что поделать? Если профессор, как он говорит, целых семьдесят лет преподает в этом… как его? Колледже металлургов, то с памятью у него должно быть совсем плохо. Решил спросить о другом.
– Скажите, мэтр Байн…
– Можете меня называть просто – профессор, – любезно разрешил гном. Склонив голову набок, словно на экзамене, мэтр покровительственно поинтересовался: – Что вы хотели узнать?
– Профессор, а чем отличается йотун от тролля, ну, кроме рогов?
На сей раз мэтр Байн не разродился тирадой, а грустно сказал:
– Йотуны, помимо всего прочего – рогов, обладают еще и магией. Когда вы проткнули копьем этого монстра, с моих глаз словно упала пелена. Он же нас просто околдовал. Ну, как мы могли так бездарно попасться в ловушку? Ну ладно, слишком доверились академическим картам! Там же нигде не указано, что в двух днях пути от Тангейна обитает йотун! Но разбить лагерь у самого логова тролля… тьфу ты – йотуна! К тому же, он создал защитный барьер, не подпускавший нас к нему и близко. Мои лучшие студенты погибли. Что я скажу их родителям?
Данут порадовался, что не высказал гному все то, что он думал об их поведении. Поди ж ты, оказывается, что тролль с рогами был не простым, а волшебным. Тогда все ясно. Ясно-понятно, как говаривал отец. Покойный отец.
– Откуда вы могли знать, – попытался успокоить парень старика, но тот лишь прикусил губу и вытер глаза кончиком бороды.
Утешать гнома, или, как он себя назвал – гворна, Данут не стал. Какое утешение? Наставник потерял пятнадцать учеников… По его вине, нет ли, неважно. Случись такое у поморов, ему бы не жить. Но профессору нужно еще вернуть живых обратно.
– Господин Данут, сын Милуда, – начал гном, но теперь уже юноша его поправил: – Просто Данут. Можно без господина.
– Господин Данут… – слегка запнулся гном, но поправился: – Данут, вы идете из Ошта? Как я полагаю, в Тангейн?
Ошт? Данут поначалу и не понял, что речь идет о его поселке. Ну, скажите, кто именует собственную деревню или город? Обычно, говорят просто – поселок. Даже про море, что его называют «море Вотрана» поморы узнали от приезжих. А так, море и море…
– Ошта больше нет, – глухо сказал парень, пряча глаза.
– Бализард? Или вайрг? – с сочувствием поинтересовался профессор. – Да, эти ветры…
– Норги.
– Норги? – изумился гном, оглядывая парня с ног до головы. – А вы?…
– Меня в тот день не было.
Прозвучало, словно бы в оправдание. Да оно и было оправданием. Дануту до сих пор было стыдно, что все его близкие погибли, а он, почему-то жив.
Гном не стал говорить прочувственных слов о том, что он все понимает – сам только что потерял близких ему людей. Он встал на ноги и, молча прижал голову Данута к своей груди, слегка приобняв юношу за плечи.
Данут напрягся, мышцы словно бы одеревенели. За всю жизнь он не помнил, чтобы отец хоть когда-то обнимал его. Может, когда он был таким маленьким, что и сам не помнил? Он знал, что отец его очень любит, но Милуд никогда не выражал своих чувств к сыну более, чем улыбкой. А сейчас… Уклоняться или вырываться не стал. Ему даже показалось, что уткнувшись в широкую грудь маленького профессора, он словно бы передал часть своей боли. Захотелось заплакать, но беда в том, что Данут этого не умел.
Мэтр Байн не зря много лет был наставником юных гворнов. Он прекрасно знал меру – удерживал юношу ровно столько, сколько это было нужно, чтобы объятия не показались в тягость ни ему, ни юноше.
– Я иду в Тангейн, к своему дяде, – кашлянул Данут, прочищая горло от набежавшего комка. Пояснять – кто такой дядя, он не стал. Какая разница?
– Вы не возьметесь проводить нас до города? Нас осталось семеро, а на руках пять раненых. Мы не сможем дотащить всех.
– Раненых? – удивился Данут, посмотрев на молодых гномов, бродивших по полю боя и, вероятно, пытавшихся собрать что-нибудь из имущества. Кто из них раненый? Если такие и есть, они вполне могут дойти самостоятельно.
– Десять моих учеников погибло, их уже не вернуть, – печально произнес гном. – Вечером их следует похоронить. Но пятерым юным гворнам можно помочь. Трое без чувств, а двоим я дал сильное обезболивающее. Дня два они продержатся, но потом требуется немедленная операция. В Тангейте у нас свой постоялый двор, есть госпиталь, опытные хирурги. Поможете? Я хорошо заплачу.
– Конечно, я вам помогу. И безо всякой платы, – поспешно ответил Данут.
А про себя еще раз подумал, что не следует спешить думать о гномах плохо.
Глава четвертая
Родственные чувства
– Вам, любезный брат, никто раньше не говорил, что вы похожи на орка?
Старший из двоюродных братьев – пятнадцатилетний Казистер, с презрением оттопыривал нижнюю губу, посматривая, как работает его обретенный родич. Разумеется, Казистер тоже не бездельничал. Он, как и Данут, числился в младших приказчиках Торгового дома «Силуд Таггерт и сыновья». Но в отличие от «дикого» найденыша, занятого сугубо физическим трудом, Казистер ведал учетом деревянных, глиняных и, даже железных емкостей, в которых хранилось земляной масло, или, как тут его называли – петрол. Данут же, целый день, за исключением перерыва на обед, таскал злосчастные бочки и горшки – выносил наполненные, стаскивал в глубину склада пустые. Часа не проходило, чтобы к складу не подъезжала либо подвода, либо вонючая самобеглая повозка гномов. И каждая либо привозила пустые емкости, либо забирала полные. Иной раз и то и другое сразу. Впрочем, как уверял дядя, жалованье ему шло точно такое же, как и брату. Да и не мог родственник главы компании считаться простым грузчиком.
Дяде принадлежал оптовый склад по продаже петрола, несколько небольших лавок, доходные дома. А вся семья – дядя с тетей и двое детей, жила в огромном доме, где могла бы уместиться деревня рыбаков. Зачем иметь такую домину на четверых, Данут не понимал, но у горожан свои причуды. Даже по меркам небедного Тангейна, Силуд Таггерт считался одним из самых богатых негоциантов. Ничего удивительного – петрол пользовался спросом у гномов, заправлявших продуктами его перегонки тепловики, у судовладельцев, пропитывавших им борта кораблей и шлюпок и, даже у простых людей, в последнее время приохотившихся освещать дома не свечами или лучинами, а масляными лампами.
Данут не роптал, считая справедливым, что он занимается физическим трудом, а не «умственным», как Казистер. Как-никак, наследник Торгового дома пять лет обучался в Коммерческом училище Тангейна, где его учили быть настоящим купцом. Правда, однажды юноша бросил взгляд в амбарную книгу, куда братец вносил подсчеты – страница была испещрена четырехугольниками, перечеркнутыми по диагонали. Все ясно. Именно так отмечали улов и мешки с зерном старейшины в поморской деревне – четыре точки, объединенные шестью палочками – десяток.
Данут был немного удивлен, что дядюшка принял его сразу. Возможно, сыграло свою роль то, что он явился в дом дяди не в образе оборванца, пропахшего сосновой хвоей и кровью, а чистый, одетый в новенькую одежду и блестящие сапоги, сшитые по последней моде. Но здесь не его заслуга, а гномов. После того, как он вместе с уцелевшими гворнами доставил раненых до постоялого двора гномов (как тащили упитанных малышей, лучше не вспоминать), добрый профессор не знал, как рассчитаться со спасителем и помощником. От векшей Данут отказался наотрез, но от новой одежды не стал. Кроме того, гном лично проводил юношу до дома дяди, представив его, как своего спасителя.
А дальше были ахи и вздохи, одинокая слеза, скатившаяся из-под правого века дядюшки и растворившаяся в его морщинках.
Дядя был добр. Но он почему-то ни разу не ответил на простые вопросы – почему он стал купцом, а его брат воином? Что такое случилось с Милудом Таггертом, если он ушел жить в поселок рыбаков? И, наконец, кто была мать Данута?
На все вопросы Силуд пожимал плечами, улыбался, приговаривая – мол, всему свое время. В общем, вырастешь, мальчик, узнаешь!
Если дядя отнесся к появлению родственника нарочито доброжелательно – принял в дом, выделил комнату и назначил в приказчики, то с остальными родственниками отношения не сложились. Тетушка Пайэнира – дородная дядюшкина супруга, просто игнорировала родственника, а если и хотела что-то сказать, обращалась к мужу, говоря о Дануте в третьем лице, никогда не называя по имени. И говорила примерно так: «скажи этому…» или «пусть этот…». Двоюродные братья – старший Казистер и десятилетний Томис, старались сделать брату какую-нибудь подлянку. Однажды Данут обнаружил в своей постели дохлую крысу. Крысу он просто выбросил, решив поначалу, что животное не нашло лучшего места, чтобы умереть. Но в следующий вечер, вернувшись с работы, обнаружил в углу комнаты зловонную лужу, с характерным запахом. Пришлось брать ведро и мыть пол. Утром дядюшка разразился пространными рассуждениями о том, что в его доме есть прекрасная уборная, но «некоторые, недостаточно культурные люди, привыкшие гадить там же, где живут, не хотят пользоваться благами цивилизации». Братья злорадно смеялись, а тетушка смотрела на племянника, словно на дохлую собаку. А на следующий вечер, помимо лужи, Данут обнаружил еще и кучу дерьма. Не сказав никому не слова – а смысл? – убрал нечистоты, взял из поленницы пару деревяшек и за ночь смастерил небольшой капкан (про капкан, конечно, сильно сказано – скорее силок с утяжелителем).
Вечером младший братец не вышел к ужину. Тетушка, поджимая губы сообщила, что бедный мальчик свалился с лестницы, ушиб ногу и разбил нос. На приемыша-дикаря она смотрела с плохо скрытой злобой. Дерьма в комнате больше не появлялось, но хорошего отношения не добавилось.
Казистер – стройный, изящный юноша, считавший себя исключительным красавцем, поминутно любовался на себя в зеркальце. Он полагал, что дикари, не умеющие обращаться с вилкой и ложкой, не могут быть ему родственниками, а уж тем более, считаться братьями. По примеру матушки, души не чаявшей в старшем сыночке, подросток обдавал двоюродного брата волной презрения, считая, что разговаривать с неотесанным болваном, ниже его достоинства.
Но в один прекрасный день Казистер окончательно возненавидел Данута, а брат помладше, напротив, начал уважать обретенного родственника.
Вечером, после работы братья возвращались домой. Первым, как и положено, важно вышагивал Казистер, давно заявивший родичу, что не желает, чтобы его видели рядом с дикарем. Вместе со старшим братом чинно семенил Томис, которого прислали на склад по какой-то домашней надобности: не то, хозяйка желала знать, что хочет скушать ее старшенький на ужин, не то, еще за чем-то. Не суть важно.
Данут, усмехнувшись про себя, шел не торопясь, отстав от братьев шагов на двадцать. Ну, не хотят братья знаться с ним, так и он не желает навязываться в родственники. Переживет, как-нибудь. И, вообще, юноше уже изрядно надоел и склад, и родственники. Даже если он выбьется из «младших приказчиков» в настоящие приказчики, что изменится? Будет все тот же склад, те же самые бочки. Скучно. Он уже начал подумывать, а не устроиться ли в охрану какого-нибудь каравана, идущего из Тангейна в Скаллен, или еще куда, но пока решил подождать. Скоро наступит осень, потом зима, а зимой, как всем известно, лучше сидеть дома, а не искать приключений. А самое главное, что Данут еще не насмотрелся на прелести Тангейна.
По воскресеньям Данут ходил гулять. Город, хотя и ошеломил поначалу своим многолюдством, имел и привлекательные стороны, радующие глаз – массивные крепостные стены с обветшавшими, но не утратившими силу и красоту башнями; центральная площадь, где располагался городской магистрат – самое высокое здание города, с громадными часами; ажурный, уходивший ввысь дворец с тонким шпилем, пропарывающим небеса, построенный, как гласила легенды, еще эльфами; парк, где под пристальным вниманием дюжины садовников, произрастали тысяча и одно растение, а еще оранжерея под ненастоящим и хрупким небом, где тянулись к людям странные цветы, похожие на бабочек и летали не менее странные бабочки, похожие на цветы; рынки и торжища, где смешивались товары и расы всего Фаркрайна. Но самым замечательным был порт, куда причаливали корабли, ходившие по неласковому Вотрану, плавающие в теплый и ласковый Петронелл по Шейне – великой реке, соединяющей два моря. Тяжелые рыбачьи шхуны и легкие прогулочные яхты, галеры из Хандванга и чадящие копотью «тепловики» гномов.
Да, еще о гномах. Данут несколько раз приходил в гости к профессору, на огромное подворье гномов. Гворны не любят чужаков, но кое-что они показывают всем. Например – как варится знаменитое скалленское стекло. Разумеется, что добавляется в песок и соду, расплавляемые в огромном котле, они не говорят, но увидеть, как мастера выдувают из жидкого стекла изумительные вазы, диковинных животных и хрупкие цветы может каждый, за скромную плату. Данут, получивший статус «друга всех гворнов», деньги за погляд не платил. Кстати, он узнал, что неудачная экспедиция студентов во главе с мэтром Байном Перивертом именовалась «полевой практикой», на которой молодые гномы должны были отыскать следы неких «редкоземельных металлов». Редкоземельный металл… Ну, придумают же такое. Это как понимать? В металле мало земли, или, в земле мало подобных металлов?
Была у Данута и еще одна слабость, о которой он не признался бы никому. Дело в том, что помимо продуктовых, обувных и хозяйственных, в Тангейне имелись еще и магазины игрушек. Зайдешь в такой и увидишь множество самых разнообразных кукол – вязаных из соломы, вырезанных из дерева, сшитых из материи, сплетенных из коры или кожи, вылепленных из глины. Конечно, Данут не видел подобного разнообразия раньше (в поселке кукол делали из старых тряпок), но главное удивление он пережил, обнаружив, что все куклы имеют глаза. Он-то, как и все земляки, считал, что если нарисуешь глаза кукле, то подаришь ей душу, а этого делать никак нельзя! Впрочем, расспрашивать продавцов, или, паче чаяния, высказывать собственные соображения, парень не стал. Кукла с глазами была гораздо красивее и интереснее, нежели кукла без глаз. Данут даже пофантазировал, как подобная кукла сбежит в мир живых, займет чье-то место, заменив собой настоящего человека… Как знать, как знать…
Но самыми интересными игрушками, которые обнаружил Данут, были фигурки оловянных воинов. Посему, когда на улице лил дождь, юноша заходил в лавку и пристально рассматривал фигурки – верхового мечника-человека и орка, оседлавшего дикого зверя, волшебника с ярким жезлом и злого колдуна, с посохом, похожим на черную кочергу, тролля, вооруженного палицей и остальных обитателей земель Фаркрайн, вооруженных в соответствии с их нравами и обычаями. Или, в соответствии с тем, как считают люди? Ну, не помнил Данут, чтобы отец, рассказывая об орках, упоминал, что они сплошь вооружены ятаганами. Нет, покойный Милуд говорил, что и оружие и доспехи извечных врагов были точно такими же, как у людей, но орки предпочитали использовать лабрисы – двусторонние секиры.