Чекист. Польская линия

– Наталья Андреевна, уделите пять минут. Что вы скажете, если услышите слово «Погоня»? Как это может быть связано с Польшей?

Потомок польских магнатов размышляла секунды две, может три, потом ответила:

– Насколько я помню геральдику, это герб Гедеминовичей – Чарторыйских, Голицыных, Хованских. Как сейчас помню описание: «В червленом поле серебряный всадник на серебряном коне, держащий в правой руке воздетый меч, а в левой щит с шестиконечным крестом». Это тебе надо?

– Гедеминовичи – потомки Гедемина, Великого князя Литовского? – зачем-то уточнил я. – Значит, это Литва или Польша?

– Именно так, товарищ Аксенов, – хохотнула Наташа на том конце провода. – Если бы вы учили историю, то знали бы сами, а не отвлекали занятых людей. Да, «погоня» – это Великое княжество Литовское. Литва и нынешняя Белоруссия. У Польши другой герб.

– Ага, – хмыкнул я, пропуская мимо ушей иронию образованной барышни. – А символ Богородицы, у какого города может быть?

На сей раз, Наташа думала чуть дольше, но ответ был неутешителен:

– А вот с Богородицей ничем помочь не смогу. Семейные гербы этот символ не содержат, это точно. Опять-таки, что значит – Богородица? Вы Евангелие помните, молодой человек? Это может быть и Рождество Богородицы, и ее Введение в храм, Успение святой девы, Вознесение. Скорее всего – герб какого-то города, где изначально был монастырь.

– Понял. Спасибо, – грустно ответил я и, на всякий случай спросил: – Вечером все в силе?

– Надеюсь, – вздохнула Наталья. – Надеюсь, я тебе помогла? А, еще кое-что вспомнила – в Белоруссии есть города, у которых «погоня» на гербах. Полоцк, Витебск, и еще что-то.

Наташа повесила трубку, а я честно пытался вспомнить гербы городов Российской империи. Как на грех, вспоминал только советские гербы – какие-то шестеренки, книжки и фигуры животных, типа лося у Вологодской области. В символике Великого княжества Литовского я не силен.

Эх, любят мудрить шпионы. Куда как проще, если бы Зубов указал в записке точное название города. Могилев там, Гродно, или Минск. Последний, кстати, меня бы вполне устроил. Там с восемнадцатого года действует Минчека. Артур обмолвился как-то, что уполномоченный ВЧК на западном фронте получил повышение, став председателем Минской чрезвычайной комиссии и, одновременно, начальником республиканского ЧК. Фамилия, насколько помню, Ротенберг. Имя и отчество вспомнить не мог, но это пока неважно. Уточню. Что-то Артур еще о нем говорил. Да, Ротенберг – гражданский муж племянницы Феликса Эдмундовича, но для Дзержинского родственные связи и карьера – вещи несовместимые.

– Никита, Потылицын на месте? – поинтересовался я у подремывавшего в углу Кузьменко. – Если на месте, позови сюда, а сам можешь немножко отдохнуть.

Пока Никита ходил за бывшим поручиком и кавалером, я вспоминал его имя и отчество.

Потылицын не замедлил явиться. Порадовав меня уставным «Разрешите?», принял приглашение сесть.

– Вадим Сергеевич, вы польским языком владеете? – поинтересовался я.

– Не очень, – покачал головой экс-поручик. – За малоросса из – под Львова еще сумею себя выдать, а за чистопородного ляха нет.

Что ж, малоросс – тоже неплохо. Тем более, что у меня нет задачи внедрять Потылицына куда-нибудь в штаб Пилсудского, или Смиглу.

– Не помните, какой у Минска может быть герб? – задал я новый вопрос.

Потылицын пожал плечами, потом сказал:

– О том нужно Александра Петровича спросить. У него хобби – собирает всякую мелочь, связанную с геральдикой – портсигары, запонки, зажигалки, знаки. Сбегать?

Я лишь кивнул, и бывший поручик умчался выяснять – что изображено на городском гербе столицы Белоруси. Ну, пока еще Белоруссии. Вернувшись через несколько минут, Вадим Сергеевич выпалил:

– Вознесение Богородицы!

Что ж, так и должно быть. Где лучшее место для гнезда шпионов? Разумеется, в самом большом городе.

– Вадим Сергеевич, не хотите немножко поиграть в разведчика?

Пожалуй, об этом можно было и не спрашивать. Услышав про настоящее дело, разведчик стал похож на охотничью собаку, увидевшую, как хозяин набивает патронташ.

– Дело для вас не сложное. Нужно прибыть в Минск, взять под наблюдение дом четыре по улице Георгиевской.

Я протянул Потылицыну записку, потом перевел ее.

– Как я понимаю, вас там знают в лицо, и мне на контакт выходить не стоит. Речь идет лишь о наблюдении за домом, установление хозяев, выявление связей?

Молодец, господин поручик, все сразу просек!

– Именно так, – кивнул я, а потом уточнил: – Официальных полномочий у вас нет, возможно, что вообще не будет. И о вашей миссии буду знать лишь я. Попадетесь, «отмазывать» будет сложно, а в Минске вас могут «пасти» и польская разведка, и наше чека.

– Отмазать – это вроде как оправдать? – деловито поинтересовался бывший поручик.

А я-то думал, что он начнет возмущаться.

– Ну, это в порядке вещей, – усмехнулся Потылицын. – Ротмистр, когда меня в Норвегию посылал, вообще сказал, что если случиться скандал, он станет говорить, что знать меня не знает, ведать не ведает.

Нет, если смогу, то я своему человеку помогу, но не факт, что сумею. Особенно, если попадет в загребущие лапы моих коллег.

– А как мы с вами свяжемся? – спросил экс-поручик.

– Скоро я буду в Минске, вы меня там отыщите, – ответил я.

– Владимир Иванович, если речь пойдет о скрытом наблюдении, то желательно бы мне еще человека с собой взять. И для связи, и для спокойствия. Один наблюдатель – слишком мало. Желательно бы человек пять, чтобы глаза не успели мозолить.

Тут Вадим Сергеевич прав. Если наблюдает один человек, это сразу же привлечет внимание. Даже двоих мало. Но я не знаю, где мне человека найти. Семенцова отдать? Нет, на уголовника у меня другие планы, равно как и на Прибылова.

– А вы со мной Холминова отправьте. Парень толковый, а делать ему сейчас все равно нечего.

Холминов у меня инженер-электрик и взят на всякий случай, для обслуживания дизеля. Неужели Артузов специалиста в Москве не найдет?

– Забирай, – махнул я рукой. Спросил со вздохом: – Что еще нужно? Деньги, документы?

И зачем спрашивать очевидные вещи? Типа, с деньгами и документами и дурак справится, а ты без них попробуй?

В моем вещмешке еще оставались золотые червонцы. Целых пять штук, включая «заветный», обнаруженный в сундучке в первый день «попаданчества». Оставив себе пару штук, оставшиеся три отдал Прибылову. Отставной поручик скорчил кислую физиономию, но деньги взял. Зажав их в кулак, позвенел золотом.

– На неделю хватит, а там видно будет.

– А документы? – поинтересовался я.

Потылицын открыл рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон. В тайной надежде, что Наталья освободилась пораньше, я снял трубку.

– Аксенов у аппарата.

На той стороне провода оказалась совсем не Наташа. Мужской голос строго сказал:

– Приемная председателя Совнаркома, Горбунов. Владимир Иванович, что у вас произошло сегодня с книжником?