Альбом Времени №7. Повесть и рассказы

Поэтому… я меняю направление мысли, а вернее, направляю мысленный сигнал самому себе в ночь на 1 января 1984 года, глядя на маленького пластикового страуса (этот, чудом сохранившийся сувенир с того новогоднего стола, теперь стоит на моём рабочем столе). Сигнал заключает в себе мысль о том, что я ни за какие коврижки не должен соглашаться на романтическую встречу, но главное, в дальнейшем не сожалеть об этом…

Вот… теперь всё. Теперь, всматриваясь сквозь прозрачную, но мутноватую стену времени, разделяющую Настоящее и Прошлое, я вижу себя солнечным утром 1 января 1984 года, бодро шагающим в Дом культуры, где должен организовать и провести новогодний утренник для детей работников нашего объединения.

Окно

Не могу сказать, что пацанва, с которой меня свела судьба в одном из бесчисленных военных городков, где служил мой папа в начале семидесятых прошлого века, отличалась дружелюбием. Во всяком случае, по отношению ко мне. Нет, конечно, открытого противостояния не было, может быть только подрались пару раз с одним мальчиком, который считал, что именно он должен, просто обязан был меня отлупить. В общем, ничего необычного. Но и дружить со мной никто особенно не стремился. Как-то раз позвали сыграть в «двадцать одно» на баскетбольную площадку, «на нос». Проигравший должен был прокатить носом баскетбольный мяч по периметру площадки четыре раза. Проигравшим оказался, разумеется, я. Вообще-то, для того и позвали. Всем, кроме меня было очень весело. Хотя бывали и другие моменты, более приятные и весёлые, но так уж мы устроены, что боль запоминается сильнее, и враги запоминаются навсегда.

Однажды один из моих приятелей влез к нам на балкон (мы жили на первом этаже) и заплевал через трубочку всё оконное и дверное стекло. Ему не понравилось, что я был занят уроками и не пошёл с ним гулять. Я смотрел на него сквозь грязное уже стекло, а он всё плевал и плевал. До тех пор, пока не закончились «боеприпасы» – разжёванная макаронная крошка. Его «отпадную» выходку шумно одобрили ещё несколько приятелей, околачивающихся поблизости. Они гоготали и улюлюкали, наслаждаясь картиной этого безобразия. Наверное, мне следовало открыть балкон, и дать ему по морде. Но я этого не сделал. Не потому что побоялся, а потому, что в общем, не знал, как следует реагировать на это действие. Ведь Юрка считался моим приятелем…

Потом с работы пришла мама. Конечно же, в первую очередь её заинтересовало, кто уделал наше балконное окно. Наверное, мне нужно было сказать, что меня не было дома, и я не знаю, кто это сделал. Может быть. Даже если мальчик Юра, по сути дела, плевал в меня, надо было попросту утереться и потом превратить среди других ребят всё это в шутку.

Но мама разозлилась не на шутку. Я ведь тогда даже и представить себе не мог, что мой дружок плевал не только в меня… Он плевал в Наш Дом. Наверное, так представляла себе это мама. Поэтому, в тот же день, немного позже, он снова появился на нашем балконе, с тряпкой и злобой в глазах, и как мог, вытер стекло. Плохо вытер, но вытер. После этого остальные ребята смотрели на меня по-волчьи. В их глазах, я был паршивцем, который «предал» друга.

Когда всё окончилось, я ничего не сказал маме, а мама ничего не сказала папе. И маме Юрки, потому что они приятельствовали между собой. И вообще, вся эта история как-то быстро забылась и её никто не вспоминал. Даже те, кто улюлюкал и кривлялся, пока мой друг вытворял своё гнусное дело.

Мне неизвестно, как в дальнейшем сложилась судьба этого мальчика и живы ли сейчас его родители. Моя мама покинула наш мир несколько лет назад. А мне захотелось немного «подправить», внести небольшую корректировку в эту историю, раз уж речь об этом. Она может заключаться лишь в том, что мне теперь хочется поблагодарить маму за этот урок, который она преподала всем. Мне, Юрке и остальным друзьям-приятелям, что наслаждались плевками в чужое окно, не в силах ни на минуту представить, что это могло бы быть окно кого-нибудь из них. Они стали свидетелями преступления и наказания, молча созерцая процесс «очищения» – не только окна, но и психологического пространства между нами, тоже заплёванного.

В дальнейшей жизни мне приходилось ещё много раз утираться после подобных (не по форме, но по содержанию) выходок некоторых моих знакомых и даже друзей. Но вот что интересно… Все, кто наносил мне обиды и психологические травмы – не заслуженные, а просто так, из «озорства», впоследствии так или иначе расплачивались за это. Впрочем, к нашему делу это отношения не имеет.

Этот эпизод из детства меня кое-чему научил, кое в чём убедил, поэтому я сейчас и параллельно в Прошлом говорю добрые слова маме (которые, к сожалению не так уж и часто говорил при её жизни) за то, что тогда произошло и она меня отругала, поскольку я даже не попытался этого предотвратить.

И вот, постепенно уходит, исчезает во времени и пространстве тот психологический и моральный груз, что периодически всплывал из глубин памяти и давил в течение почти 50 лет. А его ошмётки медленно растворяются в других, более приятных воспоминаниях того периода моей жизни, в тех мгновениях моего прекрасного детства.

Велосипедная история

Где-то в 1975 или 1976 году после долгих уговоров, слёз и скандалов, родители, наконец, купили мне мой первый велосипед. Впрочем, он оказался и последним.

После месяца, может быть, двух счастья обладания новым великом марки «Минск» и весёлых велосипедных прогулок в компании приятелей, велосипед украли. Это сделали хулиганствующие ребята, немного постарше меня, с нашего двора. Кражу совершали цинично, чуть ли не на глазах у всей детворы, правда, пока меня не было поблизости. Они проникли в подвал, где стоял велосипед, сбили с петель простенький замок, и сначала, открутили заднее колесо. Я обнаружил это, когда ко мне приехал приятель из другого района, и мы собирались на наших велосипедах съездить искупаться на речку. Я, чуть ли не взвыл от обиды, и, замечая кривые ухмылки воров, которые околачивались поблизости, стал о чём-то смутно догадываться, но поделать ничего не мог.

Я ничего не сказал родителям, и, наверное, зря, потому что через два дня, велосипед пропал окончательно. Это был очень сильный удар. Но главное, я не мог понять, в чём дело. Ведь в нашем дворе у ВСЕХ мальчишек были свои велосипеды, а у кое-кого и по два. Ребята постоянно возились со своими «лайбами» за домом, проводили мелкий ремонт, подкачивали шины, то снимали, то ставили «крылья» на задние колёса. Словом, постоянно усовершенствовали и модернизировали свои машины. Я видел, как предполагаемые воры, разобрав какой-то из велосипедов, красят раму, обода колёс. И снова, смутные догадки бродили внутри моего существа. Но, во-первых, я побаивался этих ребят, поскольку знал, что некоторые из них уже курили, пили вино и водили знакомство с «подозрительными личностями». Во-вторых, у меня не было доказательств, и в-третьих, я знал, что в случае конфликта, никто из остальных ребят за меня не заступится. Несмотря на возраст юный, людьми они были злыми, и ожидать от них можно было всего что угодно.

И всё же, я не выдержал, и со слезами рассказал обо всём дома. Папа взял меня за руку и отвёл в отделение милиции, где я поведал, как было дело очень внимательному и серьёзному капитану, а папа написал заявление. Милиционер попросил рассказать обо всём ещё раз подробнее, сделал кое-какие записи в блокнот и задал несколько вопросов.

Воров поймали через два дня. Ими оказались те, о ком я и думал. При этом, виноватыми оказались непосредственные исполнители, а вот подстрекатели остались «чистенькими». Троих малолетних негодяев привлекли к ответственности, их родителей тоже. Я не знаю, были к ним применены какие-нибудь дополнительные меры «воспитательного» воздействия, но, как мне стало известно позже, двое из троих уже состояли на учёте в детской комнате милиции.

В общем, дело это закончилось тем, что воры молча, и не глядя в глаза, вернули велосипед, очищенный и отмытый от краски, но теперь, какой-то для меня чужой. Немного кособокий, слегка дребезжащий, в общем, «усталый и постаревший».

Пару дней я сидел дома, боялся выйти на улицу. Я опасался, что меня собираются побить, но не те, кто украл, а их дружки. Те кто всё видел, всё знал и тихонько посмеивался… Папа мне тогда сказал, что я могу быть совершенно спокоен, поскольку эти «дворовые гангстеры» теперь не то что пальцем не тронут, но и постараются держаться от меня подальше.

В общем, так и вышло. Никто меня не тронул, никто ничего не говорил, и всё пошло своим чередом. Правда на своём велосипеде я больше никогда не катался.

Эту историю я вспомнил через сорок с лишним лет.

Я прогуливался с собакой, и мне навстречу, на велосипедах ехали девочка и женщина – скорее всего, её мама. Мы встретились взглядами с женщиной, и вдруг, эта история всплыла из самых глубин моей памяти, как забытая всеми подводная лодка, затерявшаяся в просторах мирового океана. Я вспомнил всё до мелочей и даже цвет краски, какой маленькие преступники красили обода ворованных колёс. А вот лица самих воров забылись, и слава Богу.

Я вернулся домой, заварил себе чаю и задумался.

А что, если всё это было не случайно? Может быть, эта, в сущности, не очень большая беда и случилась ради того, чтобы не произошло чего-то, гораздо более серьёзного, или даже, трагичного. Ведь всегда происходило и происходит множество всяких происшествий и несчастных случаев, других печальных событий, связанных с велосипедами и велосипедистами…

Может быть, кто-то из моих Хранителей очень не захотел, чтобы мы с приятелем в тот день поехали на речку на велосипедах…

Наверное, на этом умозаключении стоит остановиться в рамках наших подходов к планированию, а главное, корректировке Прошлого. Это не означает, что я забыл или простил негодяев. Это означает, что я изменил своё отношение к происшествию, взглянул на событие из далёкого будущего и успокоился.

Вот, собственно, и всё.

№2. Опоздание на поезд

Когда я был маленьким, если считать, что маленьким человек может считаться лет до 13 (именно в этом возрасте по мнению специалистов начинается процесс социализации личности), я часто мечтал о том, что было бы неплохо оказаться в недалёком прошлом (своём маленьком личном прошлом), но уже со знанием о делах, событиях и приключениях, случившихся за прошедшее время и всём таком прочем. Интересно, да? Никто ничего не знает, а ты один знаешь и имеешь возможность избежать нежелательных встреч и ссор, досадных поражений и жестоких обид от врагов… и друзей тоже. Более того, можешь с интересом понаблюдать за поведением окружающих, потому что известен каждый миг, каждая минута наступающего будущего. Тебе наперёд известно, что сделает твой приятель, какую оценку выставит учитель, что скажет мама… Ты точно знаешь, что в школе на родительском собрании, которое в тот раз почему-то было решено провести совместно с учениками, тебе ни при каких обстоятельствах появляться не следует. Тебе также не стоит делиться одним важным секретом с мальчиком, который на первый взгляд казался надёжным, потому что об этом секрете узнают все в классе, на следующий день… А девочка, которая тебе очень понравилась, влюблена в совершенно в другого…

Самое интересное, что я иногда думал об этом, будучи уже подростком, а затем юношей, и даже, молодым человеком. Правда, уже несколько с других позиций. Совершая ошибки (и малые и большие), я теперь уже представлял себе, что мог бы их избежать, если бы кто-нибудь из Будущего подал какой-нибудь предупредительный знак. Кто-нибудь из Будущего… Но кто? Много позже я понял, что знаки, предвестники событий будущего попадаются буквально на каждом шагу, нужно только научиться их «читать», распознавать… И это напрямую связано с жизненным опытом.

Однажды в новой жизни, а если быть точным – в начале января 2004 года я опаздывал на поезд сообщением «Москва-Львов», на которым должен был добраться до Хмельницкого, к маме. Сосед согласился доставить меня на Киевский вокзал на своей машине. Водителем он был первоклассным, а вот что касается остального, наверное, не очень. Поскольку выбрал не самый удачный, а, пожалуй, самый неудачный путь из района Марьино. Вместо того, чтобы попытаться проскочить обычным маршрутом через центр, он ушёл на Третье транспортное кольцо, где мы благополучно попали в глухую пробку. Хотя, возможно, мы бы и в центре влипли в такое же недоразумение, но тогда я винил бы не моего водителя, а себя, либо обстоятельства… Уже потом я осознал, что вообще большой ошибкой было добираться в рабочий день на вокзал на машине. Метро – вот единственный транспорт, который в состоянии доставить пассажира к поезду вовремя в девяти случаях из десяти.

Мы стояли в пробке, а время, как это обычно случается в таких ситуациях ускорило своё движение. Минуты бежали стремительно, секунд не было заметно вообще, разумеется, я очень нервничал, а Валера (сосед-водитель насвистывал какой-то молдавский мотивчик, поскольку мои проблемы его не заботили). До отхода поезда оставалось 35 или 37 минут, когда он высадил меня у станции метро «Кантемировская» (до сих пор не могу понять, как мы там оказались) и сказал: «Беги, может успеешь».

И я побежал.

Неимоверно тяжёлая дорожная сумка с подарками и книгами, чересчур тёплая куртка и тяжёлые зимние ботинки не способствуют быстрому передвижению по ступеням эскалаторов и просто ступеням вверх и вниз на станциях, где мне нужно было делать пересадки. Ускорить движение электропоездов невозможно, но за время коротких перегонов я хотя бы мог отдышаться…

Я бежал, задыхаясь, рискуя либо упасть с лестницы, либо кого-нибудь зацепить сумкой и упасть вместе, обливаясь потом и проклиная миг, когда решил ехать на машине… бежал, хотя и осознавал, что всё это безнадёжно.

И вдруг, в какой-то момент, кажется это произошло при переходе со станции «Театральная» на станцию «Площадь революции», я что-то почувствовал. Что-то упорно стремилось в моё сознание, и буквально умоляло меня на мгновение ни о чём не думать. Это что-то преобразовалось в довольно ощутимую мысль-сигнал. «Беги! Беги быстрее!». Если бы мысли могли иметь цвет, то этот сигнал был бы ярко-красным. Во всяком случае, я так его себе представил. И ещё мне показалось, что я понял, что кто-то посылает мне эту мысль. Но кто?

Я вырвался из недр метро на «Киевской», когда часы на башне Киевского вокзала показали, что до отхода поезда осталось четыре минуты. Я чувствовал, что сил пробежать площадь Киевского вокзала, пронестись сквозь зал ожидания, а потом отыскать свой поезд на одном из пятнадцати путей, у меня уже не осталось.

«Беги!» – опять, будто электрический разряд сверкнул перед глазами, и я снова побежал.

На входе в здание вокзала, словно специально меня ожидая, откуда-то вынырнул неприметный мужичонка бомжеватого вида. «Что, помочь?» Я отдал ему сумку и мы понеслись: я – из последних сил, дыхание сбилось и вырывалось из лёгких с присвистом, ноги налились свинцом; мужичонка – еле слышно матерясь. Моего добровольного помощника хватило лишь на три четверти этого отрезка продвижения к цели. Но это была очень большая помощь, если не сказать, решающая. Мне удалось немного отдышался за эти полминуты.