Не смешно

В ресторане икру подавая,
Семгу, устриц, шпинат и фасоль,
Ощущал, как сама возникает
Под ремнем трудовая мозоль.

На пикник шел, как воин в атаку.
Видно было в бинокль и буссоль —
За троих уплетал кулебяку,
Нарастив трудовую мозоль.

На фуршет напросившись в нагрузку,
Извивался меж стульев и тел.
Уничтожив чужую закуску,
Он над фирменным блюдом потел.

Бабьим летом шашлык на природе
Подавал сильным мира сего.
Дергал все, что росло в огороде
Для себя, что важнее всего.

Шампурами умело фехтуя,
В ход пускал красный перец и соль.
И при этом всегда памятуя,
Не забыть трудовую мозоль.

Там и жил, где кормили досыта,
Аромат где шел ночью и днем,
Где со снедью стояло корыто.
Ну а он, словно флюгер при нем.

Как строитель высокого смысла,
Он забыл про свою антресоль
Потому, как арбузом повисла
Над ремнем трудовая мозоль.

Завещание

Был умен, силен, все мог,
Но однажды чуть не сдох,
Потому как жесткий кризис
Захватил меня врасплох.

Где работал, ел и спал
В одночасье потерял.
Но чутью интуитивно
Я всецело доверял.

Вдруг почувствовал, вот-вот
Мне спасение придет.
Глядь в окно, а почтальонша
Заказной пакет несет:

«Мне осталось жить два дня,
Навестил бы ты меня.
Все, что я сейчас имею,
Завещаю на тебя».

Почерк бабушки узнал,
Вслух ни слова не сказал,
Посмотрев обратный адрес,
Я помчался на вокзал.

Был на месте через час,
Интерес мой не погас,
Видя, как ее хоронят.
И никто ее не спас.

Все, как водится, всплакнули,
Криво-косо помянули.
И на кладбище снесли.
Еле ноги унесли.

Преступив порог, как нищий,
Захожу в ее жилище.
Я подумал, что ослеп —
Это был почти что склеп.

Окна, заткнутые ватой,
Самовар стоит пузатый,
Шкаф с разбитою посудой,
Привезенный весть откуда.

Табуретка, стул, кровать,
Стол, ни гладить, ни писать.
Патефон аж в прошлом веке
Кончил музыку играть.

Балалаечка без струн,
На комоде кот Баюн
Врозь усищи растопырил
И мурлычит свой ноктюрн.

На полу стоит кадушка,
Прялка, веник, раскладушка,
В миске кислый огурец…
Вот и перечню конец.

Здесь нельзя ни есть, ни спать.
Надо что-нибудь продать.