Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Генералы шального азарта

Год написания книги
2011
Теги
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 >>
На страницу:
11 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Свое первое посещение Малого и состоявшийся спектакль Капа-Ксения запомнит на всю жизнь. Конечно, она не знала ни одного актера, что играли на этой сцене. Слышала, правда, из разговоров постояльцев, что Садовский «уже не тот и ему давно пора бы оставить сцену», что Федотова, как всегда, хороша, а Дмитриевский «в четвертом акте перепутал слова в монологе», а Шумский «был слишком медлителен»…

Она и понятия не имела, что в спектакле занят самый цвет Малого театра, актеры, имена которых станут бессмертными. Ксения просто как вошла в здание театра, так в нем и растворилась.

Это и правда было волшебство. Она забыла, кто она и что. Забыла, где и с кем. Она была и здесь, рядом с Генкой, тоже завороженно следящим за ходом спектакля, – и там, на сцене, вернее, в той жизни и в том мире, который представляли актеры.

Они и правда были великолепны: молодой Вильде, исполнявший роль Глумова; Таланова в роли его матери, Пров Садовский в роли богатого барина Нила Мамаева, Шумский в роли очень важного старикана Крутицкого, Федотова в роли милой Машеньки, Дмитриевский в роли пустозвона Голутвина…

Весь спектакль Ксения просидела не шелохнувшись, проникаясь идеей, заложенной в самом названии, и сюжетом.

А был он таков.

В Москве, после реформ государя императора Александра Второго, открывших новые возможности для умных и предприимчивых людей, главный герой пьесы Егор Дмитриевич Глумов сообщает матери, что ему хочется иметь в обществе вес, для чего он намерен делать себе карьеру путем знакомств в высшем московском свете. Глумов быстро окручивает сановника Мамаева и, пользуясь его расположением, знакомится с важным господином в чине Крутицким, которому тоже нравится. Он умеет нравиться нужным людям, этот Глумов, в том числе и супруге Мамаева.

Скоро он становится у всех на слуху, как весьма достойный и перспективный молодой человек. Его принимают в «общество» и даже рекомендуют в качестве жениха Машеньке, невесте с двухсоттысячным приданым и племяннице богатой и весьма влиятельной вдовы Турусиной. Параллельно Глумов работает над пустым и глупым трактатом его превосходительства генерала Крутицкого, написанным в духе «великого Ломоносова», и небезуспешно.

Первый звоночек, предвещавший беду, звучит тогда, когда к Глумову приходит жена Мамаева, которую он влюбил в себя. Она требует объяснений относительно слухов касательно женитьбы Глумова на Машеньке. Изовравшись вконец, Глумов кое-как успокаивает ее, но в его отсутствие она находит его дневник, где он пишет честно и откровенно все о людях, с которыми сводит знакомства.

Дневник приводит Мамаеву в ярость. Она уносит его с собой. А потом появляется статья «Как выходят в люди» с портретом Глумова и выдержками из его дневника.

Общество, в которое стал вхож Глумов, изгоняет его. Но он, кому уже нечего терять, не уходит и принимается обличать присутствующих уже вслух. И удивительное дело – с ним соглашаются. Ведь и сами они такие же, как он…

А как играли актеры!

Они не просто играли, они проживали жизни своих героев. И это было столь достоверно, что иногда Ксения повторяла за ними их реплики. А какие это были реплики! И как хорош был Глумов…

«Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив, весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь – карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты – с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не все делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать – им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха…»

Она никогда не слышала ничего подобного.

А как все было верно!

В общем, до того самого места в последнем седьмом явлении, когда «общество» изгоняет Глумова, Ксения была словно в забытьи. И только после его заключительных слов она пришла в себя и вернулась, наконец, в настоящий мир. В котором актер Вильде говорил членам «общества», пытавшимся его изгнать:

«Знаете, я ни объясняться, ни оправдываться не стану. Я только скажу вам, что вы сами скоро пожалеете, что удалили меня из вашего общества… Я вам нужен, господа. Без такого человека, как я, вам нельзя жить. Не я, так другой будет. Будет и хуже меня, и вы будете говорить: эх, этот хуже Глумова, а все-таки славный малый. (Крутицкому.) Вы, ваше превосходительство, в обществе человек, что называется, обходительный; но когда в кабинете с глазу на глаз с вами молодой человек стоит навытяжку и, униженно поддакивая, после каждого слова говорит «ваше превосходительство», у вас по всем вашим членам разливается блаженство. Действительно честному человеку вы откажете в протекции, а за того поскачете хлопотать сломя голову… (Мамаеву.) Вам, дядюшка, я тоже нужен. Даже прислуга ни за какие деньги не соглашается слушать ваших наставлений, а я слушаю даром… А вы… Ничего вы не заметили. Вас возмутил мой дневник. Как он попал к вам в руки – я не знаю. На всякого мудреца довольно простоты. Но знайте, господа, что, пока я был между вами, в вашем обществе, я только тогда и был честен, когда писал этот дневник. И всякий честный человек иначе к вам относиться не может. Вы подняли во мне всю желчь. Чем вы обиделись в моем дневнике? Что вы нашли в нем нового для себя? Вы сами то же постоянно говорите друг про друга, только не в глаза. Если б я сам прочел вам, каждому отдельно, то, что про других писано, вы бы мне аплодировали. Если кто имеет право обижаться, сердиться, выходить из себя, беситься, так это я. Не знаю кто, но кто-нибудь из вас, честных людей, украл мой дневник. Вы у меня разбили все: отняли деньги, отняли репутацию. Вы гоните меня и думаете, что это все – тем дело и кончится. Вы думаете, что я вам прощу. Нет, господа, горько вам достанется. Прощайте!»

Генка, похоже, тоже проникся пьесой. Все время он неотрывно смотрел на сцену, ерзал в кресле и иногда непроизвольно поддакивал, говоря:

– Верно… Вот это – истинная правда…

Публика расходилась молча, узнав в Крутицком, Мамаевых, Голутвине, Турусиной и Глумове самих себя. Многие были мрачны, а то и подавлены. Иные язвительно смеялись и саркастически поглядывали по сторонам – это те, что невольно отождествляли себя с Глумовым. А некоторые выходили, гордо подняв голову. Эти не олицетворяли собой никого, или думали, что они не похожи ни на кого из героев пьесы Островского и не имеют с ними ничего общего. Это уже потом, когда рассаживались у театрального подъезда по каретам и коляскам, то тут, то там возникали отрывочные разговоры или споры. Раздавалась и критика в адрес спектакля. Мол, картина московского «общества» нарисована автором не очень правдоподобно и слишком сатирически, ежели не сказать, гротескно. Но равнодушных, похоже, не имелось.

Ксения и Генка тоже поначалу молчали, находясь под впечатлением спектакля. Потом разговорились, и Генка произнес несколько фраз, которые впоследствии Капитолина-Ксюша вспоминала не единожды. Он сказал:

– Ну, вот тебе люди, представляющие наше высшее общество. Как видишь, ничего особенного: они тоже подвержены страстям, желаниям, слабостям и страху. Стало быть, уязвимы. Манипулировать ими умному человеку очень даже возможно…

Ночь они провели в гостинице, записавшись в книгу приезжих как муж и жена Яковлевы. Никакого сомнения в ином у гостиничного служки не возникло. Он спокойно выдал им ключи от нумера и пожелал спокойной ночи. Которой у них, конечно, не получилось. Ибо события, что случаются не каждый день, здорово влияют на любовную страсть и желание интимных ласк. А посещение театра было событием вообще из ряда вон. Особенно для Ксении, которая была в нем впервые.

* * *

Аппетит приходит во время еды.

Генка и Ксюша так разохотились обирать постояльцев дядюшкиной гостиницы, жаждущих молодого девичьего тела и ласк на стороне вдали от дома, что делали это совершенно автоматически. И всегда все получалось как надо и как было задумано. Они тоже играли своеобразный спектакль, прекрасно зная собственные роли, а когда хорошо знаешь свое дело, то его результат, как правило, получается положительным. Обычно…

Денежки, ценные бумаги и векселя, драгоценности и иные вещицы, продав которые можно было бы выручить деньги, текли ежели не рекой, то уж постоянным и никогда не мелевшим ручейком – точно! Но, как говорится, нет правила без исключения. Или – «На всякого мудреца довольно простоты». В один прекрасный день…

Пожалуй, что не так…

В один глубокий вечер, и вовсе не прекрасный, а печальный, средних лет постоялец, клюнувший на приманку, приготовленную для него мошенниками, в ответ на вытащенный Генкой якобы в ярости «Кухенрейтер» вынул из внутреннего кармана револьвер и спокойно прострелил Генке ногу. А затем практически на его глазах совершил интимный акт с Ксенией, которая не посмела и пискнуть.

– Впредь вам будет наука, – наставническим тоном произнес постоялец средних лет, застегивая штаны. – Вернее, тебе, молодой человек. Потому что девицу я забираю с собой. Она мне понравилась… Так что, когда ты залечишь ногу, тебе придется подыскать новую партнершу для проворачивания своих делишек. Кстати, – он довольно доброжелательно посмотрел на Генку, – задумка с пистолетом и твоей мнимой смертью весьма недурственная.

Он схватил одевшуюся Ксению за руку и потащил из нумера.

– Оставь ее, – перегородил им дорогу Геннадий, и тут же получил удар рукоятью револьвера прямо в лицо. Обливаясь кровью, он кинулся на незнакомца, но следующий удар свалил его с ног, и он затих.

– Вы что, убили его?! – взвизгнула Ксения и набросилась на человека средних лет, пытаясь добраться до его глаз, чтобы выцарапать их. Это ей почти удалось: она порвала левое веко и глубоко поцарапала щеку ещё до того, как он успел перехватить ее руки.

– Успокойся, ничего с твоим хахалем не случится, – зашипел на нее мужчина, зажимая глаз. – Полежит минут сорок и очнется. А ты – шустрая, – добавил он одобрительно, прикладывая салфетку к щеке. – Это неплохо! Все, пошли. У тебя есть что взять с собой?

– Есть! – огрызнулась Ксения, но попытка вырваться ни к чему не привела.

Они прошли в ее комнатку, и она собралась за четверть часа.

– Все равно сбегу, – заявила она мужчине средних лет.

– Куда? – усмехнулся он. – К хахалю? Так по нему уже в полицейском участке соскучились. Хочешь вместе с ним в тюрьму загреметь?

Тюрьма Ксению совершенно не прельщала. К тому же ей теперь было что терять: полторы тысячи наличных денег, бриллиантовая брошь и еще горсть украшений, которые они с Генкой «изъяли» у простаков, – это было уже кое-что. И все это отдать полиции?! Нет уж, дудки!

Мужчину средних лет звали Серафимом. По крайней мере, так он просил себя называть. По выходе из гостиницы он нанял извозчика, и они поехали в Москву. Для Капы-Ксении начиналась новая жизнь…

Глава 4

Мошенницами не рождаются

– Ну, как?

Серафим примеривал пенсне, стекла которого были синими. Такие пенсне чаще всего носили люди от рождения слепые или потерявшие глаза в жизненных перипетиях, а также нигилисты и народники, имеющие зуб против царя. Вследствие этого такая деталь облика являлась весьма заметной, однако имела и положительный эффект: на это пенсне люди в основном и обращали свое внимание, не замечая ни фигуры, ни лица его обладателя. И при расспросах, ежели вдруг подобное случилось бы, непременно отметили в первую очередь эту деталь – пенсне с синими стеклами, – опустив все остальное…

Кроме того, пенсне с темными стеклами скрывало поврежденное веко, что в полицейских описаниях внешности преступника служило бы особой приметой. К тому же не был виден цвет глаз Серафима, а они у него были зелеными, и это тоже могло служить отчасти в качестве особой приметы для полиции, ежели случится что-либо непредвиденное.

– Хорошо, – согласилась Ксения. – Тебе даже идет.

Это было уже третье по счету пенсне, которое покупал для себя человек, велевший Ксении звать его Серафимом.

Первое было приобретено тотчас после отъезда из гостиницы, в которой остался раненый Генка. Оно было утеряно, когда пришлось в спешке убираться из меблированных комнат, что они с Ксенией снимали на Сретенке, потому как им в затылок буквально дышали жандармы. Серафим каким-то образом был связан с польскими националистами, посему попал в поле зрения тайной полиции. Скрыться удалось, однако пенсне пропало.

Второе пенсне было раздавлено в потасовке, учиненной бароном Жераром де Левинсоном. Ксения, окрутив означенного барона по наводке Серафима, вышла за него замуж, взяла его фамилию и за год лишила его всего состояния, оставив практически без средств к существованию. Он был вынужден объявить себя банкротом, после чего баронесса Ксения Михайловна Жерар де Левинсон затеяла бракоразводный процесс.

<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 >>
На страницу:
11 из 13

Другие аудиокниги автора Евгений Евгеньевич Сухов