Король медвежатников

Откуда-то из темноты вышла бродячая псина. Сверкнула на старика зелеными глазами и, глухо прорычав, затрусила в глубину кладбища.

Старик Экзиль достал заготовленный мешочек и сыпанул в него по горстке землицы из каждой могилы. И, закатив глаза, сделал нехитрый наговор. А потом, подхватив лопату, устало пошел к заждавшейся лошадке.

* * *

Двери собора Нотр-Дам, несмотря на поздний час, были открыты. Оно и понятно, разговор с Богом может быть безотлагательным, – чего же тогда выстаивать перед закрытыми вратами!

По обе стороны от входа полыхали факелы, бросая рваные густые тени на брусчатку. Монах перекрестился на распятие и, натянув клобук на самый нос, вошел в храм.

– Это ты, брат Филипп? – послышался голос настоятеля из глубины храма.

– Да, отец Поль, – отвечал вошедший, – пришел помолиться. Не спится мне.

– И меня сон не берет, – признался аббат. – Все на картины смотрю, – показал он взглядом на полотно, с которого, застыв в красках, смотрела Луиза. – За еретиков прошу перед Господом, как-никак – божьи дети. Епископ велел пока здесь картины повесить, у алтаря, пускай весь город посмотрит. Ну да ладно, молись себе, пойду я! – вздохнул настоятель и пошел в келью.

Оставшись в одиночестве, старый Экзиль убрал с лица клобук, снял полотно со стены. С минуту он созерцал красивые девичьи черты, потом отцепил от пояса небольшой мешочек с красками и на обратной стороне холста уверенно нарисовал грифона.

* * *

Иннокентий III разглядывал картины уже добрый час. Он то отходил на значительное расстояние, то вдруг подходил почти вплотную. Даже разок попытался притронуться ладонью к кипящим котлам, но, будто испугавшись огненного жара, немедленно отдернул руку.

Такое же сильное впечатление на него произвела и Мадонна с младенцем на руках. В ней сочетались одновременно величие и простота. Именно такой и должна быть родившая Христа.

– Я не ошибся, у этого художника действительно громадный талант, – наконец вымолвил Иннокентий III. – Он настолько огромен, что я бы подумал, будто он ниспослан ему самим дьяволом. Вы расплатились с ним сполна? – повернулся папа римский к епископу, стоящему в почтительном молчании.

– Да, ваше святейшество, – слегка наклонил голову Эде де Сюлли. – Не извольте беспокоиться.

– Эти картины достойны того, чтобы рыцари несли их во главе всего воинства. Завтра я их вручу полководцу, который поведет в Крестовый поход наше рыцарство.

И он слегка кивнул, давая понять, что аудиенция завершена.

В Париж Эде де Сюлли возвращался в прекрасном расположении духа. В который раз он сумел доказать свою преданность папе римскому и сделаться чем-то вроде посредника между французским королем и его святейшеством. Филипп II просил передать папе письмо, а на словах добавить, что он раскаивается в содеянных грехах и нижайше просит его благословения.

Во время аудиенции Эде де Сюлли ловил на себе завистливые взгляды священников, – никто из них не удостоился столь долгого общения с его преосвященством. Не исключено, что в следующий раз он прибудет в Рим уже в качестве кардинала. Неожиданно Эде де Сюлли сделалось нехорошо.

– Скажи, чтобы остановили карету, – обратился епископ к прислужнику. – Я хочу пройтись пешком.

Монах дернул за веревку, и снаружи заливисто зазвучал колокольчик, давая команду остановиться. Поддерживаемый монахами, епископ вышел из кареты. Ему стало совсем худо.

...За тысячу миль от остановившейся кареты старый Экзиль творил свою ворожбу. Вылепив восковую фигурку, он нарядил ее в одежду епископа. Посадив ее на стол, он достал из мешка землицы, собранной с могилы внука и невестки, и стал сыпать ее на голову куклы, приговаривая:

– Пусть беда войдет в тебя через глаза, пройдет через голову и поразит твое сердце. Дьявольские силы, помогите мне в этом!..

Эде де Сюлли приостановился. Силы совсем покинули его.

– Я хочу присесть, – попросил епископ.

– Ваше преподобие, мы сейчас принесем стул, – произнес один из монахов.

– Не надо... брат Артур, – отвечал епископ, – думаю, мне это будет ни к чему. Поддержите меня...

– Ваше преподобие, – негромко произнес брат Артур. – Вы испачкаете сутану.

Эде де Сюлли вдруг осознал, что сделался необычайно старым, а вместе с прожитыми годами приходит мудрость.

Улыбнувшись, епископ произнес:

– Если бы ты знал, какая это мелочь.

Поддерживаемый монахами, он опустился на траву прямо посредине поля, и высокие ромашки спрятали Эде де Сюлли с головой...

Старый колдун взял щепотку землицы и просыпал ее на стол, после чего осторожно уложил на нее восковую фигуру, бережно сложив на животе руки...

– Не усидеть мне, – сообщил епископ обступившим его монахам. – Положите меня на землю.

Монахи поддержали священника за плечи и аккуратно уложили его на душистую траву.

– Что же это со мной такое? – удивленно проговорил епископ, совсем ослабев.

Эде де Сюлли подумал о том, что не ложился на траву с раннего детства. И почти забытые ощущения вдруг вернулись к нему сейчас, когда он уже стоял у последней черты. А с земли даже самый малый предмет выглядит величественно. Жаль, что у него не было случая убедиться в этом раньше. Глядишь, и понимал бы чернь, что большую часть жизни простаивает с задранной головой. Неожиданно вспомнился брат Доминик, – не отличавшийся высокой статью, сейчас он представлялся епископу почти гигантом. Доминик говорил о том, что хотел бы создать свой орден. Орден праведников. Пусть ему благоволит удача.

А на небосводе, меняясь и принимая формы сказочных зверей и птиц, проплывали кучевые облака.

«Уж не дьявол ли отправляет свои послания!» – поежился от ужаса умирающий епископ.

Осторожно сыпанув земли из мешочка на восковую фигурку, старый колдун ткнул шилом прямо в грудь кукле и зло прошипел:

– Умри!

Епископ Эде де Сюлли дернулся и расслабленно вытянулся во весь рост...

Старик Экзиль взял мешочек с землей и аккуратно завязал его. Землицы оставалось ровно половина.

Глава 6

Надеюсь, меня не подозревают?

Судя по апартаментам мсье Дюбаи, напрашивался вывод, что покойник любил жить шикарно. Интерьеру и богатой обстановке его жилища мог бы позавидовать даже Людовик ХIV. Но больше всего поражали картины, которых здесь было не менее сотни, и если не знать того, что находишься в доме эксперта, то запросто можно было предположить, что перешагнул порог какого-то крупного европейского музея. Все картины были выполнены мастерски, в разных стилях, за каждой из них, безусловно, чувствовалась серьезная художественная школа. Одна комната, если судить по краске, забрызгавшей пол, представляла собой мастерскую. Все это выглядело очень странно. Судя по тому, что знал о Дюбаи Савелий, эксперт слыл собирателем и ценителем шедевров, но совсем не умел рисовать. Подобный факт можно было объяснить только старческой болезнью, сродни той, когда старики, ощутив приближение конца, начинают круто менять свою размеренную и устоявшуюся жизнь. Люди, никогда не рисовавшие, берутся за кисть; лишенные слуха пытаются сочинять музыку, а те, что всю жизнь избегали женщин, начинают волочиться за красотками, которые запросто годились бы им во внучки.

Но интуиция подсказывала Савелию, что здесь было другое. Возможно, разгадка находится где-то рядом, стоило только подумать, где. Взяв свечу, он подходил к каждой из картин и внимательно подолгу всматривался в сюжеты. Бесспорно, каждому холсту не менее трех сотен лет. Краски заметно растрескались, и в трещинах скопилась пыль времен. У одной из картин Савелий задержался, – его внимание привлекла Мадонна с младенцем. Лицо ее было выписано до мельчайших деталей, как если бы художник знал ее лично. Может быть, от этого оно выглядело необыкновенно притягательным. Простота эта гармонировала с исключительным мастерством художника. Интересно, кто же запечатлел такую красоту?

Савелий наклонился, пытаясь рассмотреть подпись, но она была неразборчивой.

Неожиданно он услышал за дверью шорох. Не такой, какой бывает, когда человек безбоязненно приходит к себе домой, а такой, когда он пытается тайком проникнуть в чужое помещение. Вот неизвестный вставил ключ в замочную скважину. Малость пошуровал им в замке. И вновь тишина. Видно, незнакомец прислушался и, убедившись в безопасности, принялся более уверенно действовать дальше.

Осмотревшись, Савелий заметил в углу складную ширму и, мгновенно спрятавшись за ней, осторожно выглянул.

Замок поддался с легким щелчком. Дверь слегка приоткрылась, и в проеме появился человек в темном костюме. В руках он сжимал пистолет. Стараясь не шуршать, Савелий вытащил из кармана «браунинг» и продолжал наблюдать за гостем. Осмотревшись и, видимо, удостоверившись в собственной безопасности, вошедший сунул в карман сюртука пистолет и вытащил свечу. Установив ее на столе, незнакомец чиркнул спичкой. Яркое пламя осветило нежданного визитера, и Савелию почудилось в его облике что-то знакомое. А вот усы незнакомца были явно наклеены.