Жестокая любовь государя

Яшка, несмотря на свою хромоту, был искусный борец, мало кто мог повалить его на спину, и, завидев мужиков, пробующих силу, советовал:

– Ты ногу его цепляй, вот тогда и перевернешь, а как повалил, так вставать не давай. Стисни руками шею и держи до тех пор, пока душу у него не выдернешь... Не маши палицей перед своей рожей, а то нос отшибешь. Нацепил на кисть ремень и во все стороны лупи, что вправо, что влево.

В одном месте Яшка задержался: разбойнички ногами друг у друга сбивали шапки с голов. Этой забавой на Масленицу потешались мужики в каждом селе, радуя собравшийся люд.

– Так на землю ворога не свалишь. Подпрыгнуть нужно и ногу вверх выбросить, вот тогда он и не встанет.

Взвился Хромец ввысь и так поддел ногой шапку у стоявшего рядом детины, что она отлетела на добрую дюжину саженей. Хмыкнул в пегую бороду Яшка-разбойник и заковылял дальше.

Народ поговаривал, что у Хромца не одна такая деревушка. И если исчезал надолго – трудно было понять, куда он ушел: проверить ли свои заимки или, быть может, шествовал господином по большой дороге.

Яшка Хромой не оставлял своей заботой и Нестера с Силантием, которые с рассвета дотемна резали рубли. Подойдет к кузнице, посветит фонарем и вымолвит:

– На медь серебро можно будет наложить, а потом эти деньги мы по базару пустим. Обижать вас не стану и за работу хорошо заплачу.

Яшка и вправду не обманывал: каждую неделю щедро расплачивался со всеми фальшивыми гривенниками, приберегая для своих нужд государевы рубли.

Оставаясь наедине, Нестер с Силантием не переставали материть Яшку-разбойника.

– Надо же нам было так угораздиться, чтобы попасть к этому хромому черту! Роздыха никакого не дает! – горячился обычно Нестер. – Только и делаем, что стучим молотами по наковальне. Если бы знал, что будет такое, лучше бы продал себя какому-нибудь боярину. А здесь взаперти сидим, как в темнице какой!

Силантий чувствовал справедливость сказанных слов, но решил молчать, и в ответ товарищу было злое постукивание по железу.

– Как пленных бусурман нас держит, – все более распалял себя Нестер, – только я убегу! Лучше сгинуть в болотах, чем пропадать у Хромого.

– Так ты же когда-то к Яшке хотел идти? – напомнил Силантий.

– То было раньше, а сейчас иное дело! Кто ведал, что он нас как рабов держать станет, – резонно замечал Нестер.

Убежать от Яшки, так же как и попасть к нему, было очень непросто: всюду расставлены караулы, которые пристально всматривались не только в сторону от становища, но наблюдали также и за тропами, которые выходили из него. Дорога открыта только для тех, кто знал заповедное слово.

Памятен был прошлый месяц, когда из деревушки попытались уйти двое оружейников. Их поймали у самой дороги на Москву, повязали бечевой и препроводили обратно. Потом беглецов долго бесчестили кнутом, а под конец сам Яшка вырвал им ноздри и, потрясая клещами, на которых остались кровавые шматки, предупредил собравшихся:

– Вот так будет с каждым, кто посмеет нарушить мою волю. Здесь я для вас хозяин! Здесь я ваш государь!

Более беглецов никто не видел, и болото спрятало еще одну тайну.

– Как же ты уйдешь, если по всем болотам у Яшки заставы стоят?

– Хитростью взять надо. – Нестер громадными ножницами резал медную пластинку. – Нужно будет сказать, что меди для денег поменять нужно.

– А сами они разве не могут?

– Скажем, что нужную они не сыщут! Не могу я здесь, Силантий. Не мед здесь. Яшка Хромой тот же боярин, только спрашивает построже, по одной только прихоти в озере утопить может. Дурень, одним словом! Обратно я на службу к царю проситься буду. Напишу ему в прошении, что я резчик искусный, а еще кузнец знатный. Авось не откажет.

Силантий размеренными точными ударами правил щербину на медном листе, а она не хотела распрямляться, оставаясь глубокой неровной царапиной.

Нестер продолжал:

– Покаюсь перед государем. Простит! Может, и Васька Захаров поможет, теперь он при царе думный дьяк, авось не забыл меня. Ты-то пойдешь со мной?

Новгородец наконец выровнял щербину, и в этом месте медь сделалась тонкой, изогнувшись волнистым краем. Тронув ладонью кованую поверхность, Силантий отвечал:

– Пойду, отчего не пойти. Мне здесь, у Яшки Хромого, тоже не жизнь.

Выслушав мастеров, стоящих смиренно перед ним, Яшка вдруг смилостивился:

– Медь, говоришь, нужна?

– Нужна, батюшка. Эта медь не годится, в прожилках вся. Покраснее бы надо да покрепче. – Мастера стояли повинными, словно холопы пред строгим барином.

Яшка Хромой мало понимал в монетном деле, но деньги ему были нужны. Он поднялся с лавки, проковылял неловко в красный угол и, отцепив икону со стены, сунул ее в руки Нестеру:

– Целуй Божью Матерь, что не убежишь, только после того в Москву идти можешь.

Нестер взял икону и, не моргнув глазом, побожился:

– Вот тебе крест, что не убегу!

– Икону-то целуй! – приказал Яшка. – Без этого твоя клятва силы не имеет. И не в лоб целуй, – заметил он, – это тебе не покойница какая-нибудь, ты к рукам приложись!

Нестер поцеловал икону Божьей Матери.

– А теперь ты целуй, если идти желаешь, – повернулся Яков к Силантию.

Новгородец взял икону, секунду-другую мешкал, а потом поцеловал и он.

– Идите себе с богом, проводят вас. А как медь отыщете, так сразу подойдите к безрукому юродивому, что у ворот Чудова монастыря сидит, и скажите ему, что требуется. На следующий день я вас и заберу. Ступайте, – перекрестил вор на прощание.

Нестер с Силантием ушли тайной тропой, провожаемые молчаливым и хмурым старцем, который за всю дорогу не произнес и слова. Только иной раз оглянется он назад: не утопли ли ходоки – и ступает далее в темную чащу. А когда впереди показался просвет, старик наконец остановился.

– Пришли... дальше вам самим идти. Сначала вот до того пня прямиком, а от него к сухой березе, а далее уже дорога. Да только не вздумайте нигде сворачивать, трясина всюду!

В доказательство своих слов он отбросил посох в сторону. Раздался тяжелый шлепок, и поляна, на которой еще мгновение назад росли цветы и деловито жужжали шмели, развернулась трясиной, показывая свое гнилостное нутро. Узловатая палка, в виде хищного клюва, еще некоторое время держалась наверху, а потом исчезла в болотной жути.

Силантия прошиб озноб.

– Вот так-то! – хмуро усмехнулся старик. – Шаг в сторону ступить, так ни бог и ни дьявол не выручат. Одним только лешим здесь и житье. А по ночам черти здесь такой шабаш устраивают, что хоть уши затыкай. – И, крестясь, с грустью вздохнул, видно, вспомнилось деду что-то свое. – Много здесь безвинных людей сгинуло. Всех теперь и не упомнишь, спаси, господи, их грешные души! – Накинув на макушку лисий треух, сказал: – Ну, мне пора – Яшка дожидается.

Старик неторопливо пошел прочь, оставив Нестера с Силантием посреди узкой тропы.

Разбор челобитных

Мастеровые в грамоте были не сильны, и потому, заплатив гривенник дьяку Разрядного приказа, Нестер попросил написать прошение царю.

Дьяк, плотный, невысокого роста мужичонка, хмельным взглядом стрельнув на гривенник, который беспокойно зазвенел на столе, согласился немедленно.

– Стало быть, прошение писать надумали самому государю? – упрятал он монету глубоко в кафтан.