Резидент
– И кто же им скажет, когда прибудет маршал Конев?
– Клянусь, я этого не знаю!
– Не нравится мне твой ответ, – покачал головой Романцев, прибавив в голос суровости. – Ты знаешь резидента? – По тому, как дернулись губы Федорова, он понял, что попал в цель.
– Лично не знаком… Но он легализовался в Тринадцатой армии офицером. – Натянутый голос выдавал душевное состояние Федорова.
– Какой у него псевдоним? – слегка повысил голос Романцев.
– Бондарь.
– Почему Даллингер решил рассказать тебе о резиденте?
– Ему потребуется моя помощь.
– Какого рода помощь?
– Связанная с устранением Конева.
– Еще кто-нибудь будет помогать?
– Кроме меня еще несколько человек. Они должны будут следить за его передвижением, машиной, подобрать подходящее место для устранения, организовать засаду. Некоторых из числа военнослужащих завербовал Бондарь, других забросил ранее абвер. Есть и из местного населения.
– Где сейчас находятся диверсанты?
– В лесах с бандеровцами, прячутся в схронах.
Добавить в голос эмоционального воздействия. Подавить! Расколоть, как гнилой орех! Пусть трепещет!
– Слушай меня, тварь фашистская! Мне нужна правда, это Бондарь должен узнать, когда в Червоноармейск прибывает маршал Конев?
– Я говорю правду! – воскликнул Федоров. – Не знаю! Но, скорее всего, он, у него есть такая возможность.
– Он служит при штабе дивизии, армии? Где именно? – нахмурился Романцев. – Ну, отвечай!
– Мне это неизвестно.
Похоже, что Федоров не врал, допрос давался ему нелегко: со лба стекали крупные капли пота, кончики пальцев слегка подрагивали.
– Хм… А ты знаешь не так уж и мало, как показалось в самом начале. Наш разговор еще не закончен, продолжим в следующий раз.
На лице допрашиваемого отобразилось облечение. Он даже улыбнулся, давая понять, что готов на дальнейшее сотрудничество.
– Караульный! – позвал Романцев и, когда тот вошел, распорядился: – Отведи арестованного.
– Есть, отвести!.. Встать! – шагнул он к диверсанту. Тот поднялся. – Руки за спину! На выход!
Когда за караульным и арестованным закрылась дверь, Тимофей посмотрел на старшину Щербака, продолжавшего сидеть в глубокой задумчивости подле окна.
– Ну, и чего сидим? Пошли!
– Куда? – удивленно произнес старшина.
– А ты не догадываешься? Уж не к Марии твоей, – хмыкнул Романцев.
– Товарищ капитан, и вы об этом, – обиженно проговорил старшина. – Мы с ней так, дружим просто… ничего между нами нет. Ну, захожу иногда к ней, и все!
– Ладно, пошутил я, идем в сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк, искать немецкого агента!
Глава 5
Наградят тебя, боец!
Сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк размещался на большом поле, заросшем по краям полынью и всякой сорной травой. Его территория была огорожена в два ряда колючей проволокой и охранялась по периметру парным караулом. Снаружи строений не видно, вот только на поле из стоптанной земли торчали трубы, указывающие на печи. Блиндажи добротные, сложенные в три наката из толстых бревен, крепко стянутые и сбитые между собой, а сверху для маскировки и прочности еще усыпаны землей и камнями. Такое сооружение может протаранить только тяжелый снаряд, да и то если случится прямое попадание. Так что солдаты чувствовали себя в таких «домах» вполне защищенными. На одной из сторон, разрывая колючее ограждение, – КПП, калитка, ворота, все как полагается. Пропускной пункт был сколочен из крепких толстых досок, ворота оставались закрытыми, а у калитки, подозрительно всматриваясь в каждого приближающегося, стоял боец лет тридцати. Все строго, просто так не зайти и не выйти.
Война как-никак!
По обе стороны от рядов колючей проволоки росли узкие полоски пшеницы. Их не трогали и не топтали, аккуратно обходили. А за ними тянулся к небу сосновый бор. Место курортное, если не знать, что в каких-то двух километрах уже проходит линия фронта.
– Нам к командиру полка, – показал капитан Романцев удостоверение офицера Смерша.
– Второй блиндаж справа, – уважительно подсказал дежурный по КПП.
Вход в него был закрыт шинелью, немного в стороне стоял дневальный. Спустившись на несколько дощатых ступенек, Романцев откинул полы шинели, весело произнес:
– Можно в ваш дом? – и уверенно вошел в блиндаж.
Он был просторный, но рассчитан на двух человек. По обе стороны вместо сколоченных нар стояли металлические, с панцирной сеткой, кровати. У одной из них на тумбочке стоял патефон. У бревенчатой стены напротив входа – стол, сколоченный из гладких досок, на котором рядом с керосиновой лампой лежала пара вещмешков. За столом сидел командир полка Игнатьев, а у смежной стены на пеньке, заменявшем табуретку, сидел ординарец и латал прохудившуюся на локте гимнастерку.
– Здравия желаю! – произнес Романцев.
– Что-то срочное? – вопросительно посмотрел на него полковник. В его голосе прозвучали нотки беспокойства, не каждый день к нему приходят люди из военной контрразведки.
– Срочное. У нас есть предположение, что в вашем полку легализировался немецкий шпион.
– Что?! – невольно выдохнул Игнатьев. Затем уже спокойно, осознавая серьезность происходящего, добавил: – Чем я могу помочь, товарищ капитан?
– Он прибыл с последним пополнением. Скорее всего, он сержант. Командир отделения. Их не так много. Нам бы хотелось поговорить с каждым из них.
– Мой блиндаж вас устроит для переговоров?
– Вполне!
– Все слышал? – повернулся Игнатьев к ординарцу.
– До единого слова, товарищ полковник, – отчеканил тот.
– Тогда давай быстро к начальнику штаба! Списки все у него. Сколько их там? Пятнадцать, двадцать? Пригласить их всех сюда. Найдите какую-нибудь благовидную причину… Пусть будет уточнение личных данных. Все ясно?
– Так точно!
– А теперь – бегом!
Отложив гимнастерку в сторону, ординарец выскочил из блиндажа.
Еще через десять минут он вернулся вместе с начальником штаба полка майором Серых. Майор положил на стол несколько напечатанных листков бумаги и сказал:
– С последним пополнением прибыли восемнадцат сержантов. Все они оповещены, через минуту будут здесь. Кроме одного… Отсутствует сержант Григорьев. Его не было на внеочередной поверке.
– Что с ним? – спросил Тимофей. – Узнавали?
– Он жаловался на сильные рези в животе. По всем признакам аппендицит. Было решено отправить его в госпиталь. Но теперь выясняется, что до госпиталя он не дошел.
Было видно, что майор нервничает – на гладко выбритых щеках проступил легкий румянец. С военной контрразведкой всегда непросто общаться.
– Вы искали?
– Да. Была отправлена группа автоматчиков с приказом о немедленном его задержании. Но его так и не нашли.
– И вы об этом не сообщили командиру полка? – нахмурился Романцев.
Начальник штаба как-то немедленно подобрался, распрямил спину, выставил вперед подбородок и уверенно посмотрел ему прямо в глаза:
– У нас еще есть время для поисков, мы не исключаем и того, что с ним мог произойти несчастный случай.
Игнатьев по-прежнему сидел за столом, выжидательно хранил молчание и только хмуро посматривал на начальника штаба.
– Товарищ полковник, – вошел в блиндаж дежурный по штабу.
– Что у тебя, Никифоров? – раздраженно спросил командир полка, ожидая услышать очередную неприятность.
– Нашелся сержант Григорьев.
– Ну, я же говорил, что никуда он не делся, – обрадованно проговорил майор. – Обязательно найдется! Ну, прихватило бойца!
– Где он? – с некоторым облегчением спросил Игнатьев.
– Убит!
– Как убит? – воскликнул Серых. – Вот незадача! Где? Когда?
– Убит при переходе на сторону немцев. Только что получили сообщение от капитана Ерофеева, командира восьмой роты.
– Он лежит на обстреливаемой полосе? – уточнил Романцев.
– Нет, капитану Ерофееву вместе с группой бойцов удалось притащить его обратно.
– Что ж, пойдемте посмотрим, что это за сержант Григорьев. – Тимофей поднялся и вышел из блиндажа.
Дружно загрузились в «Виллис» – полковник занял переднее кресло рядом с водителем, остальные, толкая друг друга плечами, разместились на заднем сиденье. Минут через сорок подъехали к деревне Ковила, а далее пешочком по длинным переходам и сообщениям: мимо пораженной взрывами березовой рощицы, через разросшийся чапыжник, пока наконец не вышли к расположению восьмой роты капитана Ерофеева.
– Что-то мы часто стали с тобой встречаться, ротный, – дружески произнес Романцев.
– Надеюсь, что это к добру, – невесело буркнул капитан.
– Показывай, где он лежит?
– Давайте вот по этим окопам, – показал Ерофеев на широкий переход, укрепленный бревнами, который вел дальше, уже к лесочку. – Только голову пригните, тут у нас не везде глубоко, а снайпера работают, никак не могут вычислить подлеца!
Протопали метров триста, пока не вышли к небольшой рощице. По фронтовым понятиям, это уже глубокий тыл. Можно стоять в рост, спрятавшись за хаотично разросшимися деревьями. От снаряда, конечно, не убережет, но вот от шальной пули спасет.
В тенечке на густой траве под присмотром двух бойцов (хотя куда ему, собственно, деться!) лежал убитый сержант, прикрытый шинелью.
Начальник штаба откинул край шинели, некоторое время смотрел в застывшее лицо убитого, а потом произнес:
– Это он… сержант Григорьев.
– Кто стрелял? – спросил Романцев.
– Товарищ капитан, я ведь не знал, что это наш, – виновато проговорил стоявший рядом боец. – Нас никто не предупреждал. Тогда бы и не стрелял! Бывает, ночью линию фронта кто-то перебегает, так не всегда и стреляешь. Может, это разведчики возвращаются, мало ли что… Стреляешь только наверняка, когда знаешь, что враг! А тут вдруг днем, так нагло…
– Расскажи, как все произошло, – потребовал Тимофей.
– Действовал, как положено… Занял свое место в окопе, оно у меня ближе всего к немецкому рубежу… Вдруг вижу, бежит к немецким позициям. Крикнул: «Пароль!» – а он молчит и за деревья стал прятаться. А форма-то на нем наша, тут еще сто раз подумаешь, прежде чем пальнуть… Я опять ему: «Стой, пароль! Стрелять буду!» А он на землю упал и за пригорок начал отползать, а оттуда по низинке легко до немцев добежать. Ну, я прицелился и выстрелил. Что мне теперь будет, товарищ капитан? В штрафную роту отправят? – И тут же с воодушевлением добавил: – А хоть бы и в штрафроту! Главное, этих гадов бить!
– Ты все правильно сделал, боец. Действовал строго по Уставу, к тебе претензий никаких нет. Наградят тебя, боец, – вполне серьезно ответил капитан Романцев.
– Это как? – обескураженно спросил красноармеец.
– По справедливости. – Повернувшись к командиру роты, стоявшему рядом, Тимофей спросил: – Товарищ капитан, есть возможность наградить отличившегося бойца медалью «За боевые заслуги» за проявленную инициативу?
– Будем ходатайствовать перед командованием, – так же серьезно произнес Ерофеев.
– Вы его обыскали? Может, при нем листовка была или еще что-нибудь такое?
– Обыскали, товарищ капитан, – ответил другой боец, постарше и с орденом Славы III степени на белесой гимнастерке. – Ничего такого.
– Еще раз обыщите, уверен, что-то должно быть… За подкладкой, в сапогах посмотрите. Давай, Щербак, помоги!
Красноармейцы стянули с убитого сапоги, сняли брюки и гимнастерку, после чего тщательно, сантиметр за сантиметром, стали прощупывать ткань. Щербак взял сапоги, вытащил стельки, пошарил внутри сапог рукой – пусто! Будь оно неладно…
– Что-то одна стелька толстоватая, – заметил старшина и показал ее Романцеву. Не дожидаясь ответа, вытащил нож и уверенно разделил ее пополам. Внутри оказалась небольшая металлическая пластинка с буквами. – Кажись, нашел, товарищ капитан, – протянул он пластинку Романцеву.
– Вот и пароль, – сказал Тимофей, разглядывая пластинку. – Что же здесь написано? По-немецки… «Моос». Ага, все понятно. Псевдоним начальника Варшавской разведшколы. Да тебе, старшина, не медаль, а орден надо дать, – широко улыбнулся он, посмотрев на смутившегося бойца, – если бы не твоя бдительность, этот гад ушел бы! Вот и отыскался наш связник.
– Значит, я могу не беспокоиться, товарищ капитан? – с некоторым облегчением спросил полковник. – Значит, враг изобличен?
– Изобличен… Вот только жаль, что допросить его нельзя.
Глава 6
Неужели утечка?
Вернувшись в отдел, Романцев достал из кармана ключ, открыл громоздкий сейф, остро торчавший из угла кабинета, и вытащил из него две пухлые папки, синего и белого цветов. В обеих папках находились дела подучетников. В общей сложности их набиралось около трех десятков на дивизию. Эти папки ему достались в наследство от предшественника, начальника отдела контрразведки семьдесят первой дивизии майора Севастьянова. У майора явно была склонность к канцелярской работе, все документы находились в надлежащем виде: листы аккуратно расчерчены простым карандашом, строчки заполнены красивым писарским почерком, донесения подшиты и пронумерованы, необходимые дополнения вклеены; многие места в показаниях, в зависимости от их важности, подчеркнуты синим и красным карандашами.
В синей папке хранились дела подучетников, проходивших как изменники. На них уже было собрано достаточно материала. Провинности самые разные: откровенно пораженческие разговоры, игнорирование приказов, сомнительные пятна в биографии, выявление фактов сотрудничества с немцами.
В белой папке лежали личные дела подучетников, требующих дополнительной проверки, материала для их ареста было недостаточно. Сюда могли попасть даже те, кто рассказал политический анекдот где-нибудь в компании, или уличенные в отправке писем нежелательного содержания. Последние пятеро, оформленные майором Севастьяновым по донесению своего осведомителя под псевдонимом «Рыжик», вызывали у Тимофея сомнение.
Он еще раз внимательно перечитал их дела.
У двоих в карманах были обнаружены немецкие листовки, которые могут послужить пропуском для перебежчиков. Третий пожаловался бойцам, что на кухне старшина обворовывает солдат, а образовавшиеся излишки продает местным. Причем привел конкретные примеры, значит, говорил не голословно. Двое последних, отменные весельчаки, в минуты роздыха любили рассказывать истории о своей жизни в колхозе, звучавшие из их уст самыми настоящими анекдотами. Так что в роту они принесли немало антисоветского «веселья». Все рассказанные ими истории были тщательно записаны. Прочитав каждую из них, выставлявшую в неприглядном свете перегибы с коллективизацией, Тимофей сделал для себя заключение: некоторые истории и в самом деле были очень смешные, другие – сошли бы как материал к серьезному фельетону. Оба парня были отчаянные, служили в разведке, не однажды рисковали жизнью, а потому вводить против них какие-то репрессии будет нецелесообразно.
Из папки следовало изъять всех пятерых. Пусть воюют, как и подобает. А вот старшину, обворовывающего своих, следует взять на заметку.
Аккуратно, листок за листком, Романцев пролистал все дела – были и такие, к которым следовало присмотреться по-серьезному. Минуту он выжидал, потом, отринув сомнения, поднял трубку телефона:
– Соедините меня с полковником Александровым.
– Соединяю, – прозвучал приятный голос связистки, и еще через тридцать секунд он услышал низкий бас полковника:
– Слушаю тебя, Тимофей. Что-нибудь серьезное?
– Так точно! Перебежчик оказался хорошо подготовленным агентом абвера.
– Уже наслышан, жду твоего подробного доклада. Ты его расколол?
– Да. Но возникли некоторые сложности, хотелось бы посоветоваться с вами.
– Пятнадцать минут тебе хватит? Скоро начнется оперативное совещание в штабе фронта, нужно подготовиться.
– Хватит, товарищ полковник!
Еще через полчаса Романцев вошел в кабинет к полковнику Александрову, начальнику контрразведки Смерш Тринадцатой армии.
В последнее время Александров выглядел измученным. Всем было известно, что он серьезно переживает потерю единственного сына, погибшего восемь месяцев назад на Карельском фронте. Полгода назад выяснилось, что у него есть четырехлетний внук, проживающий в Архангельске. Жена дважды приезжала к несостоявшейся невестке и пыталась уговорить ее переехать вместе с малолетним сыном в Москву, однако из этой затеи ничего не выходило. Единственным утешением оставалась фотография внука, которую Александров заботливо хранил в партбилете.
– Что у тебя там? Давай, выкладывай! – отложил он в сторону карандаш.
– Выявлен связник, им оказался сержант Григорьев, сорок пятого отдельного инженерно-саперного полка. К сожалению, взять его живым не удалось, он был застрелен на передовой при переходе через линию фронта.
– Скверно, – покачал головой полковник. – Вижу, что у тебя еще не все… Выкладывай дальше!
– Из разговора с немецким шпионом выяснилось, что немцам известно о предстоящей перегруппировке Тринадцатой армии.
Губы полковника плотно сжались. Продолжение было неожиданное. Не такого он ожидал. Было над чем поломать голову.
– И что ты думаешь? Утечка?
– Сейчас сложно что-то сказать, но не исключаю. Это еще не все… Против командующего фронтом генерал-полковника маршала Советского Союза Конева готовится теракт. Им даже известно примерное время, когда командующий прибудет в Червоноармейск и на передовую. Мы предполагаем, что в Тринадцатой армии действует несколько законспирированных немецких агентов, и нам нужно от них избавиться в кратчайшие сроки.
Полковник нервно постучал пальцами по столу и задумчиво проговорил:
– Все это очень серьезно… Командующий должен прибыть сразу после перегруппировки. Твои соображения?
– До прибытия командующего три-четыре дня… Мы продолжаем проводить оперативные мероприятия по выявлению изменников и внедренных в армию немецких агентов, но времени крайне мало. Уверен, что многие из них находятся у нас на заметке. Поэтому в качестве профилактических мер перед самой перегруппировой соединений я предлагаю весь подучетный элемент армии, проходящий по делам как изменники, при наличии достаточной доказательной базы, подвергнуть аресту. Это первое… Второе. Остальные подучетники, на которых недостаточно материала для ареста, из всех войсковых частей должны быть переправлены в запасной полк и в тыловые части. В дальнейшем всех этих недоучетников использовать в самый разгар боя. Третье – перед самым приездом командующего в район действия Тринадцатой армии выставить на пути его следования парные дозоры и «секреты» из автоматчиков отделов контрразведки Смерш корпусов и дивизий, в случае необходимости привлечь подразделения НКВД. В-четвертых, изменить сроки перегруппировки и наступления. В-пятых, в ночь перед самой передислокацией армии за передним краем батальонов выставить караулы из бойцов Смерша. На них возлагается задача не пропустить на сторону противника ни одного человека, чтобы он не сообщил немцам об изменениях в нашей армии и о предстоящем наступлении.
– Ну, и впряг ты меня в разговор, – покачал головой начальник контрразведки. – Значит, ты полагаешь, что немецкие агенты находятся где-то среди подучетников?
– Именно так. Контрразведка берет на заметку всех подозрительных. Важно не пропустить их!
– Все так… Что ж, твои доводы весьма разумные, но есть один минус – арест может негативно отразиться на общем настроении в армии. А наша задача заключается в том, чтобы как раз поднимать морально-боевой дух! Поэтому подучетников, проходящих по делам как изменники, нужно будет отправить в штрафные роты и батальоны. Пусть кровью искупят свою вину! А потом, не время отправлять их по тылам в лагеря, когда сейчас мы даже шестидесятилетних призываем… А по поводу недоучетников я согласен. Разумное предложение! Я передам твои соображения командующему армией, а там мы уже решим. Сейчас иди и составь мне подробный отчет.
Разговор был завершен. Романцев почувствовал некоторое облегчение. Вот только надолго ли?
Тимофей вернулся в штаб дивизии. Распорядился, чтобы привели Федорова, разговор с ним был не закончен. Через несколько минут тот с понурым видом сидел за столом и подробно рассказывал о диверсионной школе, где проходил обучение, о преподавателях, о курсантах, с которыми был знаком. Разговор занял в общей сложности часа три. Исписана была половина блокнота.
После того как диверсанта увели, Романцев достал несколько чистых листков и стал думать, с чего следует начать. Мысли были неоформившиеся, растрепанные, роем блуждали где-то в подсознании и никак не желали принять завершенную форму. Некоторое время он сидел, склонившись над бумагой, тщательно обдумывая каждую фразу. Ничего не получалось – перла какая-то канцелярщина! Конечно, от него не требовалось каких-то художественных изысков (чай, не Достоевский! Да и круг читателей ограничен) – полагалось написать лишь строгое перечисление фактов с кратким анализом случившегося, но хотелось оформить как-то покрасивше, что ли… Чтобы самому было приятно читать.
А может, сменить обстановку, выйти, например, в яблоневый сад, благо что он разросся, а укромное местечко для вдохновения отыскать несложно?
За фасадом усадьбы был разбит яблоневый сад, с расколоченным фонтаном в самом центре. От нескольких фигур, окружавших пруд, остались лишь мраморные осколки, уцелела только одна скульптура – нимфа, и то со следами от пуль. Бандеровцы использовали ее в качестве мишени, тренируясь в стрельбе из пистолета. Судя по щербинам на ее красивом античном лице, можно было сделать вывод, что в стрельбе они преуспели. Сквозь заросли ажурной аркой с ангелочками в венце проглядывала беседка. Издали смотрелась весьма дивно. Только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что это всего-то величавые осколки пышного барокко. Но скамейки остались. И на них можно спокойно и вдумчиво написать отчет.
Устроившись на прохладе гранита, Тимофей аккуратно вывел первое слово «Донесение». Подумав немного, созрел на фразу:
«5 августа 1944 года в 13.30 на советскую сторону близ деревни Ковила перебежал бывший рядовой Красной армии Валерий Николаевич Федоров…»
Стараясь не сбить пришедший настрой, он подробно пересказал показания вражеского агента. Информация была серьезная, Федоров рассказал о разведшколе, в которой проходил обучение, о курсантах, с которыми был хорошо знаком. Назвал их имена, псевдонимы. Каждому дал психологическую характеристику, указал на слабые места, особо выделил сильные черты характера.
Неожиданно за спиной Тимофей услышал виноватый голос:
– Товарищ капитан, разрешите доложить.
Повернувшись, он увидел дежурного по роте старшего сержанта Ковалева. Тот стоял смирно, смотрел серьезно, даже не подозревая о том, что какую-то минуту назад спугнул такую легкую и невесомую материю, как вдохновение. Теперь его не вернуть! Во всяком случае, не сегодня. В следующий раз придется забираться в яблоневые гущи, чтобы не достали.
– Как ты меня нашел? – невесело поинтересовался Романцев.
– Интуиция подсказала, товарищ капитан. Она у меня как у разведчика, – радостно сообщил старший сержант.
Тимофей внимательно посмотрел на Ковалева: «Что за чудак? Это он так шутит или все-таки серьезно?»
– А может, все-таки кто-то конкретный подсказал?
– Может, и подсказал… Но ведь надо и человека найти, у кого можно получить нужную информацию. Правильный вопрос ему задать…
– Ладно, докладывай!
– Только что позвонил подполковник Кондратьев из отдела контрразведки армии. Сказал, чтобы вы с автоматчиками выдвигались в деревню Стругачи. Местные видели там подозрительных людей в обмундировании бойцов Красной армии.
Неужели те самые диверсанты, о которых обмолвился Федоров?
Сложив исписанные бумаги в планшет, Романцев распорядился:
– Скажи старшине Щербаку, что мы немедленно выезжаем, и пусть захватит с собой пятерых опытных бойцов. И следопыта какого-нибудь толкового. Сбор у штаба дивизии.
– Товарищ капитан, можно мне с вами в следующий раз? – взмолился старший сержант.
– Ты вот что… Давай развивай пока свою интуицию, может, еще и пригодишься.
Минут тридцать тряслись по проселочным дорогам, прежде чем достигли цели – небольшой деревушки, затерявшейся в лесу. Местность была отмечена следами недавних сражений. В доказательство тому в траве валялась проржавевшая гусеница от танка, а на пригорке, врывшись в прикопанный окопчик, лежала перевернутая станина от станкового пулемета со щербинами от пуль. Где-то вдали, позабыв про войну, в глубине чащи голосисто пели соловушки. Хаты старые, с прохудившимися соломенными крышами, безо всяких порожков. Бревенчатые стены крепко вросли в мохнатую землю.
На первый взгляд деревня была нежилая, но народ в ней жил – захлопали дверьми, едва услышали гул приближающегося грузовика. Когда полуторка проезжала сквозь деревню по неширокой улочке, в волоковых окнах без косяков и рам их встречали одинаковые взгляды – пытливые, с откровенной опаской.