Тайга мятежников любит

Он смутно помнил, как Семигин на рассвете тряс его, шептал, что он все еще пьян, скоро рассвет, дела требуют, и не хочет ли Максим закрыть за ним дверь, а то она, зараза, не закрывается?

– Ну куда ты собрался? – бормотал он, воюя с тапками. – Темно еще…

– Люблю гулять по темным городским улицам, – вздыхал Семигин, загружаясь в ботинки. – Такая публика бродит: маньяки, романтики… Увидимся, Максим. В себя приду, прозондирую насчет рукописи. Будь на связи…

– Не забывай, – бормотал Максим, запирая за приятелем дверь, – чем больше жидкости залито в тело, тем больше у тела неприятностей…

Он с трудом проделал обратный путь до спальни. Утро было страшным. К мигрени и горечи во рту добавилось неясное беспокойство. Он лежал в своей постели. Под ворохом белья распростерлась обнаженная Алла, олицетворяя поговорку «стели бабе вдоль – она поперек ляжет». Один глаз у Аллы был приоткрыт и наблюдал за партнером. Второй – безмятежно спал.

– Смотришь? – прошептал Максим, мучительно вспоминая, а что же было до того.

– Смотрю, – прошептала Алла. – Одухотворяю твое тело.

– Ты его еще разумом надели…

Отворилась створка в памяти. Кадр, как Алла с томными вздохами теряет пуговицу за пуговицей, а он бормочет, что в доме обязательно найдется иголка с ниткой, но не сейчас… Максим переложил девушку поудобнее – она прильнула к его плечу и засопела в шею. «Значит, не бузил», – с облегчением подумал Максим.

– Я не опозорил высокое звание офицера и студента?

– Практически нет, хотя и пытался, – она приподнялась, отдавив ему плечо, и посмотрела насмешливыми зелеными глазами: – Место для спиртного в тебе еще оставалось. Но ты сказал, что пить не будешь, и выбросил бутылку в форточку.

– Недоперепил, – догадался Максим. – Не обращай внимания. Вообще-то я тихий…

– Неправда. Ты громил какие-то поместья, вешал красных на каждой осине… но это не важно. Потом ты занялся другими вещами.

Он взял ее симпатичную мордочку в ладони и поцеловал. Одногруппница замурлыкала. «Наверное, так и бывает, – подумал Максим, – цепляет ямочка на щеке, а жениться приходится на полной «базовой комплектации».

– Поспи еще немного.

Он выбрался из кровати и побрел выяснять подробности вчерашнего. Но ноги повернули в другую комнату, где имелось старенькое ЭВУ с гордым именем «Прометей», RV-модем и возможность выхода в международные сети ГлоС (Global Communication). Страну еще не захлестнуло повальное на Западе увлечение – сибиряки предпочитали общаться вживую, а информацию добывать из печатных изданий, но у многих эта зараза в доме уже стояла и грабительски вымогала деньги. Народ бродил по Сети ночами, качал всякую ерунду, заводил коннектуальные знакомства. У соседа восьмилетний ребенок получил доступ к отцовской кредитке и проигрался в онлайн-казино. Засасывало, как наркотик. Даже Максиму на днях пришлось познать истинную цену общения – когда в почтовый ящик бросили счета за ГлоС и телефон с какими-то ошарашивающими цифрами.

Он морщил лоб под прерывистое гудение, пытаясь вспомнить, как же назывался сайт, о котором говорила Алла. «Чудеса света, не дожившие до наших дней»? Отстучал в строке поиска. Машинка долго думала и безрадостно сообщила: «Сайт закрыт по техническим причинам». Не судьба.

Он отправился дальше – поднимать Чеснокову с Генкой и вышвыривать их из квартиры. В родительской спальне никого не было. В гостиной какой-то Плюшкин свалил в кучу посреди комнаты: потертые тексы (техасские штаны) в количестве двух штук, рубашки с майками, носки, часы, граненый стакан с водкой, где нашли свою погибель несколько мошек. Генка позаботился о похмелье. Чеснокову с приятелем он нашел в ванной: попробуй догадайся, почему их тут разморило. Оба лежали в холодном корыте – голые, мятые и уже шевелились и стонали. Чеснокова с вечера наносила на Генку поцелуи, забыв стереть помаду, и Генка был наполовину красный.

– Супер, – восхитился Максим. – Надеюсь, помылись? Держи, – он стянул с крючка махровое полотенце и швырнул Чесноковой, чтобы прикрыла свои прелести.

– Мамочка моя, да что же это такое… – в ужасе бормотала Чеснокова, – почему мы здесь?.. Генка, у меня каждый суставчик болит… – потом у нее случилось затруднение речи – забыла, что хотела сказать, стала беззвучно открывать и закрывать рот.

– Мы, кажется, здесь что-то отправляли… – прохрипел Генка, ощупывая опухшее лицо.

Максим развеселился.

– Не знаю уж, что вы тут отправляли. Отправлять можно нужду, правосудие и религиозный культ. Поздравляю с отступившим, как говорится. Не забудьте посмотреться в зеркало, два кошмара пара…

Он не стал их смущать – удалился в гостиную и, похихикивая, принялся наводить порядок. Из ванной доносились стоны, потекла вода, и в общем хоре стенаний стали проскакивать шуточки. «Ну подумаешь, – фыркала Чеснокова, – с каждым может случиться». Генка, фальшивя, напевал: «…сжимая властно свой штык мозолистой рукой…» Потом там что-то загремело, и через минуту объявился мокрый, как утопленник, Генка, объяснил ситуацию:

– Обрушилась, как сервер. Но ничего, жить будет, – выпил водку, собрал одежду и пошлепал обратно, объясняя на ходу, как он обожает Чеснокову, невзирая на все ее недостатки, какая она незаурядная женщина, сколько в ней грации, и даже ум при ходьбе покачивается.

Через полчаса эти двое наконец собрались. Генка обозрел вчерашнее и порадовался, что совесть его дома не застанет. Чеснокову продолжало волновать, почему она очнулась не в роскошной спальне, как планировала, а непонятно где, что случилось и кто за всем этим стоит.

– Подробности в трамвае, дорогая, – Генка подталкивал Чеснокову коленкой. – У Максима в спальне кто-то есть, не будем ему мешать устраивать личную жизнь.

– А кто у него в спальне? – сопротивлялась Чеснокова. – Неужели Семигин? Мать честная, ну и порядочки в этом доме…

Он выставил их за дверь, облегченно вздохнул и направился в затопленную ванную, с теплотой думая о нашествии Батыя на Русь.

Вернувшись в спальню, он обнаружил в постели обнаженную девушку. Пришлось отложить уход из дома на пару часов. Из квартиры они удалялись вместе, когда солнце одолело полуденную отметку и в организме полегчало. Он поймал такси, повез ее домой.

– Какие планы? – спросил Максим, помогая даме выйти из машины.

– Хочешь зайти? – она пытливо посмотрела ему в глаза. Максим сглотнул и почувствовал: хочет.

– Хочу, – признался он. – Но не буду. Провожу тебя до квартиры и, скорее всего, пойду.

– Отлично, так и поступим, – засмеялась Алла и потащила его в подворотню большого старинного дома, где имела маленькую квартиру.

В замкнутом пространстве подсматривающих не было. У подъезда высилась груда строительного хлама – жилконтора взялась наконец за ремонт. В подъезде было еще хуже. Поднимались на цыпочках, ни к чему не прикасаясь. Квартира Аллы располагалась на втором этаже, но не успели одолеть половину пролета, как в темной нише что-то заворочалось. Выступили два похмельных создания в безрукавках – явно без дипломов об окончании высших образовательных заведений. «Ну и что? – подумал Максим, заслоняя обомлевшую Аллу. – Встречаться со шпаной в наши дни приходится не часто, оттого и встречи эти увлекательны. Масса вариантов – пугать, учить, травмировать».

– Гы-гы, – сказал нескладный громила с отвисшими мешками под глазами, – Алка вразнос пошла. Нельзя так, подруга.

– Ребята, вам какое дело? – пискнула девушка.

– Бывший твой приходил, просил поставить тебя на охрану. Так что не взыщи, Алка, будем репки чистить, – пояснил второй и почесал прокуренным ногтем щетину. Тыльную сторону ладони украшала сложная татуировка. «На Сахалине отбывал», – машинально отметил Максим. Веселый остров. Вернее, полострова. У японцев южная часть, у сибиряков северная, за широтой Поронайска. В отместку, что не удалось присвоить южную, еще с тридцатых годов на Сахалин отправляли осужденных за тяжкие преступления. Чтобы не расслаблялись желтые братья. Сотни колоний понастроили от Охи до Поронайска. Климат там неважный, болезни пышным цветом, надзиратели злые, а бежать с острова можно только к японцам – что бедолаги и проделывали, «радуя» соседей.

Дипломатия уже не работала. Сиделый поднял палку, которая сделала из обезьяны человека. Курильщиком Максим не был, но носил в пистончике массивную зажигалку. Зажать в кулак, выбросить правую руку, пока летит – расслабить… Тыльная сторона ладони шлепнула по носу, зажигалка выскользнула, ударила в лоб! Способ, отработанный еще в армии. Двойной удар опрокинул сидельца, он даже не понял, что произошло. «Партнер» выплюнул обойму слов, не принятых в приличном обществе, щелкнула выкидуха, но Максим уже летел в нишу, сетуя о том, что давно не улучшал свои аэродинамические свойства. Он рухнул на спину, пнул носком по запястью. Здоровяк схватился за сломанную руку, звякнул нож. Быстрые «ножницы» с подъемом на хребте – и теперь уж точно в челюсть…

Он не разбирался в экзотических стилях – японских, китайских, индийских – вплоть до Австралии. Капитан Безуглов по прозвищу Куб, преподававший в училище рукопашный бой и «робинзонаду», любителей экзотики обзывал гимнастами и балеринами. «Нет ни лучших, ни худших стилей. Есть хорошо подготовленные бойцы и плохо подготовленные», – говаривал капитан. Никогда он не затягивал спарринги – если валтузят друг дружку больше минуты, значит, проиграли оба и позорят светлое звание десантника.

Он снял рубашку, стал вытряхивать цементную пыль. Осторожно, на цыпочках, поднялась Алла, которую он куда-то спихнул. В глазах восхищение, респект и никакого, главное, упрека. Ойкнув, перешагнула через первого, покосилась на второго. Опустилась на колени и стала отряхивать штаны Максима…

– Спасибо, – буркнул Максим. – Кто такие? Местные джентльмены?

– В соседнем подъезде живут… Вислов и Стеценко… Вислов освободился несколько месяцев назад… Слушай, а что теперь с нами будет?

– В смысле? – удивился Максим. – Как было, так и будет. А воспитание детей поручим Ивану Грозному. Ты же не хочешь, чтобы они отравляли твою жизнь?

– Нисколько…

– Поэтому ничего не говори, иди к себе, а я разберусь. Чай и все остальное отложим до завтра. Вечером позвоню.

Она не стала возражать, кивнула и застучала каблучками по ступеням…

Спускать проигравших пришлось по очереди. Первого он перевернул, и тот покатился на площадку, гремя костями. Второй облегчил задачу – поднялся сам, вращая мутными глазами. Осталось развернуть его лицом к лестнице и подтолкнуть вперед.

– Ло-овко вы их… – восхищенно протянул вошедший в подъезд очкарик.

– Стараюсь, – буркнул Максим, пропустил жильца и уселся перед павшими на колени. Для начала он хорошенько стукнул их лбами. С удовлетворением обозрел результат и начал просветительскую беседу: