Тайный узел

– Одна тысяча девятьсот двадцать третий.

– Место рождения?

– Город Ленинград, – столь же уверенно произнесла задержанная.

«Из эвакуированных. В начале войны их большая партия в Казань прибыла», – сделал еще одно умозаключение Еремин, после чего спросил:

– Где вы проживаете в настоящее время?

Нина назвала адрес Веры. Если уж начала врать, то нужно держаться этой линии до конца. Капитан аккуратно записал ответы Нины в протокол, после чего внимательно глянул на молодую женщину и спросил, почему она отказалась назвать свое имя дежурному сержанту. Нина легкомысленно – на взгляд капитана – пожала плечами:

– Не знаю. Что-то нашло на меня… Может, загрустилось.

– Что вы делали ночью на улице? – задал милиционер новый вопрос.

– Встречала Новый год, – на полном серьезе ответила Нина и посмотрела капитану в глаза.

– Как это? – не понял капитан. – В три часа ночи?

Взгляд женщины выдержать он не сумел и опустил глаза. Вообще, подобного рода задержанные встречались в его практике нечасто. Что-то подсказывало ему, что сегодняшний случай – особый.

– Да, – просто ответила миловидная молодая женщина. – Я смотрела на небо и надеялась увидеть мчащийся в санях на северных оленях наступивший молодой год. А когда бы я его увидела, то непременно загадала бы желание. И оно в новом году обязательно бы сбылось.

– И сколько же вы так ждали… своих коней?

– Получается, что три часа.

Еремин наконец осознал, что над ним откровенно потешаются. Причем беззлобно, и что более обидно – мимоходом и отнюдь не собираясь оскорбить или обидеть.

Милиционер неприязненно посмотрел на Печорскую. Наверное, он бы провел с ней нравоучительную беседу, выпустил бы пар и отпустил на все четыре стороны, так как предъявить гражданке все равно было нечего. А потом, она совсем не походила на злоумышленницу. Но в это время дверь кабинета открылась, и в сопровождении начальника городского отделения майора Мишина и участкового уполномоченного старшего лейтенанта Бабенко в него вошел человек с важной осанкой. Держался он так же прямо, как гренадер на строевом плацу. Звали этого человека Валдис Гриндель…

Глава 4. У майора Щелкунова опять забирают дело

Старший следователь республиканской прокуратуры Валдис Давидович Гриндель, совсем недавно получивший классный чин советника юстиции, негодовал. Он не бил посуду, не рвал густую черную шевелюру и не крутился волчком вокруг собственной оси, пытаясь укусить себя за локоть. Он просто молча выражал крайнее неудовольствие, заметно сказывающееся на его внешнем виде: на сухощавом лице проступали крохотные красные жилочки, а левое веко подергивалось. Ему, столько сделавшему для спокойной жизни города и всей республики в целом (только участие его в деле «банды разведчика» чего стоит), поручают разобраться с жалобой какого-то там работника механической мастерской пишущих машин Инсафа Галиакберова. Наверняка человека очень недалекого и малообразованного, у которого, верно, под ногтями вечная чернота от типографской краски и который плохо изъясняется по-русски, поскольку всего-то лет пять-семь назад покинул деревню, название которой переводится как Горелые Пни.

А жалоба этого человека такова: старший оперуполномоченный капитан Еремин превысил свои служебные полномочия и практически сфабриковал дело на племянника Инсафа Галиакберова – Фатыха Зарипова. А он к делу о хищениях муки из пекарни хлебозавода, производящей формовые сорта хлеба и армейские сухари, никакого отношения не имеет. И вообще, Зарипов – человек честный и законопослушный, ни разу не замеченный в каких-либо противоправных проступках. И он, старший следователь прокуратуры Татарской Автономной Советской Социалистической Республики, с погонами советника юстиции, что практически тождественно званию подполковника, в выходной день вынужден тащиться в одно из городских отделений милиции и разбираться с каким-то там оперуполномоченным, нагородившим несуразное в незначительном уголовном деле. И это когда вся страна законно отсыпается после встречи Нового года.

Впрочем, «тащиться» сказано, конечно же, для красного словца. На самом деле Валдиса Давидовича привезла «Победа», приписанная к прокуратуре республики, чаще всего возившая до того орденоносца, старшего следователя прокуратуры республики Николая Ефимовича Бабаева. После его выхода в отставку автомобиль был передан в распоряжение старшего следователя Гринделя, чтобы советник юстиции не тратил свое служебное время на поездки в общественном транспорте и приносил республике максимум пользы…

Когда Валдис Давидович в сопровождении майора Мишина и находившегося в отделении участкового Бабенко вошел в комнату оперов, то застал там Еремина. Помимо него, в кабинете находилась миловидная молодая женщина, которую капитан допрашивал.

– Что тут происходит? – хорошо поставленным строгим голосом просил Гриндель.

– Здравия желаю! Веду допрос гражданки Веры Ивановны Кругловой, задержанной в ночное время конным нарядом милиции по подозрению в занятии проституцией, – энергично отрапортовал вскочивший со стула опер Еремин.

– А это не Вера Круглова, – вдруг подал голос прямодушный и бесхитростный участковый Бабенко. Ему, в связи с ночным вызовом на Грузинскую улицу, надлежало в это время не старшего следователя республиканской прокуратуры сопровождать, а дрыхнуть без задних ног в постели со своей супружницей Мариной, уткнувшись ей под мышку. А он, как доблестный служака, продолжал исполнять свой долг и даже ни разу не заикнулся начальнику отделения, что в данное время ему положено отдыхать. – Это Нина Александровна Печорская. Вдова повесившегося вчера вечером, а может, и убитого – это пока выясняется – коммерсанта Модеста Вениаминовича Печорского. Несколько часов назад я самолично присутствовал при ее допросе и осмотре квартиры гражданина Печорского на Грузинской улице.

– Вот как? Очень даже интересно, – оглядел Гриндель Нину, мгновенно потеряв интерес к Еремину, якобы состряпавшему фиктивное уголовное дело, ради чего он и прибыл в отделение милиции. – А кто ведет дело этого Печорского? – обратился советник юстиции к Бабенко.

– Начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского управления милиции майор Щелкунов, – отрапортовал Бабенко.

Валдис Давидович еще раз внимательно оглядел Нину:

– Задержанную Печорскую я забираю с собой. Приготовьте все бумаги по ней и передайте мне. Даю вам на все про все, – он глянул на наручные массивные часы и произнес: – шесть минут!

* * *

После дежурства Виталий Викторович проводил Зинаиду до дома. Она проживала на улице Малая Красная, которая была расположена неподалеку от места происшествия. В какой-то момент майор поймал себя на том, что ему доставляет большое удовольствие идти рядом с симпатичной девушкой. За всю дорогу они произнесли всего лишь несколько фраз, но молчание совершенно не тяготило. У Щелкунова было приподнятое настроение, и тому были причины: перешагнули в новый год, который обязательно должен быть лучше прежнего; ему нравилось, что первый день наступившего года был тихим и снежным; он радовался, что впереди у него целые сутки отдыха и можно вдоволь поспать, совершенно ни о чем не думая. И вообще, жизнь хороша, остается только пожалеть того бедолагу, что сунул голову в петлю (если ему, конечно, не помогли). А ведь у Печорского было все, чтобы жить счастливо и дальше: рядом с ним была молодая красивая жена; он имел прекрасную квартиру и хороший доход, придававший ему уверенность в завтрашнем дне. И должно было случиться что-то очень из ряда вон выходящее, чтобы в один миг отказаться от всего, что было завоевано большим трудом.

– Вот мы и пришли, – произнесла Зинаида, остановившись на углу дома. – Я здесь живу, в этом доме. Кухонное окно справа, а другое выходит из моей комнаты, – указала она на два высоких окна на втором этаже.

– И как тебе здесь?

– Хотя квартира коммунальная, но все равно нравится.

– Очень тихая и красивая улица, – согласился Виталий Викторович. – Рядом с Казанкой. В конце улицы Фуксовский сад, я нередко туда прихожу и смотрю на реку.

– Вот как? – удивилась Кац. – Никогда не думала, что вы романтик. Мне тоже очень нравится это место. Почему же мы тогда не встретились, если вы часто сюда приходите?

– Не знаю, – пожал плечами майор, – наверное, не судьба была.

– А вы знаете о том, что мы сами делаем свою судьбу, – насупившись, возразила девушка. – Об этом еще товарищ Сталин упомянул в своей книге «Диалектический и исторический материализм». Вы чего улыбаетесь, я вам, товарищ майор, серьезно говорю, как сознательный комсомолец коммунисту.

– Я не над твоими словами смеюсь, просто подумал о другом…

– О чем же?

– Если я скажу, так ты будешь смеяться.

– Не буду, признавайтесь!

– Нам бы о любви говорить, а мы с тобой о диалектическом материализме. Думаю, что товарищ Сталин нас бы не одобрил.

Девушка неожиданно отвернулась.

– Вот вы всегда смеетесь надо мной.

– Даже не думал… А ты знаешь о том, что вот в этом доме, – указал Виталий Викторович на противоположное здание, – до революции находилась частная типография Гросс. У моей бабушки до сих пор хранятся книги, напечатанные в этой типографии. В основном это были русские сказки, любила она мне их читать по вечерам. – В голосе Щелкунова прозвучала легкая грусть.

– Как интересно, – удивленно проговорила Зинаида. – Я вас никак не представляю малышом, сидящим на коленях у бабушки, которая читает любимому внуку сказки.

– И тем не менее это было… А вот дальше, на пересечении с улицей Бассейная, находится дом, в котором когда-то жил и работал писатель Максим Горький. Он так и писал о себе: «Живу в узком пространстве между шкафом магазина и стеной».

– Откуда вы все это знаете, товарищ майор? – невольно удивилась Зинаида.

– Просто интересуюсь историей родного города. Жалко, что литературы об этом мало… А почему улица Бассейная имеет такое необычное название, можешь сказать?

Повалили снежные хлопья, накрывая город словно марлей. На улице ни ветерка. Самая новогодняя погода. Вряд ли такая замечательная погода надолго – синоптики обещали через неделю крепкие морозы.