Путь Дракона

Мы давно уже сидели с пустыми чашками. Пора было возвращаться в институт, что мы и сделали. Ирина пошла за компьютер перерабатывать свой доклад, а я снова уселся за стол, но немедленно был востребован Пиковой дамой, изрекшей своим низким голосом с богатыми модуляциями:

– Костя, пока вас не было, вам опять звонили и, не обретя вас, оставили телефонограмму. Вот, прочитайте, пожалуйста, будьте любезны.

Я рассыпался в благодарностях и взял из рук Пиковой дамы листок бумаги с написанным карандашом текстом:

Уважаемый Константин Владимирович!

Вас беспокоят из офиса Павла Аркадьевича Артамонова. Павел Аркадьевич хочет сегодня вечером пригласить вас к себе домой и заедет за вами в институт в 17.30. Всего доброго, референт.

Такой вот текст. Интересно, а если бы я сегодня не мог? Но я мог, и мне было любопытно. Поэтому я позвонил Инне, предупредив, что приду домой поздно, ибо поеду в гости к новому русскому, который вдобавок еще и алхимик, и стал ждать половины шестого, вооружившись словарями и текстом даосского философа и созерцателя танской эпохи Сыма Чэн-чжэня.

Если вам интересно, чем занимаются современные новорусские алхимики, загляните в следующую главу.

Глава IV,

в которой беседуют об алхимии и осматривают алхимическую лабораторию

Павел заехал за мной точно в назначенное время. Я уже ждал его на институтском крыльце, чтобы избавить от блужданий по нашим коридорам. Первое время мы ехали молча, потом Павел вдруг сказал:

– Не повезло вам, что зима, летом я бы вас в «Мерседес» кабриолете прокатил.

– Вы такой любитель машин?

– Вовсе нет. Я вообще готов на метро ездить. Или на «Жигулях». Но другим людям, особенно таким безлошадным, как вы, всегда приятно проехаться на чем-нибудь этаком. Я знаю.

Я не стал спорить. Потом Павел столь же внезапно изменил тему:

– Мне тут Богословский просил передать вам, что в воскресенье он хотел бы пригласить вас пообедать у него и поговорить о разных делах, связанных с проектом. Если вы в принципе согласны, он позвонит вам и вы договоритесь конкретнее.

– Хорошо, спасибо, я согласен (действительно хорошо, может быть, хоть что-нибудь разъяснится).

Оставшуюся часть пути мы молчали. Я только спросил Павла, куда мы едем, и, услышав лаконичное «Озерки», больше и не пытался разговорить его.

Мы проехали новостройки спальных районов и фактически оказались за городом. Все чаще и чаще стали попадаться «замки» новых русских, иногда живо напоминавшие знаменитый пряничный домик. Мы подъехали к воротам одного из таких строений (правда, на фоне прочих достаточно скромного, без каких-либо архитектурных излишеств). Павел открыл ворота при помощи чего-то вроде дистанционного управления у телевизора, и мы въехали в просторный подземный гараж. Когда мы вышли из машины, Павел обратился ко мне:

– Отсюда можно пройти в подвал, бэйсмент, так сказать, а оттуда – в жилую часть дома, а можно прямо в лабораторию. Что вы предпочитаете: сразу осмотреть лабораторию или вначале немного расслабиться?

– Пожалуй, после работы надо немножко расслабиться, да и не бывал я раньше в таких «chateau», так что тоже интересно…

– Ну, ничего особенного не ожидайте увидеть, я почти аскет. Дом, собственно, мне нужен, только чтобы в нем устроить лабораторию. Если бы не лаборатория, я мог бы жить и коммуналке. Но хорошо, действительно, отдохните немного.

Дистанционное управление открыло еще одну дверь, мы вышли в пустой коридор, дошли до лестницы и поднялись наверх, оказавшись в полупустом холле.

– Пойдемте на второй этаж, я живу там. Гостиная все равно не используется.

– Пойдемте.

На втором этаже обстановка действительно была вполне аскетичной, но довольно уютной. Павел усадил меня в старое, но удобное кресло и предложил выпить по стаканчику чего-нибудь.

– Мартини, чинзано? А может быть, стаканчик текилы?

Я остановился на мартини.

– А вы один здесь живете? Ни жены, ни детей?

– Вы знаете, это довольно неприятная история, но я не люблю всяких околичностей и скажу вам прямо и сразу. Моя жена погибла в автокатастрофе лет двадцать уже тому назад, оставив меня с двумя маленькими дочерьми, одна совсем малышка. Их взяли тесть с тещей и воспитали (с моей помощью, конечно). Ну а я с тех пор «на женщин не смотрел, ни с одною даже слова больше молвить не хотел»; простите, кажется, что-то я в цитате напутал. Но по сути дела все так.

– Вы настолько любили вашу жену?

Он промолчал, а я счел неделикатным продолжать расспросы. Поэтому я решил сменить тему.

– А вы только алхимией интересуетесь или каббалой тоже?

– Нет, алхимией, остальное меня не интересует. А любителей каббалы вы у нас найдете сколько угодно, чего уж другого… (Ха! Это уже кое-что! Значит, каббала их все же интересует.)

– А вы, значит, завтра в Голландию летите? По делам?

– Исключительно. Терпеть не могу никуда ездить. Отвлекает от дел, мешает экспериментам и засоряет голову ненужными впечатлениями. А если значительно часовой пояс менять, то и вообще с ума сойти можно. Поэтому я стараюсь ездить только в случае крайней необходимости. Один только раз Богословский затащил меня в Турцию. Но это особое дело. Потом расскажу. Или он сам вам расскажет. А с вы… Помните, я вначале хотел вас после возвращения пригласить? А потом подумал: сегодня уже шестнадцатое, из Голландии я вернусь двадцатого или двадцать первого. А с двадцать третьего уже проект пойдет. Когда же встречаться? Вот я вас и пригласил, не откладывая в долгий ящик. Ладно, хватит нам сидеть и вести светскую беседу. Пойдемте в лабораторию!

– Пойдемте.

Мы снова спустились в бэйсмент. Павел достал ключ и отпер дверь напротив той, через которую мы вошли из гаража. Мы оказались в достаточно обширном помещении с небольшими сводчатыми окнами на уровне земли. Большая часть этого помещения была занята столами, заставленными ретортами, колбами, пробирками и тому подобным инструментом. На полках над столами стояли банки с какими-то разноцветными субстанциями. Наличествовали также два огромных холодильника и камин, переделанный под какую-то достаточно специфическую вещь. Больше источников огня (за исключением нескольких спиртовок) я не обнаружил, что меня слегка удивило. Павел как будто прочитал мои мысли:

– Я следую во многом современному французскому алхимику Роже Каро, известному также под индийским псевдонимом Камала Джняна. Он учит, что огонь нужен адепту только в двух случаях: восстановлении минерала и производстве соли, во-первых, и осуществлении трансмутации, во-вторых. Во всех остальных случаях огонь опасен и вреден. Китайцы, кстати, предупреждают о том же: неправильное использование огня (хо хоу) пересушивает и губит эликсир, выжигая из него жизненную энергию. А для редких случаев, когда нагревание нужно, у меня есть печь (жест рукой в сторону бывшего камина) и спиртовки. Вот смотрите (он снял с полки две банки с плотно притертыми крышками), это истинная киноварь, «дань ша» даосов, вермиллион западных адептов.

С этими словами Павел указал на красный порошок в первой банке, равно как и на лежащий на этом порошке камень с красноватыми прожилками, видимо, это был кусок содержащей природную киноварь породы.

– А вот это то, что обычно называют киноварью и что безнадежно испорчено огнем и промышленной обработкой.

Субстанция в другой банке казалась какой-то мертвенной и искусственной по сравнению с почти тем же самым из другой банки.

– А вот здесь вы можете увидеть нечто гораздо более интересное.

Павел открыл холодильник и достал из него нечто завернутое во влажную ткань. Когда Павел развернул эту ткань, я увидел нечто, напоминающее обычный булыжник. Я с недоумением посмотрел на Павла.

– Хм… Если вы расскажете про это ботанику или геологу, он скажет, что вы начитались детских сказочек. И тем не менее оно существует, это странное существо. Даосы называют его «желтое дитя из камня». У меня таких камня три, и найдены они отнюдь не в Китае, а у нас на Алтае. Смотрите!

Он достал с полки кувшин, положил камень на стол, на минуту замешкался, принес с другого стола небольшой топорик и, размахнувшись, ударил по камню. Произошло нечто невообразимое. Камень разлетелся пополам, а из него вывалились какие-то странные образования, красно-желтого цвета, напоминающие яичные желтки, но побольше размером.

– Быстрее сюда, – закричал Павел, – помогите, пожалуйста!

Когда я подошел, Павел занимался тем, что буквально выжимал эти желтки в кувшин, выбрасывая оставшуюся шкурку в ведро для отбросов. Мне он велел заниматься тем же самым.

– И побыстрее, – добавил он.

И все-таки я не успел: желтки становились все тверже и тверже, жидкости в них все меньше, а последние и вообще окаменели.

– Ладно, ничего страшного. Твердые потом надо будет растереть в порошок и принимать так, – успокоил меня Павел. – Жидкости все равно порядочно, грамм триста набралось.