Корректор. Книга четвертая. Река меж зеленых холмов

– «Вроде»? Вообще-то буферный контроль либо включен, либо нет.

– Включен.

– Хорошо. Но учти, что буфер нивелирует только допороговые всплески эмоций и моторику. Постоянный уровень он пропускает до проекции неизменным, так что и эмпат, и опытный психолог сумеют в твоем общем настрое разобраться. Контролируй себя и ни в коем случае не поддавайся на провокации, если такие случатся. Все время помни, что они согласились на переговоры официально, а потому ни за что не нападут первыми.

– А нельзя совсем отключить широковещательную трансляцию эмоций всем желающим?

– Совсем – нельзя. Эмпат сразу почувствует, что ты не человек. Но можно перевести проекцию в полуавтономный режим, после чего она начинает жить в соответствии с запрограммированными шаблонами реакций. Прямой контроль проекции точкой концентрации сознания отключается, и ты начинаешь рулить ей, как оператор управляет роботом – отдаешь команду нажатием кнопки, а уж он сам ее как-то выполняет. Но у тебя нужных шаблонов пока нет, и чужие тебе не подойдут – все очень индивидуально. Заняться их созданием необходимо, но не сейчас. Вон, кстати, показались из-за холма.

– Вижу. Слушай, а нельзя как-то покороче изъясняться? «Запрограммированные шаблоны реакций», «точка концентрации сознания»…

– Звуком – не предусмотрено, и изобретать жаргон смысла нет. Привыкай к прямому общению, там ключевые понятия выражены одиночными символами, всё коротко и предельно ясно. Символьный язык разрабатывался земными искинами именно для того, чтобы максимально ускорить процесс общения между собой и тогдашними людьми. Давай, пора подниматься и всем своим видом демонстрировать, насколько стальные у нас яйца и прочие части тела. Еще раз прошу: контролируй себя и не поддавайся на провокации. Если не понимаешь, как реагировать, просто молчи с максимально высокомерным видом.

– Дора нужно было взять вместо меня. У него вид куда внушительнее.

– Дор, в отличие от тебя, не историк и о Граше знает куда меньше, чем следует. Не беспокойся, придет и его время.

Лже-шаман снова поднялся на ноги одним текучим плавным движением, выпрямился, расправив плечи, заложил руки за спину и принялся наблюдать за приближающейся кавалькадой. Саматта встал вслед за ним и начал неторопливо отряхивать свой камуфляжный комбинезон. Семен настаивал, чтобы они отправились на встречу безоружными, и хотя Саматта все же прихватил привычный армейский «ТаМа-3», без штурмовой винтовки он чувствовал себя голым и беззащитным: старые солдатские привычки и рефлексы возвращались на удивление быстро. Ну ничего. Он для пробы расправил манипуляторы, сменившие старые шокеры, и пошевелил ими вокруг себя. Невидимые щупальца слушались с трудом. И как только Кара и Яни ими управляются? Но отвесить оплеуху ими он сможет, и это главное. Семен оглянулся и подмигнул ему, и Саматта испытал некоторое облегчение. В конце концов, его единственное предназначение сегодня – продемонстрировать свою хмурую небритую рожу Большой Шишке.

Конная кавалькада, хотя и трусящая неспешной рысью, быстро приближалась. Саматта молча наблюдал за конниками. Впереди ехал массивный мужчина лет сорока с угольно-черной кожей, слишком темной даже для гуланов. Короткие кожаные штаны, такие же, как на Панариши, слишком плотная для стоящей жары кожаная куртка с обрезанными рукавами – с усиленной пластинчатой подкладкой, способной остановить пистолетную пулю в упор – могучие мускулы обнаженных плеч и шеи, широкое плоское лицо с мясистым приплюснутым носом и узким разрезом глаз, высокий лоб, обрамленный жесткими курчавыми волосами, с повязанной поверх алой лентой… Саматта не разбирался ни в лошадях, ни в способах езды на них, но то, что он видел дома в Манеже, а также то, чему Семен научил его, предполагали прямую посадку в седле с опорой ног на стремена. Но у лидера стремена болтались свободно по бокам коня, а сам он сидел не в седле, а на узорной попоне, поджав под себя пятки и обхватывая бока коня только бедрами. Такая посадка наверняка была страшно неудобна и неустойчива, но гулан, казалось, чувствовал себя легко и непринужденно.

– Обрати внимание, как он сидит, – прокомментировал Семен. – Такая поза позволяет выполнять настоящие акробатические трюки, а также мгновенно спешиваться, если коня завалили. Настоящим умением классической гуланской джигитовки сегодня владеют немногие, но оно высоко ценится среди знатоков.

– То есть в цирке он бы полные залы собирал? – саркастически уточнил Саматта.

– А он наверняка и собирает. Традиционные состязания во время кулхаев проводят до сих пор, и даже Повелители Ветра не считают зазорным в них участвовать. А уж там народищу собирается тьма, десятки тысяч.

– Понятно… – пробормотал Саматта. О кулхаях, чем-то средним между ярмарками и межплеменными переговорами, на которых решались самые разные вопросы – от военных до территориальных и торговых – он знал, но всегда полагал их атрибутом далекого прошлого. Что их проводят до сих пор, оказалось для него неожиданной новостью. Он сделал себе зарубку на память – освежить свои знания о современном Граше как можно быстрее, после чего перевел фокус взгляда на сопровождающих Повелителя Ветра.

Четверо мужчин особого интереса не представляли. Типичные гуланы, и по лицам, и по цвету кожи, и по одежде всадников – заурядной, но практичной, насколько вообще лошадиный способ перемещения может быть практичным в современном мире. У одного в сумке на крупе коня болтался спутниковый коммуникатор, и все оказались вооружены тяжелыми штурмовыми винтовками с подствольными гранатометами. Вот тебе и мирная встреча… Хорошо бы Рис оказался прав, и силу в ход пускать не пришлось. Впрочем, возможно, они просто страхуются на случай нападения в пути – все-таки здесь граница с Сураграшем, где бродят бывшие солдаты Дракона, озлобленные и растерянные, но от того не менее опасные.

Девушку-девианта Саматта оставил напоследок. Он чувствовал определенную неловкость, рассматривая ее. Огромный, висящий бесформенными складками балахон, укрывавший ее от макушки до пяток и оставлявший открытыми только глаза, явно предназначался для укрытия от посторонних, а фокусированный взгляд Демиурга показывал человека насквозь – в буквальном смысле вместе со всеми потрохами. Саматта мысленно извинился перед ней за невежливость и непрошенное вторжение, но изучить ее было необходимо во избежание неприятных сюрпризов.

Девиант оказалась совсем молодой девчушкой-гуланой, почти не оформленной девочкой, лет тринадцати или четырнадцати. Ее эффектор никак не тянул на категорию выше четвертой, но обладал развитой способностью к эмпатии. В интерпретации сканера поле нейросенсора струилось и переливалось вокруг девушки искристой приплюснутой сферой примерно в десять саженей в диаметре – при том, что у Яны не достигало и пяти. На руке у девочки обнаружился браслет непонятного назначения со слабеньким вмонтированным радиопередатчиком. А на шее… Саматта испытал короткий, но с трудом подавленный прилив бешенства, когда понял, что узорчатый серебряный обруч вокруг шеи на деле является неактивным импульсным блокиратором, а под массивной рубиновой брошью в передней его части рядом с батареей кроется заряд взрывчатки. Он быстро взглянул на остальных членов отряда – точно, у одного из сопровождающих на запястье браслет дистанционного управления, раз в секунду обменивающийся с ошейником кодированными пульсациями. И наверняка у него инструкции убить девчонку, если та вдруг выйдет из-под контроля. Мерзавцы… как они могут поступать с детьми таким образом?!

Он заставил себя успокоиться и изгнал из мыслей всякий намек на злость. Он, конечно, не мастер Пути, но и тёкусо неплохо учит, как достигать чистого незамутненного спокойствия, позволяющего в любой момент нанести врагу внезапный сокрушительный удар. Он снова одернул себя. Люди, которые к ним приближаются, не враги. Он не может относиться к ним как ко врагам – иначе эта девочка распознает недруга в нем самом, не понимая, чем на самом деле вызвано его отношение. И тогда переговоры пойдут насмарку. Спокойно. Прямо сейчас ей ничего не грозит. Да и вообще ошейник, скорее всего, перестраховка. Но перестраховка показательная…

Кавалькада остановилась у подножия холма рядом с лошадьми Панариши и Саматты, и люди спешились. Несмотря на свою массивность Повелитель Ветра соскользнул на землю легко и непринужденно, словно и не весил под центнер. Двигался он почти грациозно, словно танцор. Наверняка очень опасный боец в рукопашной схватке. В сопровождении девочки-эмпата и одного из мужчин – того, что с контроль-браслетом – он направился вверх по склону. Минуя чужих жеребцов, он на несколько мгновений замер перед ними, и Саматта явно почувствовал исходящие от него изумление и восхищение. Чем? Даже на его дилетантский взгляд их с Семеном лошади выглядели заметно красивее низкорослых лохматых лошадок гуланов – но неужели настолько красивее, что способны удивить опытного лошадника?

Третий мужчина остался с лошадями, остальные двое неторопливо побежали в разные стороны вокруг холма – занимать наблюдательные позиции.

– Я Тархан ах-Камитар, Повелитель Ветра Западных степей, – произнес гулан на поллахе, останавливаясь в пяти шагах от Семена с Саматтой. – Вы искали встречи со мной. Я пришел.

Он непринужденно сел на землю, скрестив ноги, и его спутник повторил движение. Девочка опустилась на пятки слева и позади них и неподвижно застыла, сложив руки на коленях и опустив голову. Под широкими рукавами балахона ее правая ладонь обхватила левое запястье, а пальцы легли на кнопки на браслете с передатчиком. Шевеление указательного пальца – и радиоимпульс отозвался двойным щелчком во вставленном в ухе Повелителя Ветра наушнике коммуникатора. Ага, вот, значит, как она сообщает ему о наших эмоциях…

Саматта сморгнул, переключаясь с фокусированного зрения на обычное. В конце концов, и дальше изучать ее под микроскопом в самом деле невежливо и не оправдывается никакой предосторожностью. Если гуланы попытаются напасть, он сумеет мягко их нейтрализовать, чего вполне достаточно.

– Чистой тебе воды, Повелитель Ветра, – отозвался Семен на том же языке, слегка склоняя голову. – Я Панариши, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша. Мой спутник – оой-генерал Саматта Касарий, мой первый заместитель и начальник Генерального штаба.

Саматта с трудом удержался от того, чтобы не вздохнуть от удивления. С каких пор он оказался оой-генералом? Он сел на пятки вслед за Панариши, расслабился и в меру своих актерских возможностей изобразил совершенно бесстрастную физиономию.

– Значит, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша? – медленно проговорил гулан. – Мне рассказывали про тебя совсем другое, шаман…

«Употреблена фамильярно-покровительственная форма местоимения, не имеющая аналогов в общем языке», – прошелестел на границе сознания комментарий универсального транслятора.

– …что ты всего лишь бродишь по Сураграшу, трусливо прячась от солдат Дракона. Что вся твоя «власть» строится на нелепых сказках, которые ты рассказываешь неграмотным земледельцам на плантациях маяки. Что ты указываешь лишь некоторым полевым командирам, да и то лишь до тех пор, пока им выгодно тебе подчиняться. Меня обманули, сан Панариши?

– Вероятно, момбацу сан Тархан, – лениво откликнулся Семен. – Ведь ты здесь. Значит, ты не веришь тем людям, а веришь другим, которые говорят совсем иное. Ты мудр, потому что поверить глупцу или предателю означает умереть. Мне тоже рассказывали про тебя разное, что я предпочел не услышать. Например, что твои люди по твоему личному указанию обеспечивали транзит крупных партий дистиллята маяки через земли ваших кланов и далее в порты на восточном побережье. И что они якобы убили нескольких Глаз Великого Скотовода, заподозривших неладное. А Глаза те, если слушать вздорных болтунов, принадлежали к Северным коленам, как и Первая Смотрящая, да не испытают жажды табуны ее народа. Представь только, что момбацу сама Кимица ах-Тамилла услышала бы такую чушь и хотя бы на мгновение ей поверила!

– Ты не менее мудр, чем я, момбацу сан Панариши, – кивнул гулан, и Саматта на мгновение заметил злой блеск в его глазах. На сей раз он и без комментария транслятора заметил, что Повелитель Ветра употребил подчеркнуто-вежливую форму местоимения. – Вот почему я тоже не поверил словам глупцов, нашептывавших мне в уши ядовитые речи. Цахарра Минтан, передавший твой зов, отозвался о тебе в превосходных выражениях, и, по первому впечатлению, я вижу, что он не ошибся. Я готов слушать тебя, главнокомандующий. Зачем ты призвал меня?

– Затем, что ты заслуженно пользуешься уважением по всему Мураташу. Мир меняется, и теперь Мураташ из далекой захолустной области превращается в провинцию на официальной, – он подчеркнул голосом, – границе Сураграша. Мы становимся соседями, момбацу сан Тархан, и соседями добрыми, если мне позволено надеяться. Прими заверения в моем искреннем уважении и позволь в ответ завоевать твое, Повелитель Ветра.

– Уважение поселилось в моем сердце с того момента, как я увидел твои глаза, – откликнулся Тархан. – Итак, о чем ты хотел со мной говорить, момбацу сан Панариши?

Следующие полтора часа Саматта все больше и больше чувствовал себя полным идиотом. Семен и Тархан обменивались цветистыми фразами, способными дать фору самому изысканному катонийскому этикету и, похоже, переводимыми транслятором весьма приблизительно. Они упоминали огромное количество имен – прежде, чем сбиться, Саматта насчитал сорок семь – и рассуждали о событиях, происходивших неизвестно где и неизвестно когда. То есть Саматта, разумеется, пытался следить за ходом беседы, добросовестно вызывая краткую справку по каждому упомянутому имени (не менее половины в базе знаний отсутствовали), но вскоре его голова пошла кругом, и он принялся пропускать беседу сквозь себя, не вдумываясь. Запись он включил, а время для анализа настанет позже. Он лишь старался оставаться синхронизированным с течением разговора, проникаясь манерой грубой лести, завуалированных угроз, тонких полунамеков и недоговоренностей. Семен определенно старался получить хоть какие-то гарантии нейтралитета кланов гуланских родов, на которые Тархан имел неоспоримое влияние, а также хотел чего-то, связанного с Великим Скотоводом. Взамен он предлагал вещи, среди которых Саматта сумел понять только намеки на некоторые территориальные уступки, а также на направление торговых потоков и связанный с ними сбор пошлин.

– Но я вижу, что твой генерал, момбацу сан Панариши, утомлен нашей беседой, – внезапно произнес гулан на общем, переводя взгляд на Саматту. – Нехорошо заставлять человека слушать скучные слова на чужом языке, да еще и в чужой незнакомой стране. Нам следовало бы встречаться не здесь, в голой степи, а в гостях у моего клана. Мы бы устроили великий пир, а заодно бы рассказали ему о наших привычках и обычаях, чтобы он смог полюбить чужую страну, в которую его забросила судьба. Наши женщины искусны и в приготовлении пищи, и в… других удовольствиях, которые наверняка не чужды гостю из просвещенной Катонии.

Его тон казался подчеркнуто дружелюбным, но на мгновение включенная эмпатия показала в гулане изрядную толику издевки и злорадства, смешанных с презрительным превосходством.

– Я с большим интересом слушал вашу беседу, момбацу сан Тархан, и получил от нее изрядное удовольствие, – проговорил он на поллахе подчеркнуто вежливым тоном, с удовольствием наблюдая нарастающее в гулане удивление. Он отчаянно надеялся, что транслятор передает хотя бы половину смысловых оттенков, которые он вкладывал в свою речь. – К моему огромному сожалению, я не имею чести знать примерно половину тех людей, о которых шла речь, но надеюсь, что судьба сведет меня с ними в самое ближайшее время. Разумеется, я могу лишь преклоняться перед древней мудростью твоего народа и надеюсь почерпнуть от нее хотя бы малую толику. И не только перед мудростью. Знаки у тебя на плече говорят, что ты восемь раз выходил победителем в таранхае, и я бы с удовольствием поучился у тебя благородному умению конной стрельбы из лука, которую пока что не сумел освоить. Уверен, такой выдающийся боец сумел бы преподать мне хороший урок.

– Ты говоришь на нашем языке, чужеземец, и осведомлен о наших обычаях, – Тархан снова перешел на поллах, и озадаченные нотки в его голосе почти сразу же сменились уважительными. – Прости мое непонимание, но как на такое способен воин из далекой Катонии?

– Я не всегда был солдатом, – пожал плечами Саматта. – Уволившись из катонийской армии, до недавнего времени я преподавал историю в университете. В том числе – историю Граша.

– Значит, ты понимаешь нас куда лучше, чем я думал, – гулан задумчиво сощурил глаза. – Ты хороший противник, момбацу сан Саматта. Я недооценил тебя, и рад, что не на поле боя. Никогда не думал, что изнеженный высокомерный Восток все еще способен рождать людей вроде тебя.

– Мы мало чем отличаемся друг от друга, момбацу сан Тархан. У нас у всех две руки, две ноги и одна голова. Мы говорим, едим и пьем, рожаем и воспитываем детей, среди нас есть трусы и храбрецы, умные и дураки. Мы такие же, как вы. Разве что давно не надеваем бомбы на шеи своим детям, – не удержался он от колкости в последний момент.

– Бомбы детям? – несколько секунд гулан непонимающе рассматривал его, потом внезапно уголки его рта поползли вниз и в стороны, а верхняя губа вздернулась, обнажая крупные, чуть желтоватые зубы. Он неторопливо обернулся влево, и сидящий за его плечом мужчина слегка отпрянул назад.

– Наваха, – скрежещущим голосом проговорил Повелитель Ветра, – я правильно понял иностранца, что ты опять нацепил на Миззу ошейник?

– Сан Тархан, я же не включил… – торопливо проговорил второй мужчина.

– Молчать! – резко оборвал его Тархан. Одним слитным движением он поднялся на ноги, разворачиваясь к своему спутнику, и страшно ударил его коленом в голову. В последний момент тот попытался уклониться, но не сумел – и с залитым кровью лицом опрокинулся на спину. Его нос, очевидно, оказался сломан, и от боли и шока он даже не мог застонать, только бессильно хватал ртом воздух. Тархан с силой пнул его в бок, еще и еще…

– Дядя! – девочка вскинулась, срывая капюшон. – Пожалуйста, не надо!

У гуланы оказалось симпатичное лицо, довольно светлое для женщины ее племени. Курчавящиеся длинные волосы свободной волной ниспадали на плечи, а светло-серые глаза поблескивали испугом. Тархан опустил занесенную для удара ногу и развернулся к ней.

– Мизза, почему ты не сказала мне? – зло спросил он, и на сей раз – Саматта проверил – его эмоции оказались совершенно искренними. – Я убью этого ублюдка кобылы и суслика! Я же ясно тебе объяснил, что не желаю ничего знать о бабских страхах, которыми заразились некоторые мужчины.

– Но я же могу оказаться опасной, дядя, – проговорила девушка, опуская голову. – Если я внезапно сойду с ума…

– Девианты не сходят с ума, момбацу сама Мизза, – сумрачно сказал ей Саматта. – По крайней мере, внезапно. У меня есть две приемные дочери-синомэ, давно повзрослевшие, и обе гораздо сильнее тебя, так что я знаю, о чем говорю. В ваших краях вообще слишком много идиотских выдумок о людях с особыми способностями. Ты нормальный человек, не сомневайся.