Хорс: о чем молчит школа

– От кого? – удивился Гизурин.

– От Петра Петровича.

Ничего не понимая, он недоверчиво смотрел на домработницу долго не отвечая. Наконец встав с кресла он прошелся по кабинету напряженно о чем-то размышляя, и лишь еле слышно даже для самого себя повторял:

– Петр Петрович, Петр Петрович, Петр Петрович… Зови, – после двухминутного размышления, почти выкрикнул он. – Че встала, зови, – уже бурно жестикулируя, гневно распорядился Анатолий Анатольевич. Домработница вздрогнув послушно кивнула и закрыла дверь кабинета снаружи. – Петр Петрович, Петр Петрович, по моему это тот самый…– усиленно что-то припоминая, продолжал шептать себе под нос Анатолий Анатольевич, расхаживая по кабинету пока в дверь не постучались. – Да, да войдите, – резко изменившись в лице, бодрым, приветливым голосом, почти пропел Гизурин.

Дверь открылась и на пороге появился не высокого роста пожилой человек с тросточкой в левой руке, весь вид его был настолько необычен для этого города, что на несколько секунд лицо Анатолия Анатольевича приобрело удивленно -вопросительное выражение. Особое внимание привлекал длинный, яркий клетчатый шарф, повязанный два раза вокруг шеи, он настолько выделялся среди прочих примет этого человека, что иные черты личности сами собой уходили на второй план. Он не торопясь зашел в кабинет и жестом руки поприветствовал хозяина.

– Здрасте, – пытаясь понять кто этот человек, недоверчиво поздоровался Анатолий Анатольевич и протянул руку.

Пожилой человек проигнорировав протянутую руку, отвернулся и как будто ни в чем не бывало не торопясь подошел к окну и отстраненно смотря в него низким голосом произнес:

– Я от Петра Петровича, по поводу сделки.

После отвергнутого рукопожатия в душе Гизурина все кипело, давно никто так демонстративно не унижал его, но что-то было во всем облике этого странного человека такое, что необъяснимо сдерживало Анатолия Анатольевича от поспешных действий в отношении собеседника. А после того, как он услышал слово – сделка, его решимость ответить на унижение, угасла как раскаленная лава, поглощенная океанскими водами.

– Слушаю, – уже более почтительно сказал Гизурин.

Пожилой человек развернулся к Анатолию Анатольевичу и потирая безымянный палец на правой руке произнес:

– Петр Петрович интересуется, на кой черт она вам? У вас же все есть. Дом, семья, денег вам и вашим детям хватит, да еще внукам останется, бросьте вы эту затею Анатолий Анатольевич, поберегите себя…

Фраза – « поберегите себя»,– была сказана столь двусмысленно, что Гизурин не на шутку взволновался.

– Зачем она вам? – настойчиво продолжал пожилой человек. – Все суета, сует, суетою подгоняемо.

После столь неожиданного начала разговора, Анатолий Анатольевич немного придя в себя, внимательно посмотрел в глаза собеседника.

– Как я могу вас называть?

– Петр Петрович.

Взгляд Гизурина остановился на табакерке стоящей на столе, желваки на лице нервно заиграли:

– Даже так… – не понимая что происходит, почти по слогам выговорил он. – Тески значит.

– Да какая вам разница, Петр Петрович, Степан Степаныч, Акакий Акакьевич? Называйте как хотите. Понимаете ли, как вы уже догадались я приехал к вам из далека, уладить последние вопросы, и у нас с Петром Петровичем, сам собой возник один вопрос к вам – зачем вам столько денег? Куда вы их денете?

– Разберусь, – смело, не ожидая того от себя, резко ответил Гизурин.

– Вот так вот все отвечают. А порой выходит что не могут разобраться, тут и приходится нам с Петром Петровичем встревать, а ведь спрашивали же.

– Ну вы то тоже небось, не на зарплату живете? – все более дерзко продолжал Гизурин.

Пожилой человек медленно пошел к направлению выхода:

– Всего хорошего, я передам Петру Петровичу что вы отказались от сделки и правильно сделали…

Анатолий Анатольевич в ту же секунду оказался возле двери кабинета:

– Я не отказывался, – глубоко дыша твердил он, преграждая дорогу собеседнику.

Пожилой человек остановился, безразлично смотря куда то по сторонам:

– А у вас есть вкус, – его взгляд блуждал по кабинету пока не остановился на книжной полке. – Оо, « Капитал», вы читали? – пожилой человек подошел к полке и аккуратно вынул книгу.

– Выборочно, – соврал Анатолий Анатольевич.

–Этот сын израильского народа написал почти все, однако главное упустил, – с наслаждением листая подарочный экземпляр книги, сказал пожилой человек. – Как вы думаете, что он упустил?

Анатолий Анатольевич растерянно, как школьник перед учителем на экзамене смотрел по сторонам в поисках ответа.

– Основной инстинкт. В конце концов ради него все старания, – громко захлопнув книгу сказал пожилой человек. – Вы со мной не согласны? – внимательно посмотрев на Анатолия Анатольевича спросил собеседник. – Как вы считаете, основной инстинкт является главной потайной действующей силой капитала, или все же есть нечто иное?

– Не знаю, – растерянно мотал головой Гизурин. – Самосохранение, инстинкт самосохранения, – вдруг неожиданно для самого себя выдал он.

– А ради чего самосохранение? Ради продолжения рода,– ответил на свой же вопрос пожилой человек. – Все по полочкам разложил, а главное не разобрал, – ставя книгу на место заключил он. – Интересно, а найдется такой человек, который сумеет написать подобное для нашего времени, с его новыми реалиями? Или все осталось по старому?

– По старому, – как попугай повторил Гизурин, боясь новых вопросов.

– Новая жизнь по старому, вот в этом то и вся загвоздка. Молодое вино в старые мехи не наливают,– пожилой человек вопросительно посмотрел на Анатолия Анатольевича.

Однако тот ничего не ответив, задал встречный вопрос.

– Так что там на счет сделки? Я хотел бы узнать подробности вашего визита ко мне.

Пожилой человек медленно зашагал вдоль кабинета переставляя трость в такт шага:

– Подробности как вы только что выразились –«по старому»,– однако я здесь по иному поводу. Мы с Петром Петровичем очень волнуемся за вас, такая сделка требует от человека участвующего в ней максимального напряжения его сил, а здоровье как говорится – не купишь. Мы со своей стороны, ответственно гарантируем вам, полное выполнение наших обязанностей, а вы?

– Что я?

– Вы можете быть уверены в своих физических и моральных силах? Ведь если что, пострадаете не только вы.

Никто до селе не задавал Анатолию Анатольевичу подобных вопросов. Если честно он не знал как реагировать на подобное. – «Угроза?» – размышлял он. – «Вряд ли, если захотели бы, поступили иначе».

– Вы можете быть полностью уверены во мне, – наконец ответил Гизурин.

Пожилой человек неожиданно подошел почти вплотную к Гизурину и вполголоса, очень низким тоном сказал:

– Хмм, вот так вот живет себе человек, ничего не подозревает, ничего не беспокоит, громадные планы на жизнь строит. Плановый медицинский осмотр. Заходит этот человек к врачу в отличном настроении, а тот. – «Ваша фамилия?», – называет этот человек свою фамилию. Врач порылся в бумажках, поднес к окну снимок, и так безучастно. – «Вам надо лечиться».– «Зачем?»,– спрашивает человек, -«ставьте печать, мне идти нужно». – Врач поднимает взгляд и сообщает диагноз, -«но есть надежда, если будете выполнять все рекомендации», – и пишет, пишет, пишет, что-то. А у человека громадные планы, солнце за окном светит, жить хочется. – «Это какая-то ошибка» – говорит человек.– «Не думаю» – решительно отрезает врач и продолжает писать. Это для него обыденная обыденность, у него таких несколько на дню может быть, в этот момент врач что-то потустороннее для этого человека, не имеющего ничего общего со всеми остальными живыми людьми, почти мистическая сущность, да так что одной рукой хочется ударить его, а другой пылинки с него стряхивать. Наконец дописав, врач протягивает несколько бумажек. –« Вот это нужно сдать».– И этот человек никак не поймет, как можно сообщать подобное с таким вот рабочим выражением лица, ведь это же конец света, земля должна сию же минуту остановится, солнце погаснуть, вся вода в океанах испариться, однако ж нет, все идет своим чередом. Наконец жажда жизни, берет свое, человек робко задает стандартные для таких случаев вопросы. Ну и наконец, очень частый апогей подобного разговора, врач смотрит на человека и разводя руками произносит, – «я не Господь Бог, я ничего не могу гарантировать».

Анатолий Анатольевич громко проглотил слюну не в силах вымолвить ни слова.

–«Ни-че-го не мо-гу га-ра-нти-ро-вать», – по слогам произнес пожилой человек, смотря прямо в глаза собеседнику.

Гизурин сделал шаг назад и сел в кресло для гостей, стоящее возле стола: