Закалённый сталью

– Ладно тебе, не торопись, – улыбаясь произнес Иван.

Семен посмотрел по сторонам – выстрелы стихали и раздавались все реже.

– Отошли?

– Ну, конечно, они под такой шквал попали, что там любой бы отошел. Без брони им делать нечего. Или минами будут закидывать, пока не перепашут здесь все, или танки будут подтягивать.

Семен устало откинулся на спинку окопа.

– Ты забивай, забивай, отдохнуть успеешь, – улыбаясь произнес пулеметчик.

Присел рядом, достал из кармана портсигар, из него папиросу и, дрожащими пальцами, прикурил.

– Будешь?

– Нет, спасибо, не курю

– Да я тоже не курю. Тряску с рук сбить – буркнул Иван и закашлялся.

Спустя несколько минут пулеметчик ушел к командиру. Гаврилов же продолжал снаряжать ленты. Его распирало любопытство – хотелось выглянуть из окопа, посмотреть, много ли немцев осталось лежать на подступах, но для себя решил – сначала дело, только потом потешит любопытство.

Убитых и раненых немцев лежало внизу достаточно много. Все вдалеке, видно, атака захлебнулась на корню – вышли из леса после минометного обстрела и попали под шквальный огонь. Прав был Иван, без поддержки бронетехники подойти им сложно будет. Вся низина была как на ладони. Нам же и лучше.

Вернулся пулеметчик. Рассказал, что семеро ранены. Пятеро легко, двое тяжелых. Командир приказал им уходить в расположение полка. Кузнецов предполагает, что это была разведка боем и сейчас немцы подтянут основные силы. Высота нужна им как воздух. В их интересах сбить нас отсюда как можно быстрей.

Ваня поделился немецкими галетами. Ночью затрофеили. Абсолютно безвкусные. Гаврилов съел пару штук, больше не стал. Кусок в горло не лез. Снизу иногда раздавались стоны и крики на немецком. Раненые фрицы пытались позвать на помощь. В их сторону никто не стрелял. Не то, чтобы соблюдали какие-то конвенции, просто никому до них не было никакого дела. Умрут – значит туда им и дорога. Отвлекаться же на них было никому не охота. Можно было б попытаться спуститься, собрать гранаты и оружие, их ротный, Арефьев, вероятно, так бы и приказал сделать, но Кузнецов твердо запретил всем покидать позиции.

– Ну что, Сем, подкрепились, теперь и повоевать можно?

– Да разве ж я воевал? Ленту набивал, даже не видел, что там происходит.

– Погеройствовать еще успеешь. За каждым героем стоит несколько человек, которые выполняют незаметную, на первый взгляд, работу. Но без этой работы и героев не будет.

– Одни играют на пианино, а другие его носят. Так, что ли?

– Кхм… хорошо сказал, надо запомнить. По сути, так, – улыбнулся пулеметчик, – твое время играть тоже придет. Не торопись.

– Да это не я сказал. Слышал где-то. Вспомнилось. Да и не тороплюсь. Я за эти сутки, что с вашей ротой нахожусь, будто за школьной партой себя чувствую. И на войне, вроде, не первый день, но смотрю на вас и диву даюсь. Вроде, в одном полку служим… А будто в разных, все по-другому. И если вчера меня злило обращение «Малой», то сейчас понимаю, что оно очень точное, применительно ко мне.

– Ладно тебе, Сёма, не обижайся на ребят… Отдохнул и будет. Тренируйся дальше ленту набивать. Без тебя никто пианино не занесет, – засмеялся Иван, – придут фрицы, а нам и сыграть то им не на чем, потому как Гаврилов не донес вовремя инстрУмент.

Ближе к полудню показалось, что земля начала подрагивать, будто небольшое землетрясение пробежало по округе. Чуть позже из лесочка стало доноситься тарахтение танковых двигателей, и почва под ногами начала вибрировать куда ощутимей.

– Вот и дождались, – буркнул пулеметчик.

Немцы начали снова с минометного обстрела высотки. Гаврилов с Иваном вжались в дно окопа, обхватив голову руками. Накрывали плотно. Несколько раз казалось, что мины свистят прямо на них, но грохало совсем рядом. Пулеметчик несколько раз выглядывал из окопа и снова падал обратно. Значит, не двинулись пока.

Со стороны леса взревело несколько двигателей, даже сквозь шум разрывов, было отчетливо слышно, что танки выдвинулись. Ваня подполз к пулемету и прицелился. Замер. Минометный обстрел все не прекращался. Гаврилов уже не пытался встать и выглянуть из окопа. Он достал следующую ленту и приготовился передать ее Ивану, как только потребуется. Пулеметчик ждал. Лязганье гусениц, между грохотом разрывов, доносилось все четче. По звуку казалось, что танки уже в сотне метров перед позициями. Семе жутко хотелось привстать и выглянуть, чтоб своими глазами увидеть происходящее, хотя бы понять, сколько танков на них движется, но четкое осознание того, что каждый должен делать свою работу, удерживало его на месте.

Застрочил пулемет. Справа еще один. Стали слышны автоматные очереди и одиночные ружейные выстрелы. Минометный огонь же затихал. Боялись немцы своих зацепить. Ваня стрелял короткими очередями. Постоянно переводя ствол то влево, то вправо. Минуты не прошло, как первая лента с лязгом ударила под ноги. Он вырвал из рук Гаврилова следующую и перебежал влево. Сёма уже стал набивать пустую. За спиной ухнуло. Со стен окопа и сверху посыпалась земля. Видно, один из танкистов решил первый снаряд послать как раз по пулеметчику, который одним из первых себя обнаружил. Гаврилову показалось, что шум боя, эта какафония тяжелых и свистящих звуков, наполненная гулом от разрывающихся снарядов, резко стихла. Да, еще слышны были отдельные разрывы, но значительно тише. По ноге что-то ударило. Сёма приподнял голову и увидел, что это очередная пустая лента, которую Иван бросил рядом, конец которой ударил по сапогу Гаврилова.

Тем временем, пулеметчик с новой лентой устремился значительно правее. Сёма с удивлением обнаружил, что уже набивает вторую ленту, а первая заряженная лежала рядом. За несколько часов тренировок, несмотря на все трудности, он научился набивать ленту не глядя, пальцы автоматически, уже привычно, делали свою работу, при этом глаза смотрели в другую сторону – туда, где строчил пулеметчик. И дальше, ему за спину, где взлетали вверх комья земли, иногда сопровождающиеся ели различимым звуком разрыва.

Вторая лента тоже набита и уже снаряжается следующая. Слух так и не возвращается. К ним в окоп сползли два бойца. Один в красноармейской форме, другой в немецкой, попытались ему что-то сказать. Он жестами показал, что не слышит их и не понимает. И продолжил набивать ленту, глядя на них. Солдат в немецкой форме перекрестился, сказал что-то второму и выпрыгнул из окопа в направлении немцев, следом за ним последовал и его напарник. Гаврилов вскочил, чтоб узнать, зачем они поползли в ту сторону и увидеть, что происходит, но тяжелая рука пулеметчика придавила его ко дну окопа. Сёма видел, что тот ему что-то говорит, но не различал звуков. Только слабо слышимые взрывы, будто где-то в отдалении… и звон, заполняющий собой все остальное звуковое пространство.