Аудиокнига Лавр

Извиняйте, хлопцы, но не понравилось. То есть как, не то чтобы совсем не понравилось, но не моё. Тут прекрасный русский язык, и никто не воспротивится. Но, вот положа руку на сердце, страдания Арсения мне были чужды. Если честно, смысл написания книги мне не понятен. И вот просто, хотелось бы понять: пластиковые бутылки в средневековом лесу это была метафора или как? Или вопрос сироты в лесной хижине: "это был комплимент"?
Видимо, просто совсем не моё. Не передал мне автор сочувствия к Арсению и к его страданиям. Прям вот честно, да ладно...

☞ Тот момент, когда книга вначале выворачивает душу наизнанку, а потом помогает найти умиротворение и спокойствие. А вместе с этим и ответы на многие задаваемые самому себе вопросы.
Для меня это история Иисуса, только немного видоизмененная.
☟ Я читал у автора Евгений Водолазкин - Авиатор и если сравнивать, то "Лавр" совершенно другой уровень.
Мой читательский вкус находится на стадии формирования и не могу не заметить тенденцию, что такие книги как Умберто Эко - Имя розы Генрик Сенкевич - Камо грядеши и "Лавр" мне нравятся и даже очень.
☜ Здесь я наблюдал за историей человека от самого его рождения до смерти. Нужно признать, что путь этот был непростым, но главное осознанным и светлым.
Если вы в поиске себя и книги, которая может вам в этом помочь, то почему бы не обратить на это произведение своё внимание.
Помимо всего в ней:
• Прекрасный язык.
• Сильная история
• Запоминающиеся персонажи и многое другое, что мне так нравится в книгах!
Такую литературу нужно читать, делиться о ней своим мнением и советовать.
У меня всё. Спасибо за внимание и уделенное время! Всем любви ♥ и добра!

Я плакал в троллейбусе.
Я плакал, когда пылесосил.
Когда жарил свинину в винном соусе и гулял на Чистопрудном бульваре.
Плакал в подушку.
Кажется, «я выплакал слишком много слез» для своего возраста и пола. Раньше мне было неловко плакать, но потом мне как-то открылось, что пушкинская строчка «над вымыслом слезами обольюсь» касается литературы, и стало легко. Слезы, пролитые над книжкой, не сентиментальность, а намек на то, что есть душа, решил я. И хоть не все ученые согласны с этой гипотезой, я перестал стыдиться. Просто разложил в задние карманы всех своих штанов по носовому платку.В троллейбусе и на Чистопрудном бульваре я плакал, слушая роман Евгения Водолазкина «Лавр». И тут совершенно невозможно остаться с сухими глазами, потому что роман о милосердии. О сострадании и любви к человеку. По сути, «Лавр» – агиографическая литература. Житие. А еще точнее, это история жизни русского средневекового врача, целителя, четыре основные этапа которой рассказаны в виде разных по жанру житий.
Перед нами: святой,
юродивый,
странник,
пустынник.
«Отцы пустынники и жены непорочны!»Действие происходит в районе 7000 года от сотворения мира, конец XV века от рождества Христова. Все ждут конца света, который так и не наступает. Но автор хочет нам сказать, что события романа разворачиваются вне времени, ведь только тела заперты в конкретной эпохе, а любовь, Бог и наша бессмертная душа существуют в вечности. Герои «Лавра» имеют возможность видеть прошлое и будущее, слышать друг друга на расстоянии. И эта идея вневременности, метафора голоса на расстоянии, мне кажется самой интересной. И вот в каком ключе.
Ведь перед нами не производственный роман о средневековых врачах. Это роман о русской святости. Источником вдохновения автору послужили совершенно конкретные русские жития. И заслуга Водолазкина, доктора наук, специалиста по древнерусской литературе, в том, что он напоминает нам, какая она, эта необычная русская святость.
Как свидетель чудес,
приносит нам забытые рассказы
и диковинные древности.В самом деле, знаем ли мы древнерусскую литературу? Боюсь, далеко не все могут вспомнить «Му-му» Тургенева. А литература Древней Руси – воспринимается чем-то соседствующем с наскальной живописью. Но дело в том, что, несмотря на разрывы и революции, в русском историческом сознании наблюдается преемственность, и принципиальные черты политического идеала, яркие исторические переживания далекой древности и большие идеи, возникшие столетия назад, – никуда не делись. Они продолжают жить в нас. И подобная информация, запечатленная в национальном сознании, имеет особенность воспроизводиться на каждом новом историческом этапе.
Эту идею высказывал философ Г.П. Федотов. Он говорил, что такую преемственность невозможно выразить единой идеологической формулой. Пока народ жив, всякие определения остаются неполными и неточными. Но ни одна из существующих черт народа не исчезает. Некоторые из них могут терять в истории доминирующее значение, но это не значит, что они не оказывают влияния на будущее. То есть, читая древнерусскую литературу, всматриваясь в поведение житийных героев, изучая характер русской святости, мы можем лучше понять себя. Услышать этот голос на расстоянии. И, может быть, я извел столько носовых платков потому, что чувствовал родство. Чувствовал себя не просто изолированным индивидом, идущем по весенней Москве 2014 года с наушниками в ушах, а частью большого рода, воплощенным этапом исторического движения моего народа. Сотню лет назад здесь шел Борис (и также зацветала сирень), через сотню лет пройдет Борис. А я – тот Борис, который идет здесь сейчас. Сознание рода дает точку опоры в жизни. Я вспоминал Флоренского, который говорил, что род стремится к выражению своей идеи в истории, а перед отдельным человеком стоит задача сохранения культурных и общественных ценностей. Тот далекий Борис нес ответственность передо мной за «достояние рода», а мне нужно нести ответственность перед Борисом из будущего. А я даже «Войну и мир» не дочитал.Роман Водолазкина не лишен недостатков: излишних физиологических подробностей, непрописанных персонажей. В нем фальшивая концовка. Но все это можно простить за тот диалог с предками, который Водолазкин нам организовал. За возможность почувствовать связь со своим народом и историей. За ощущение опоры в этой холодной Москве. И в этой жаркой Москве.

Я не знаю с какой стороны подойти к описанию этой книги.В ней так много всего: история средневекового врачевателя, отдавшего свою жизнь возлюбленной (заметьте, он не посвятил жизнь, а именно отдал); разные времена и разные зарисовки из жизни людей; юродивые, гении и святые; духовность, вера в Бога и разговоры о смерти.Сюжет кажется простым и закрученным одновременно. Четыре части, где каждая имеет своё настроение и тональность, рассказывают не только о пути Лавра — как травника, юродивого или монаха, но и о двух его неразлучных спутниках — времени и духовной жизни. Первое — нечто парадоксальное и осязаемое, второе — бесценное и столь хрупкое.Да, читать эту книгу нелегко. Самобытный русский язык сложен и заставляет продираться сквозь дебри написанного. Плюс, читать нужно не торопясь, вдумчиво, хотя иначе все равно не получится.Но сама структура романа, слог автора, его философия о двух важных составляющих пути, также как и его откровения о силе жизни и поиске себя — всё это заслуживает отдельного внимания.Лавр — это не просто история отдельно взятого человека. Здесь всё намного глубже, интимнее. Это история про всех нас, наши убеждения и духовность. Это разговор о том, что каждый в конце концов остаётся наедине со смертью. Всегда.

Пожалуй, «Лавр» - самая достойная книга из всего, что написано российскими авторами и издано в последнее время. За современную русскую литературу каждый раз страшно приниматься, от неё не ждёшь ничего хорошего, а за вычетом Улицкой и Рубиной нет практически ничего, что можно было бы читать без филологической и психологической поддержки. Кто пишет хорошим русским языком, не уступая Довлатову или Набокову? Кто пишет интересные истории, которые можно пересказать? Кто достаточно умён, чтобы не умничать? Кто пишет о героях, которых можно ставить в пример? Вокруг одни только спивающиеся географы да мнимые крестьяне с бездельниками-тинейджерами. И вот в момент, когда от современной русской литературы уже и не ждёшь ничего хорошего, появляется «Лавр» Евгения Водолазкина. Эту книгу не стыдно посоветовать старшим, настолько она хороша. Пока Водолазкин рассказывает эту историю одного человека от рождения до самой смерти, читатель видит то деревенского знахаря, то семьянина, то монаха-отшельника, то Афанасия Никитина, ходившего за три моря, а в конце Лавр так и вовсе походит на земного отца Иисуса Христа. С каждым новым поворотом судьбы главный герой обретает новое имя, его характер развивается – вот он ещё мальчишка, собирающий травы, а вот принял обет молчания. В какой-то момент средневековая Русь даже обернётся «Именем розы» Умберто Эко, проскользнёт тень монашка Адсона. Иногда автор шутит, это прекрасно. Многие говорят, что вся книга напоминает житие святого, что не совсем верно. Жития святых обычно исключительно лаконичны: принял постриг, совершал богоугодное, преставился. Здесь же – путь человека, с ошибками и невзгодами. История врача. Читая «Лавра», можно случайно узнать всё про загадочную русскую душу и закрыть книгу с лёгким сердцем и светлой головой.

«В принципе, ответил старец, мне нечего тебе сказать. Разве что: живи, друже, поближе к кладбищу, ты такой дылда, что нести тебя будет тяжело».