Мы

Никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…©
Не знаю почему, но это произведение в школе мы не проходили. Зуб даю. Оруэлла помню. Платонова с его "Котлованом" - тоже. А вот всех остальных антиутопистов МОНУ, видимо, сочло недостойными влиять на недозрелые детские мозги. Имхо, как-то несправедливо получилось... Так что это восполнение пробелам пришлось очень кстати)Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа ©Вообще, антиутопия - один из моих любимых жанров, но в последнее время все чаще кажется, что самым страшным для фантастов-антиутопистов всех времен и народов было лишение человека индивидуальности - тут вам и Оруэлл, и Хаксли, и, конечно, первооткрыватель так-с сказать этой впоследствии широко проторенной дороги Евгений Замятин. Ни хулить, ни превозносить мэтра я не собираюсь. В том, что идея бунта против "Благодетеля, связавшего нас по рукам и ногам тенетами счастья" (с) и общества, сознательно выбравшего покорность в противовес индивидуальности, набила оскомину, виновата только я: читать с небольшим интервалом несколько однотипных произведений - это все таки зло:( Именно поэтому "Мы" запомнилось мне большего всего отнюдь не тем, чем должно запомниться произведение-основоположник целого жанра, а мелочами, которые в большей степени касаются как раз не глобального замысла, а "техники исполнения".Поэтому о сюжете, во избежание увеличения количества спойлеров в рецензиях, я, пожалуй, промолчу. Ограничусь только тем, что идея близка и к "1984", и к "Дивному новому миру", но все чуть-чуть иначе... А теперь - о приятных мелочах.Очень понравились люди-буквы, похожие на свои имена. Почему-то сразу представляла их себе именно такими: D - невысокий дядечка с пузиком, О - пышка на коротеньких круглых ножках, S - извивающийся как змея, а I - худая как жерди... :) Видно, на меня плохо влияет ежевечернее чтение азбуки с малой:))))Но окончательно и абсолютно бесповоротно меня покорил философский взгляд на мир сквозь призму цифр. В школе я терпеть не могла математику. Цифры-интегралы-тангенсы-котангенсы как были для меня дремучим лесом, так и остались. До сих пор самые банальные подсчеты в рамках школьной программы 3-го класса я перепроверяю на калькуляторе (береженого Бог бережет), а сдачу хватаю не пересчитывая, а оценив на глаз стопку купюр. И поэтому я никогда даже в страшном сне не могла представить, что меня смогут тронуть стихи про любовь цифр... А тронули ведь...
Вечно влюбленные дважды два,
Вечно слитые в страстном четыре,
Самые жаркие любовники в мире –
Неотрывающиеся дважды два…
Книжный вызов 2011

Из других антиутопий "Мы" Замятина больше всего схожа с "1984" Оруэлла, но это сходство всё равно далёкое. В "1984" Большой Брат стремился контролировать и подавлять, а в "Мы" общество хочет не столько дрессировки собственных составляющих, сколько их полного омашиновления, синхронизации, резонанса. Забывая при этом, что чрезмерный резонанс оказывает разрушительное воздействие даже на такой крепкий материал, как камень. Поэтому у Оруэлла народу запрещают думать, в то время как у Замятина всем запрещают чувствовать. Вот и болеют у Замятина страшной болезнью - внезапным появлением души. Да не только души, но и чувств. Впрочем, сам Замятин всё это эфемерное ловко упрятывает в одно общее понятие "фантазия". Появилась у человека из тоталитарного общества фантазия, так пиши пропало. Чего доброго начнёт говорить "я" вместо "мы" и недолюбливать стеклянные стены собственного жилища. Не хочу уходить в сравнение с "1984", так что последнее замечание по этому поводу. У Оруэлла за каждым следил Большой Брат. А у Замятина - хуже, следят братья маленькие, соседи по квартире, по работе, по дороге, по вдыхаемому воздуху. Один мой знакомый, отсидевший в тюрьме, утверждал, что самое тяжёлое в ней - постоянно быть на виду у всех, никакой возможности уединения. На фоне этого размытия границ собственного пусть маленькой, но всё-таки личной комфортной жизни, остальные сопутствующие тюремные невзгоды смотрятся чем-то случайным.Когда личного пространства и комфорта не остаётся по определению, то приходится искать удовлетворение на другом уровне, кутаться в мягкое, гладкое, спокойное О, размеренные графики и мысли, которые придумали за тебя в специальном бюро. Удобно, когда за тебя всё решили, даже не то, что ты должен думать (думать-то и не требуется, достаточно выполнять свою работу и в нужный момент громко вопить зазубренные до условного рефлекса лозунги), а то, что ты должен чувствовать. Увидел "Интеграл", зажглась лампочка, должна выделиться слю... Эээ, простите, умиление. Должно выделиться умиление, гордость за свою работу и немножечко кипятка патриотического пафоса, чтобы коленки не ошпарить, но тёплой волной окатить.Беда приходит тогда, когда в это уродливое образование под кодовым названием "душа" закрадывается неуставное чувство, непрописанное в правилах. Правила говорят, что любовь не существует, все должны быть общими, вот тебе розовый билетик на кого хочешь, только записывайся и получай шторки. Странно даже, что шторки выдают, чего стесняться-то, лучше бы все видели, как настоящие интеграловцы это делают, а потом выставляли оценки по пятибалльной шкале, достаточно ли было нужных порывов, хорошо ли выложился боец розового билета, отработал ли полностью всё, что нужно. Из-за таких недоработок, а также всякой либеральщины вроде нескольких часов свободного времени и получаются бунтовщики. Сначала у них душа появляется, как раковая опухоль, потом любовь, затем последняя за собой ещё целую кучу эмоций и чувств притащит: ревность, печаль, агрессию, а там и до сомнений недалеко. Непродумано-с!Было: чистое-чистое, без оттенков, голубое, прозрачное, ветер в голове.
Стало: мутное, в вихрях сомнений, миллиард нюансов чувств, острое, противоречивое, заставляющее скрипеть заржавленными шестерёнками в голове.Дважды два, кстати, у Замятина всегда четыре. Мир-труд-май-партия не может сказать, что дважды два будет пять, уж слишком это будоражит фантазию. Только прозрачное, блестящее, чистенькое четыре.Главный герой делает неожиданный выбор к концу книги, но это вполне закономерно. Я больше верю в такой финал, чем если бы человек, ни разу в жизни не имевший дела с чувствами, вдруг научился бы их укрощать в таких масштабах. И это всё при том, что у него, в общем-то, в этом новом для него мире был проводник, да не один. А вот как же, например, О? Чувства у неё оформились вовсе безо всяких там посторонних лиц, сама всё сделала, но почему же на неё забивают все, включая автора?Кстати, сейчас я перечитывала Замятина уже раз в третий, но впервые обратила внимание на то, что у мужчин в "именах" согласные буквы, а у женщин - только гласные. Значит ли это, что женщин меньше? Может быть, их и правда меньше, ведь государство стремится расправляться с существами, обладающими фантазией и чувствами, а у дам этот триггер более ярко выражен.

Начну сразу с главного – хваленая замятинская антиутопия мне решительно не понравилась.До сих пор я читал его «Островитян», «Уездное», «Бич Божий» и, хотя и не был в восторге, но и разочарованности не было, добротные такие вещи, вполне читабельные и хорошо сделанные. А тут с первых же страниц нарастающее раздражение. Неприятно поразил язык произведения – рваный, сумбурный, местами бредовый. Понимаю, автор пытался через язык показать сложные терзания пробуждающейся души главного героя, возможно, ему это даже удалось, но к сожалению, за мой счет как читателя. Продираться через эту болезненную кривизну было очень тяжело, я бы и бросил к чертям эту книжку, если бы не её наработанная харизма, как же, столько читателей ею восторгаются.Да и провидцем Замятин оказался неважным. Все заламывания рук критиков, дескать, он предсказал тоталитарную сущность сталинского режима, яйца выеденного не стоят. Сталинский режим будет через 10 лет после написания романа, и он будет совершенно не таким, как у Замятина, он будет в чем-то жестче, но в гораздо большей степени человечнее. Но Замятин-то замахивается на «через 1000 лет», однако его тысяча лет так и остается в индустриальной эпохе. Пошедший по его стопам Оруэлл был намного эффективнее, он не забирался так далеко, ограничившись пятьюдесятью годами, но зато сумел предсказать информационную сущность общества будущего, а Замятин этого не усмотрел.Ну, да ладно, будем считать не это главное в его книге, а поднятая проблема обезличивания. Вот здесь, возможно, он более состоятелен, но, как показывает практика постиндустриального общества, для тотального контроля этого общества не требуются вожди и благодетели, достаточно высококвалифицированных манипуляторов общественным мнением, которые успешно действуют в направлении обезличивания общества под знаменами демократии и толерантности. Почитайте «Психологию влияния» Чалдини или «Манипуляцию сознанием» нашего Кара-Мурзы, так что тоталитаризм будущего – это скрытый тоталитаризм, это не тогда, когда что-то запрещает или навязывает Большой Брат или Благодетель, это когда члены общества сами идут как крысы на звуки дудочки и даже не сомневаются в отсутствии у себя свободы выбора. Так что философские рассуждения Д-503 о несовершенстве свободы и гармонии несвободы – есть всего лишь недостаток психологических знаний автора произведения, все должно быть наоборот, манипуляторы должны постараться подменить смысл терминов, чтобы Д-503 принимая несвободу, называл её именно свободой, вот тогда будет ближе к тому, что мы наблюдаем уже сейчас, не говоря о 1000 лет.Корявой выглядит и идея внедрения суррогатной личной жизни и государственного контроля над ней. Любому студенту, поверхностно знакомому с психологией межличностных отношений, понятно, что это тот клапан, который ни в коем случае нельзя перекрывать, иначе рванет - никакой Благодетель не справится. Так что вся эта муть про розовые билетики только нагоняет тоску и скуку при чтении.Я вот недавно прочитал «Вино из одуванчиков» Брэдбери, где есть рассказ «Машина счастья», в котором наивный изобретатель попытался построить машину, дающую физическое удовольствие и положительные эмоции, нечто подобное строят и граждане Единого Государства, пытающиеся создать некую эйфорию, заменяющую религиозные переживания. Но зачем это нужно, если есть более проверенный путь к счастью – операция, после которой вся последующая жизнь – сплошная эйфория.Удивительно выглядят «местные революционеры», заросшие шерстью дети природы. Здесь Замятин выступает истинным последователем Жана-Жака Руссо с его призывом «Назад к природе!», так что роман должен быть близок группам натуралов, выступающих за все естественное.А вот путь к возрождению души, то есть выхода из-под контроля государства, происходит с помощью приобщения к слабым наркотикам – никотину и алкоголю. Временная победа повстанцев выражается в массовом психозе торжества беспорядочных половых сношений. Интересно, из какого пальца высосал автор сущность конфликтов общества будущего.Ну, и без косяков не обошлось. Заявляется, что у граждан Единого государства нет имен – только нумера. Однако, во время беседы с Благодетелем, тот заявляет, что имена (именно имена, а не нумера) строителей «Интеграла» войдут в историю. Но, ведь, кроме нестыковки с именами-нумерами, этим заявлением разрушается и основополагающий принцип «Мы». О каком вхождению в историю может идти речь там, где нет «Я», а есть только «МЫ».