Сила и ярость Юга

21. Солнце течёт сквозь тебя

Ясмин подошла к сидящему в углу музыканту с банджо. Расступились вокруг гости, а после толпа замкнулась за ней снова полукругом чуть поодаль. Ясмин опустилась рядом с весёлым от всеобщего оживления Ивансом и скупо попросила:

– Сыграешь мою песню? Помнишь?..

– Конечно, госпожа. Только настроение у гостей не для неё, мне кажется…

– Тебе кажется, – ласково ответила Ясмин, не смягчая угрожающего выражения лица. – Я буду её петь – муж желает услышать мой голос.

– О, ему точно понравится, – понимающе кивнул Иванс и подмигнул: – Всё, что угодно для вас, госпожа. Ради вашего голоса и я бы пошёл на всё.

Ясмин коротко стукнула кончиками пальцев по деревянной ручке банджо и поднялась.

Мелодия начиналась медленно: так же, как и ночь вступала в свои права, прокрадываясь тенью от леса, за которым скрывалось солнце.

Банджо зазвучало чисто и звонко, его пронзительные острые ноты словно звенящий нож резали молчание замерших в ожидании гостей.

Вальдер остался стоять у стены, у которой они разговаривали, и в задумчивом ожидании скользил по Ясмин взглядом. Но она не стала отвечать ему, а отвернулась к окну: так было проще.

За чуть запылённым окном виднелась кромка леса, неподвижными статуями рисовались силуэты кипарисов, а по тёмному небу разливался тусклый ещё свет звёзд.

Ей нужно было только вспомнить мелодию старой песни и взять первые ноты. Ясмин пела низким и иногда чуть хриплым голосом, раньше считая его грубоватым, ведь все знатные дамы должны были петь утончённые романсы высоко и тонко, как в столице. На это, опять же, была своя мода.

Но Ясмин пела только то, что ей было близко к сердцу.

И даже отец в такие минуты одобрительно склонял голову: он видел, как чутко реагировали все окружающие, особенно мужчины, когда она начинала петь. И будто только это примиряло его с дочерью, только тогда он, оглядываясь вокруг, молчаливо признавал: да, она моя наследница, да, я ею горжусь.

Переживи эту боль. Оставайся искренним. Не позволяй отравить себя целиком. Капает солнце, в мир проливаясь бликами. Грани реальности зыбче горячечных снов.

Ясмин прикрыла глаза, слушая собственный голос. Чуть дрожащий в начале песни, тихой и медленной, он постепенно крепчал и набирал силу. Исчезло всё остальное, осталась лишь рвущаяся из груди песня.

Самые рваные раны наносятся близкими В праведном гневе, в битвах с самим собой. Мы остаёмся брошенные и безликие. Гулкое эхо в ответ – Эй! Кто-нибудь живой?

Ясмин сжала руки, с силой прижала локти к животу и ощутила, как резонирует с миром её голос, разливается звонкой, пронзительной до боли песней по залу, задевает всех слушателей.

Нет ничего. Осыпается память под пальцами. Ты остаёшься израненный и пустой. Солнце течёт сквозь тебя, в этот мир проливается. Цельный, опять настоящий и очень живой![1]

Эту песню она никогда не исполняла прежде на публику. Она сочинила ее сама, много лет назад. Думала, что забыла, но нет. И сейчас страстно захотелось спеть – плевать, что о ней подумают, она поёт не про них, а про него. Ясмин вложила в последние строки всю душу, выплеснула без остатка, и будто потоком энергии её унесло в бесконечное ночное небо.

Прозвенели последние звуки банджо, мягко перебрал струны Иванс, тихонько стукнул по корпусу, и наступила тишина. Мгновение Ясмин так и стояла лицом к окну, не открывая глаз, а под ресницами вдруг ощутились слезы. В гостиной растерянно захлопали, сначала тихо, потом поддержали все собравшиеся. Ясмин поморгала, прогоняя влагу с глаз, и резко обернулась.

И успела поймать странное выражение глаз Вальдера. Он смотрел на неё так, будто во всём доме больше никого не осталось. Внимательно, с толикой задумчивости, удивления и… боли?

– Это было… здорово, Ясмин, – первым решился похвалить один из старых знакомых.

– Чудесно, – смахнула слезу даже тётушка Иллейв и тут же мельком оглянулась на Вальдера, оценил ли этот чужак их юное дарование. Или счёл странной выходкой?

Похвалу поддержали большинство вокруг, просили спеть ещё, но Ясмин отказалась, и вскоре её место заняла кирия ди Коста, полноватая жизнерадостная супруга местного кофейного барона.

Позже многим хотелось в этот вечер произвести впечатление на Вальдера, раз уж он был назначен из столицы. Кажется, все уже свыклись с той мыслью, что он новый хозяин Джосси, супруг Ясмин и одарённый особой магией колдун. Ведь она сама – Ясмин – признала его право. Он получил всё, что хотел. Закон, признание местной знати… её саму.

Музыка стала быстрее, кто-то попросил начать танцы, и дамы с улыбками брали за руки своих мужчин. Вальдер оглядывал всех с интересом и, снова встретившись взглядом с Ясмин, вопросительно приподнял бровь.

Не он один ждал от неё этого шага. Женщины – по древнему обычаю – всегда начинали этот первый танец, выбирая себе любого приглянувшегося. И мужчина не имел права отказать.

Ясмин быстро оглянулась, раздумывая, не пригласить ли назло Вальдеру хотя бы… да хоть старика Кардьяна, с улыбкой стоящего у стены.

Но то ли что-то подействовало извне, то ли магическое влияние мужа, то ли… это всеобщее восхищение чужаком и ожидание заставили её пройти через всю комнату, мимо низко опустившей голову Ирты и стоящих рядом юношей и остановиться перед Вальдером.

– Я вижу, это ещё одна необычная традиция ваших земель, – сказал он ей тихо и с лёгкой улыбкой. – В этот раз не такая обидная.

Ясмин пытливо вгляделась в его лицо, пытаясь понять, скрыта ли здесь новая провокация.

– Если в первый «танец Теа» девушка выбирает мужчину, он не имеет права ей отказать. Как не имеет права не оказать должного почтения. Ты должен встать на одно колено и принять мою руку, признавая власть богини, дарующей жизнь всему живому.

– У тебя будет всё моё почтение, моя богиня, – отозвался Вальдер серьёзно и опустился на колено. Ясмин сощурилась: он талантливый актёр или действительно не врёт?

Преодолев сопротивление, она едва коснулась ладонью его головы – волосы, уложенные наверх, были на удивление мягкими на ощупь, – и Вальдер прикрыл глаза. Подчинившись музыке, ладонь Ясмин соскользнула вниз, но чужак тут же поймал её и поднялся на ноги.

Приблизился и, не давая ей времени на размышления, взял за руки и плавно повёл в танце, легко повторяя движения других танцующих. Ясмин ещё хотела сохранить отстранённость, но это не удавалось. Вальдер вёл умело и просто. Уверенный шаг, сжатая в руке ладонь, наклон тела назад и поворот.

Ясмин вспомнила, как однажды танцевала этот танец с Калхасом, одним из приятелей отца, ещё тогда, в период своей ответной влюблённости, она однажды решилась пригласить Калхаса первая. Вспомнилось, как отчаянно краснели тогда щёки, когда доносились подначивания и смешки отца и его друзей. Она тогда только-только почувствовала себя девушкой, желанной девушкой. Но внимание взрослых мужчин, против ожидаемого, оказалось скорее обидным, чем вдохновляющим.

Ясмин очнулась, вспомнив, с кем и как она сейчас танцует. Вальдер сильнее сжал её ладонь в своей, возвращая в действительность. Его ладонь касалась оголённой спины. Снова хотелось сопротивляться этому влиянию, казалось, он управляет каждым её движением. И когда музыка наконец закончилась, Ясмин довольно резко вырвалась из объятий.

Вальдер выпустил и низко склонил голову.

– Благодарю за танец, богиня. – Ни грамма насмешки в голосе.

Он поднял лицо и неуловимо усмехнулся.

– Благодарю вас за внимание, дорогие гости. – Он повернулся ко всем в зале. – Был сердечно рад познакомиться со всеми вами. Я даже не ожидал, что на ваших южных землях действительно такой горячий и душевный приём. – Вальдер прижал кулак к груди и быстро поклонился. – Прощу прощения, меня ждут несколько дел. Уверен, моя прекрасная супруга сумеет вас развлечь.

Что ж. Он будто разочарован, как резко она вырвалась после танца, ну и пусть. Она не обещала перемирия. В конце концов, без него наконец можно почувствовать себя свободней.

Но вкусить свободы не удалось, и после часа, довольно натянутого, рассуждений про плантации, сбор, продажи тростника и, конечно, неловких разговоров о перевороте и магах во власти высказанные сгоряча мысли дошли и до Ясмин – она довольно скомканно завершила званый вечер.

«Надо переодеться, снять наконец удушающе тесное платье», – она сосредоточилась на этой простой мысли и после минутного колебания отправилась наверх. Ясмин поднималась по ступенькам, бездумно скользя рукой по гладким перилам.

Зачем она вернулась в этот дом, где больше не чувствует себя… целостной? Думала, что станет снова хозяйкой, но так ли это?.. Почему всё же не бежала с Рианом, почему не ищет свободы всеми возможными способами?

Что-то тянуло её сюда, как будто и впрямь залипшую в паутине… бабочку. «Пусть будет бабочка, – усмехнулась Ясмин сама себе. – Лучше бабочка, чем глупая муха. Бабочка хотя бы красивая».

Проходя по второму этажу, она невольно заметила в кресле сидящего лицом к окну Вальдера. Он не видел её: откинувшись назад, маг сцепил руки за головой и покачивался вперёд-назад. Но когда Ясмин уже хотела уйти к себе, чтобы стащить дурацкое платье, Вальдер вдруг заговорил, не оборачиваясь:

– Хочешь поговорить?

Ясмин тяжело вздохнула. Чувствовал её, даже не видя. Душу раздирали противоречивые чувства: казалось, она жаждет понять что-то о нём или о себе самой – и, может, именно они привели к ненавистному чужаку. Нужно что-то осознать. Но это и пугало больше всего. Он враг ей, он унизил, подчинил и заставляет вновь и вновь испытывать всё более мучительные эмоции. Ясмин тряхнула головой. Она никогда не боялась трудностей. И бегство от себя ничего не решит.

Ясмин вошла в кабинет и задержалась у стола. В доме всё стихло, только на кухне еле слышно звенели посудой. Но на втором этаже царили полумрак и молчание.

– Тебе не идёт это платье, – заговорил Вальдер, по-прежнему глядя в окно. Ясмин сердито фыркнула и развернулась, чтобы уйти и не выслушивать новые оскорбления, но он продолжил: – Погоди. Я хочу сказать… Дурацкая идея тащить всю моду из столицы. У вас здесь всё иначе – так и должно быть. Свои обычаи, природа, свои наряды. Своя вера…

Он наконец обернулся к ней.

– Ты сам дал это платье и заставил надеть! – со злостью ответила Ясмин. – И заставил весь вечер быть примерной женой. Хотел, чтобы я пела, улыбалась и вызывала у всех восхищение. И сам радовался, как будто заполучил в руки самую дорогую игрушку. А я снова ведусь на всё это, как дура. Скажешь, не так?

– Поёшь ты по-настоящему… – Он покачал головой, пропустив мимо ушей все её обвинения. – Пробирающе. Даже не ожидал. – Маг вскинул глаза и попросил: – Сядь рядом, пожалуйста. Или уходи, если не хочешь здесь оставаться.

Ясмин взялась пальцами за край стола и хотела было развернуться, чтобы уйти, но почему-то осталась. Опустилась на занявшую место отцовского шкафа софу.

– Тебе понравился вечер? – спросил он. – Это твои люди, они восхищались тобой, я это увидел наконец. Не пустые слова. Драться, правда, как тот конюх, вряд ли стали бы, но вот любить тебя – любят. Как достойную дочь своего отца.

– Хватит про моего отца. Ты и так рассказал мне довольно… Признайся сейчас, это была ложь? То письмо его?..

Вальдер развернулся к ней всем корпусом и сложил ладони у рта, соединив кончики пальцев и постучав по губам. Наконец произнёс:

– А ты как бы хотела: чтобы это была ложь или чтобы правда?

– Ложь, – проронила Ясмин, следя за его лицом. – Отец не стал бы…

– Стал бы, не стал бы… Ясмин, право, иногда ты выглядишь наивной. Или нарочно закрываешь глаза на то, что тебе не по нраву. Ни ты, ни твои люди на этих островах, похоже, не понимаете всерьёз, что произошло за последние недели. Это полная смена власти! Нет больше прежних порядков, понимаешь? Даже король – о, наш старина Эдмунд – хоть и остался формально на троне, но думаешь, он сейчас принимает решения?

Ясмин смотрела в его напряжённое лицо с морщинками на лбу, а вспомнила вдруг слова Гаррета на плантации и спросила невпопад:

– Что случилось с твоей семьёй?

И впервые она увидела Вальдера таким – на мгновение растерявшимся. И увидела боль в его глазах. А раньше казалось, он только умеет её причинять, но не чувствовать.

– Вечер откровенностей, да? – Вальдер хмыкнул невесело и откинулся назад. – Интересно знать, кто из моих такое трепло. Хотя понятно кто. Очаровала бойца на плантации…

– Защищаешься, – широко улыбнулась Ясмин. – Значит, и тебя задело…

– Что, думала, я не живой человек?

– Ну… Ты маг, которому есть дело до чужих сил и эмоций. Думала, забирать их себе достаточно для того, чтобы самому оставаться равнодушным.

– Знаешь, ты права в одном. Я маг и имею эту власть. И да, если хочешь честно: мне нравится провоцировать других, но это лишь… скажем так, мой способ устанавливать тесные отношения. – Он улыбнулся одними губами. – И в итоге все люди вокруг делятся на два типа: те, кто меня любит, и те, кто меня ненавидит. Меня это устраивает, мне не нужны полутона и полуправда. Только настоящие чувства, прямо из сердца.

– Вот как… Так что случилось с семьёй? Давай, расскажи, – Ясмин почувствовала, как слова полились потоком, – а я, быть может, попереживаю, поплачу от твоей душещипательной истории и подарю тебе ещё немного эмоций. Раз это так нравится. Видеть, как я страдаю или, наоборот, испытываю страсть. Как пою, танцую! Цепляет это тебя. Потому и Ирты мало – скудноваты страсти, слишком податлива и доступна! А когда вот так, что и ненавижу, и…

Она вдруг замолчала, и Вальдер потянулся вперёд.

– Ненавидишь и… что?

– Ненавижу. – Ясмин приподняла голову и посмотрела на него в упор.

Зелёный взгляд снова вывернул наизнанку, но она не отвела глаза, и Вальдер заговорил:

– Быть одарённым оказалось не так уж просто. И если в юности я гордился даром, то однажды очень горько о нём пожалел. Да, у меня была семья. Жена, дочь. И я служил в армии его Королевского Величества, не особо рассказывая другим про себя. Но пару лет назад моя жена пришлась по сердцу командиру, а дальше дело за ним не стало. Ему рассказали про мою силу, хватило пары разговоров – и я оказался на обучении у дарханов. Якобы чтобы уметь себя контролировать. Вернувшись через два года, я встретил свою жену. Рядом с командиром. – В этот момент он впервые прервал скупой рассказ и покачал головой. – Верил ему, как старшему брату! Дрянь!

Ясмин молчала. Вряд ли Вальдер сочинял всё это, чтобы её растрогать, а потому толика сочувствия всё-таки пробудилась в её душе. По крайней мере, в этот вечер она впервые поняла проклятого чужака чуть больше.

Что ж, будет хорошо использовать это однажды против него самого.

– Ну что, дорогая, где твои обещанные слёзы? – глянул он пристально и с усмешкой.

– Прости. Не получилось. – Она пожала плечами и медленно поднялась. – Но… мне жаль. Самую малость. По крайней мере, твою дочь.

– О, я так и знал. В следующий раз постарайся растрогаться побольше. Я приготовлю какой-нибудь более слезливый рассказ. – Тон его оставался смешливым, но Ясмин чувствовала, что за его бравадой огромная рана.

Рана, из-за которой он считает, что вправе обходиться с другими так же жестоко, как обошлись с ним. И впервые она увидела его слабым. Не всемогущим и наделённым властью господином, а простым и уязвимым перед той же властью.

Но Ясмин не понимала, что ей теперь делать с этим образом, поэтому предпочла выбросить его пока из головы. Глубоко вдохнув, она заявила:

– Я хочу вернуться на плантации. Мне нужно ещё время… побыть в одиночестве.

Вальдер понимающе дёрнул краем губ.

– Как пожелаешь. Ты же здесь госпожа и хозяйка.

– Смешно.

– Вовсе нет.

Она молча изучала его спокойное лицо.

– Хорошо. – Ясмин встала.

Прекрасно, раз так.

Он оставлял ей выбор. Вернуться в дом и в его постель, вернее её… или отрабатывать на плантации свою повинность за попытку убийства. И ни на чём не настаивал, хотя явно предпочёл бы первое.

22. Сделать равной

В этот раз с ней был другой охранник – не Гаррет – и более расслабленный. Вальдер наверняка сказал, что госпожа не будет сбегать, и попросил присматривать ради порядка. Или только ради того, чтобы она не смогла общаться с мятежниками.

Прошло полдня, как Ясмин ушла в глубь ряда и снова увлеклась работой. И не заметила, как дошла до рубщиков. Снова взволнованней забилось сердце. Ей нужно снова увидеть Риана. Даже недолгое общение с чужаком выбивало почву из-под ног. Она снова теряла себя, что за наваждение… И как только допустила мысль, что он может быть человечным?

Но страж, которого звали, кажется, Гауд, был неподалеку.

А, ну и пусть! Она не делает ничего плохого. И никто не запрещал ей работать и говорить с кем-то. Может, госпоже и правда ударило в голову рубить тростник наравне со всеми. Какая разница, что будут говорить, если пока ничего не изменить и Вальдер по-прежнему чувствует себя здесь хозяином.

Мысли куда-то исчезли. Не хотелось ни о чем думать. Просто удар, шаг, нагнуться, снова замах. Уже не жгло солнце и не болели руки, мышцы двигались сами, уверенно сжимались на рукояти пальцы. Ясмин только с удовольствием отметила, что оказалась сильнее, чем себя считала. Снова удар по сочному стеблю… и короткая передышка.

Вскоре, когда страж остался позади, она снова приблизилась к мятежникам и заметила среди них Риана. За эти два дня он заметно поджарился на солнце и сейчас, как и большинство мужчин, скинул рубашку, работая в одних штанах. Она невольно залюбовалась его спиной и узкими бёдрами, тем, как мышцы на руках напрягались при каждом замахе. Удар – и тростник ловко падал к его ногам.