Сказкоплётство. Архитекторы

Для наполнения энергетических баков для отстройки и заправки флота нам нужно было 60 процентов населения.

Для постройки и заправки стартовой площадки – ещё 30 процентов.

Для стартового импульса – ещё 5 процентов.

В идеале, их мучения и смерти должны были быть синхронизированы по группам.

Для этого, они должны были существовать в страхе и унынии.

Мы создавали им такую картину мира.

Мы ошиблись в оценке размеров сопротивления.

Нам не удалось добиться необходимой добровольности у большинства.

Как оказалось, оставалось ещё гораздо больше, чем мы ожидали, неспящих и они стали будить других…

Покровы были сорваны, маски были содраны, карты были раскрыты.

Началась Большая битва и мы проиграли…

_______________________________________________________________________

Часть вторая. Круг Грифоньей Стражи.

Пробуждение

Василиса проснулась от странной музыки, совсем не похожей на привычный звук будильника. Странно, подумала она, но красиво…

Сочетание этих слов «странно и красиво» стало привычным для этой молодой двадцатишестилетней женщины, в последнее время.

Уже, как год, Василисе снились и красивые, и странные сны, зачастую красивые и странные одновременно.

У них была несколько характерных особенностей – они были настолько реальны, что ей приходилось во сне самой себе напоминать, что, если есть звук будильника, значит пришла пора возвращаться (во снах Василиса никогда не помнила, куда ей надо возвращаться) – они были настолько ирреальны, что ей казалось, что она находится в параллельном мире.

И, вроде бы она дома (хотя не помнила, что это за дом), но точно не дома. Петербург во снах являлся ей ещё более античным и циклопическим. Во снах её окружали огромные здания с колоннами из драгоценных камней, просторные площади с великолепными масштабными фонтанами и садами, объединёнными какими-то ажурными, казавшимися совсем невесомыми, мостами. Видимую невесомость мостов оттеняла монументальность обелисков и пирамид.

Зачастую, город являлся ей, как будто бы сошедший с картин руинистов Пиранези, Юбера Робера, Панини или даже с гравюр 14-15 веков, только до разрушения.

То тут, то там встречались невероятные, похожие на обсерватории, сооружения с непонятным техническим оборудованием и назначением. Россия виделась, как из сказок Василия Лёвшина, которого Пушкин считал своим наставником и у которого напитался «русского духа», не только свою нянечку он слушал. Россию в её снах, так же как в книгах Лёвшина вперемешку населяли богатыри, сатиры, каббалисты…

Эти сны были интересны тем, что они снились Василисе уже целый год, а сказки Левшина, изданные в 1780г, Василиса впервые прочла около месяца назад.

Сама природа планеты, окружавшая Василису во снах, явно говорила о том, что это не Земля. Хотя на этот счёт она находила аргументы в пользу того, что подсознание выдаёт картины гигантских радужных дубрав, из-за неоднократного просмотра «Аватара» с деревьями, похожими, хотя бы, размерами.

Город из снов был прекрасен и удивителен.

Сегодня ей приснилось, как в закатные часы, тысячи шпилей с какими-то непонятными сферами, сработали, как единый механизм, единая энергетическая система, которая подсветила дворцы и храмы, мостовые и мосты тёплым жёлтым свечением… А над шпилями Петропавловки было такое невероятно красивое свечение, прорезаемое силуэтами молний, похожих на стебли или ствол, что Василиса чётко вспомнила промелькнувшую во сне ассоциацию: «Цветок на заре, заря на цветке».

И сразу же придумала логичное объяснение, что читала это выражение у Ивана Ефремова в «Лезвии бритвы».

Что касается снов, она во всём искала объяснения «такого» поведения подсознания, т.к. сама была психоаналитиком.

– Странно, но красиво, – уже привычно пробормотала она…

И пошла себе прихорашиваться к длинному дню и вечеру. Она даже представить себе не могла, что день и вечер могут оказаться настолько длинными…

_______________________________________________________________________

От Наблюдателя. Главы из книг.

В этой мерности Наблюдателю всегда нравилась поэма Пушкина «Евгений Онегин». Он вспомнил один из отрывков. Очень подходил к моменту.

В нём Пушкин писал про наставника писателей и поэтов тех времён. Василия Лёвшина.

Вот время: добрые ленивцы,

Эпикурейцы-мудрецы,

Вы, равнодушные счастливцы,

Вы, школы Лёвшина птенцы,

Вы, деревенские Приамы,

И вы, чувствительные дамы,

Весна в деревню вас зовет,

Пора тепла, цветов, работ,

Пора гуляний вдохновенных

И соблазнительных ночей.

В поля, друзья! скорей, скорей,

В каретах, тяжко нагруженных,

На долгих иль на почтовых

Тянитесь из застав градских.

Василии Алексеевич Лёвшин (17.07.1746 – 10.08.1826) Тульский помещик из рода Лёвшиных. Бедный дворянин. Участник русско-турецкой войны. Поручик. Штатский служащий. Член Петербургского императорского Вольного Экономического Общества, где числился непременным секретарём, член Итальянской Академии Наук и других научных обществ, включая филантропическое. Автор около 90 книг, пьес, сентиментальных повестей, переводов с немецкого и французского, включая энциклопедию Брокгауза и Эфрона. Автор и издатель словарей и книг по домоводству и экономической теории. Автор русских сказок.

Умер, как Будда, в возрасте 80 лет.

Наблюдатель продолжил наблюдать.