Поехали!

– Первый?

– Калуга, Лёша, не рискуй. Если что – сжигай её к хренам и уматывай. Пусть сами свои кванты раскручивают.

– Александр Дмитриевич, не переживайте.

– Конец связи, Второй.

Легко им там внизу говорить. Сжигай. Он же понимает, что это огромные средства и надежды. Весь мир практически в прямом эфире следит за экспериментом, который может принципиально изменить жизнь на планете. Столкновения этих частиц в ускорителе должны привести к появлению новых знаний в области квантовой физики. Все СМИ последние несколько недель только и трещали об этом: энергия вакуума, бесплатный ресурс для всего человечества. Не верилось Калугину ни во что бесплатное. За всё приходится платить так или иначе.

На девятом месяце врачи сказали, что дело плохо. Нет никакой возможности сохранить плод. Оля всё время плакала, Калугин всё время молчал. Они уже знали, что должна быть девочка. Он внёс предоплату за коляску и кроватку, супруга купила розовое постельное белье с лошадками. А тут вот…

Калугин объездил все перинатальные центры, привозил врачей, разговаривал с ведущими медицинскими специалистами – все говорили одно и то же: ребёнок не выживет, а если настаивать, то может погибнуть и мать. И сам Алексей скрепя сердце уже согласился с судьбой. Если потерять нарождённую дочь – страшно, то потерять любимую супругу было просто невозможно. Но сама Оля запрещала ему сдаваться. Он видел, что для неё исход, при котором она выходит из роддома одна, смерти подобен. И ему ничего не оставалось, кроме как искать снова и снова варианты, людей. Наконец он нашел старую акушерку в районной больнице, о которой говорили не иначе как о волшебнице.

Калугин не верил в магию, но верил в опыт. К тому же Оле эта морщинистая колдунья очень понравилась. Она не кокетничала, а говорила прямо, что шансы есть, но они очень малы, и что, конечно, риск для матери огромен. Но ещё она сказала: «И не такие рожали – и прекрасно живут, а потом за вторыми приходят». Есть такие врачи, которые уже только словом лечат.

Девочка родилась слабая, но здоровая. А вот Оле пришлось дважды выкарабкиваться из реанимации. Два месяца они втроём жили в больнице, пока наконец не стало понятно, что уже всё хорошо и можно возвращаться домой.

На графике появились рваные полосы. Так мониторы показывали работу ускорителя. Калугин знал, что первые запуски не опасны. Там создаются частицы, которые затем будут впрыснуты в основной круг. И вот тогда необходимо очень внимательно следить за показаниями приборов и датчиков.

– Второй.

– Второй на связи.

– Как там?

– Уныло и однообразно.

– Это замечательно. Судя по профессуре, что-то у них уже получилось. Разливают шампанское.

– Уже? Не рано?

– Да кто их, чудных, поймёт! Похоже, они переживали, что этот ускоритель вообще не заработает.

– Хотелось бы такую информацию иметь до полёта.

– И не говори. Буду держать ушки на макушке, может, ещё что проявится.

– Не забывайте делиться.

– Договорились, Второй. Конец связи.

Ужасно раздражало Калугина такое вот отношение к людям. Он практически год безвылазно провёл на орбите, видел, как собирали ускоритель, как его тестировали, общался с руководителями проекта, и даже не по одному разу. Много болтали о будущем, о мире во всём мире, о войнах, которых больше не будет, о бедности, которую искоренят. Обменивались контактами, хвалились семейными фотографиями. Почему-то никто и никогда не говорил Калугину, что ускоритель может не сработать. Ведь он болтался на орбите именно потому, что этот проект можно таким образом быстрее завершить. Без подготовки новых кадров, без привлечения дополнительных людей миссия должна проходить быстрее. Он жертвовал своим временем, которое мог бы провести с семьёй.

Два года они ютились в маленькой квартирке – служебное жильё. Там было тесно, но очень уютно. Оля боролась с цветами, которые на холодных подоконниках совсем не хотели расти, Калугин воевал со щелями в окнах и дверях. Катя первый год боролась с гравитацией, потом с острыми углами и, наконец, со сложными словами. Хорошо, что в любом языке есть несколько очень простых слов: «мама», «папа», «киса».

Потом они купили дом, который стал для них настоящим раем. Может, потому, что там всегда было тепло, а может, потому, что это было их место. Сложно объяснить это ощущение – «твоё место». Оно внезапно настигает вдруг, когда ты только попадёшь в пространство. Там хорошо, оттуда не хочется уходить.

Внезапно в молодых людях проснулась страсть к садово-ландшафтным решениям. Калугин выкопал по периметру ручей, который Ольга оформила цветами, сделали лужайку, где могла играть Катя, пристроили беседку, куда вечерами уходили пить чай и болтать о разной чепухе, когда дочь засыпала. Дом стал тем единственным местом во всей вселенной, где всегда хорошо.

– Второй.

– Второй на связи.

– Сообщите показания приборов.

Калугин услышал серьёзный тон и быстро сфокусировался на экранах.

– Датчик магнитного поля как будто барахлит.

– Второй, точнее.

– Датчик магнитного поля вышел из строя. Показывает нечитаемые символы.

– Что значит «нечитаемые»?

– Абракадабра какая-то, Александр Дмитриевич. Не могу точнее.

– Ясно. Что показывает визуальный осмотр?

– Всё по-прежнему. В чём дело, Первый?

– Пока не ясно. Конец связи, Второй.

Калугин внимательнее пригляделся к ускорителю. В иллюминатор была видна только его небольшая часть. Но на изображениях с камер, которые тоже транслировались на экраны космического аппарата, разглядеть его можно полностью. Ускоритель – огромное сооружение в виде гигантского серебристого кольца – многокилометровой змеёй, подобно уроборосу, олицетворяющему вечность, оно замыкалось ровным кругом. Что же там могло такое произойти?

– Второй.

– Второй на связи.

– Плохая новость. Эксперимент прошёл в штатном режиме, но в результате образовалась антиматерия… Что? Чёрт, Второй, меня слышно?

– Вас слышу, Первый. Что это значит? Каковы мои действия?

– Второй, Лёша. Сжигай её к чертям… Это инструкция… он должен…

– Первый! Первый!

В эфире повисла тишина. Калугин слышал, что Александр Дмитриевич, руководитель их группы и координатор, с кем-то ругается. Он даже мог понять причину. Одни люди боятся за деньги, другие – за свой успех, Александр Дмитриевич всегда переживал только за людей. Калугин видел, как однажды он всерьёз разбил лицо одному блатному конструктору, который протащил в проект своё новаторское кресло. Ребята несколько недель провели в этих пыточных ложах без возможности сменить позу, после чего закономерно приобрели сложности со здоровьем при возвращении.

Снова зашипели динамики.

– Второй, – услышал Калугин чужой голос.

– Второй на связи.

– Меня зовут Игорь Иванович Плетнёв. Координацию полётом поручили мне.

– А где Шахов? – спросил Калугин про Александра Дмитриевича.